На втором этаже отчетливо слышались шаги Беллы. И я, закрыв глаза, стал прислушиваться к мельчайшим шорохам и звукам, доносящимся из дома, стараясь понять, что же она делает. Ее сердце один раз пропустило удар и забилось с удвоенной силой. Отчего? Может быть, она увидела в окно Вольво? А потом ее сборы стали еще поспешнее, и она даже пару раз споткнулась.
Я покачал головой, и улыбнулся:
- И как она умудряется быть такой проницательной и неуклюжей одновременно.
Меня стал занимать вопрос:
- И куда же она так торопится? До начала занятий ведь еще уйма времени.
Я позволил себе думать, что она спешит увидеть меня и, может быть, скучала хотя бы не много.
Вот ее поступь зазвучала по лестнице, и она хлопнула входной дверью. Я поднял взгляд только тогда, когда звук ее сердца остановился в паре шагов от машины и немного ускорился. Наверно, она сомневалась садиться в машину или нет. Очаровательная нерешительность... пришлось улыбнуться, чтобы развеять ее сомнения.
Пока она устраивалась на пассажирском сидении, я вкрадчиво приветствовал ее:
- Доброе утро! Как дела?
Вопрос прозвучал так буднично, что мне самому стало странно.
- Хорошо, спасибо! – ответила она, но мне было мало такой бесцветной реплики.
Я хотел знать все мелочи и подробности. И больше всего меня интересовало, почему она заснула так поздно. И какие мысли и сомнения мешали ей во сне? Я желал слышать ее откровение.
- Ты какая-то усталая, - отметил я ее небольшую небрежность и вялость, вызванные слишком беспокойной ночью.
- Плохо спала, - недовольно буркнула Белла и наклонила голову, закрывшись занавесом волос, как будто хотела что-то утаить. Или возможно она обиделась на мое замечание?
- Я тоже, - с иронией присоединился я к ее ответу и, заведя мотор, отправился в школу.
Мне безумно хотелось спросить, что ее беспокоило и заставило метаться по кровати без сна, но раз она не захотела рассказывать, настаивать я не стал.
- А чем ты занимался ночью? – спросила она, наверняка вспомнив, что сон для меня не существует.
Я не был настроен отвечать на расспросы, а сам желал их задавать в неограниченном количестве. Покачав головой, я усмехнулся:
- Ну уж нет, сегодня моя очередь задавать вопросы.
- Ладно, - со вздохом сдалась она, - что ты хочешь узнать?
Я мог спросить ее о чем угодно, обо всем, что заинтересует меня и придет в голову. А я хотел знать о Белле все. Мысленно пробежав по подготовленному списку, я начал с самого обычного:
- Какой твой любимый цвет?
- Каждый день по-разному, - ушла она от прямого ответа, чем немного меня озадачила.
- Например, сегодня? – уточнил я.
- Наверное, коричневый!
Ожидая услышать любой цвет: синий, зеленый, красный, даже розовый – ведь большинству женского населения планеты нравится именно розовый, поэтому я и не поверил своим ушам. Какая нормальная девушка любит коричневый?
- Коричневый? – переспросил я.
- Конечно, - убежденно повторила Белла и привела аргумент в пользу этого цвета, объяснив свою тягу к нему, - коричневый - теплый. Я так скучаю по коричневому! А здесь все, что должно быть таковым: стволы деревьев, скалы, земля, покрыто мхом.
Белла сказала, что скучает... значит в Форксе, она не чувствует себя, как дома – это меня огорчило. Коричневый напоминал ей об Аризоне и о маме, а она так часто вспоминает их во сне и наверно мечтает вернуться туда после окончания школы – от этой мысли мне стало неуютно.
Но я постарался не спешить с выводами и хотел узнать, почему она назвала этот цвет – теплым. Повернувшись к ней, чтобы спросить об этом, я наткнулся на пылкий взгляд ее густо-шоколадных глаз и растерял слова. Ее лицо обрамляли каштановые кудри, и, вспомнив, как они запылали красным на солнце, согласился с ее доводами. А потом протянул руку, чтобы осторожно заправить непослушный локон, выбившийся из общей густоты волос.
- Ты права: коричневый - теплый, – произнес я, услышав, как Белла пропустила вдох при моем прикосновении.
Дорога до школы показалась мне еще короче, чем вчера. И когда я заглушил двигатель на стоянке, то решил не тратить зря время и по полной программе использовать его, чтобы продолжить допрос.
- Какой диск ты сейчас слушаешь?
Ее ответ опять озадачил меня... вот они современные вкусы. Как ей может одновременно нравиться классика и такое отличное от нее современное подобие музыки. Сомневаюсь, что оно достойно войти в бессмертные сборники. Я вытащил все диски, ища нужный.
- Неужели Дебюсси хуже, чем это? – спросил я, вынимая диск группы, о которой она только что упомянула.
И это было только начало дня!
Я старался заполнить вопросами все свободные минуты, которые смог урвать в школе: на переменах, пока провожал Беллу на очередное занятие и во время ленча. Получив ответы на некоторые из числа задуманных, я за урок успевал придумать еще, в два раза больше, чем она только что ответила.
Получив от Беллы карт-бланш, мое любопытство, давно изнывающее без интересующей его информации, требовало восполнить все пробелы, возникшие до этого дня.
Я даже пару раз спрашивал Беллу – Не надоела ли ей моя любознательность. Но она улыбалась мне в ответ и щедрым жестом предлагала продолжать.
Она отвечала с охотой, иногда мгновенно, иногда брала на размышления несколько секунд. Большинство вопросов давались ей легко, и лишь некоторое вгоняли в краску.
На самый обычный - о любимом драгоценном камне - она залилась изумительным цветом, чем снова раззадорила мое любопытство, и я переспросил.
- Сегодня твои глаза совсем как топазы, - рассказала она, еще больше краснея. - Возможно, две недели назад я назвала бы оникс.
Мне, безусловно, льстило такое внимание с ее стороны, но и полное поклонение, меня немного смущало. Кто я такой, чтобы менять ее пристрастия и вкусы? Всего лишь нежеланный гость в ее жизни. Я хотел настоять, чтобы она открыла мне, что любила раньше. Но, видя, что ей неловко не стал заострять внимание и продолжил
- Какие цветы ты любишь?
- Все без исключения. Только предпочитаю, чтобы они были живыми, в горшочках, а не сорванными. Зачем убивать цветы ради подарка? – задала она риторический вопрос.
Белла не желала смерти даже растениям, - невероятно трепетное отношение к сути жизни.
И так продолжалось весь день. Большинство ее ответов были непредсказуемыми, удивляя и не соответствуя ожиданиям, чем еще больше разжигали мой интерес.
Время за разговорами пролетало быстрее, чем обычно. Не успел я и трети всего узнать, как настала очередь биологии. Еще от самой преподавательской я услышал, что мистер Баннер запланировал показ очередного фильма. И уже предвкушал, чем это снова обернется для нас.
Комната снова погрузилась во мрак, и по коже со стороны, где сидела Белла, прошел всплеск электричества. Я сжал руки в кулаки и скрестил их на груди, концентрируясь на том, чтобы не двигаться. Ведь обычно я мог замирать на неограниченное время, но сейчас мне с трудом удавалось сдерживаться.
Я ощутил, как противоборствую собственному телу, как мышцы восстают, борясь с неподвижностью и требуя найти выход порывам желаний.
Сопротивляясь желанию прикоснуться к Белле, я прислушивался к стуку сердец, бившихся вокруг, но это не сильно помогло. Все равно мой слух стремился улавливать только один пульс, звучащий справа. И он был далек от спокойного состояния... и бился так часто и так исступленно, что я его буквально осязал кожей.
Я искоса взглянул на Беллу. Позой она не отличалась от меня и была неподвижна, как греческая статуя, хоть и выглядела слишком сосредоточенной и напряженной.
Смотря на экран, я не воспринимал ничего из увиденного. Перед глазами стояла картина, где я держу Беллу в объятиях и без опасений могу прикасаться к ней, ласкать и целовать. Потому что мы оба желаем этого, и между нами нет никаких преград.
Что же со мной происходит? Тяга к Белле становится все сильнее и это вызывает опасения ничуть не меньше, чем дикая жажда на ее кровь.
Сидя здесь, как бы мне хотелось просто взять ее за руку. Только прикоснуться и ничего больше, ведь этого никто не заметит... в классе слишком темно для человеческих глаз! Я вспомнил, как вчера провел пальцами по ее щеке, и моя правая рука безвольно расслабила кулак, желая повторения.
Стоп! Я задержал дыхание и, закрыв глаза, стряхнул наваждение.
Раньше я с отвращением и непониманием относился к мыслям Джессики, когда она видела во мне объект своей любви и мыслям парней, когда они думали о Белле. Но последнее время сам стал таким же одержимым. Любить человека всем сердцем, пусть даже и мертвым, и не иметь возможности выразить всю ту нежность и чувства, что ты к нему испытываешь – это и есть самая изощренная пытка. Ограничивать каждый свой порыв обнять ее, поцеловать только потому, что он опасен для нее, хотя и идет от чистого сердца.
Затратив массу усилий и перепробовав пару десятков способов прервать связующую нить между нами, я выстоял урок и не позволил желаниям взять верх.
Когда урок закончился, мистер Баннер подумал, что остался один фильм и будет тест по просмотренным материалам. Значит, завтра предстоит пройти еще раз подобное испытание. Я выдохнул, понимая, что могу не выстоять против очередного соблазна.
Как и вчера по дороге в спортзал, я старался не думать, что могу прикоснуться к Белле, но как только она остановилась и поймала меня в омут глубоких глаз, я сдался. И все «правильно» и «неправильно» отошли на задний план, а остались только я и она и связующие нас взаимные чувства.
- Только одно касание! – молило сердце, - Пожалуйста...
Рука словно руководимая собственной волей, поднялась к ее лицу, проиграв борьбу с разумностью. Здравый смысл требовал немедленно прекратить. Еще вчера я дал себе слова не делать подобных промахов, и вот очередная ошибка. Но действительно ли это ошибка?
Подавив порыв заключить ее в объятия, я молча ушел разрываемый противоречиями – злясь за свою слабость, за то, что опять подался желаниям и одновременно радуясь, хотя бы такой малой возможности рассказать ей о своих истинных чувствах. Ведь как я рассудил вчера дистанция между нами, причиняет ей боль. Она больше не должна сомневаться, что ее симпатии ко мне более чем взаимны и только желание защитить от опасности удерживает меня на расстоянии от ее тела.
Опять передо мной встали неразрешимые дилеммы.
Что хуже – риск причинить ей физические страдания или решение удерживать дистанцию между нами, тем самым отрицаю тягу к ней? И как можно было выразить любовь и не стать гибельным для Беллы?
Остановившись недалеко от входа в класс испанского, выдохнув и перестав дышать, я попробовал усмирить чувства, звучащие внутри меня как расстроенный рояль. Но тут подошел Эмметт, и пришлось идти на урок.
Хорошо, что миссис Гофф опять не обращала внимания на мое отсутствующее состояние. Она, может быть, и спрашивала меня, но я ничего не слышал и не замечал. Я только иногда ловил в мыслях Эмметта свое лицо, он беспокоился обо мне и думал, что я расстроился из-за реакции Роуз на раскрытие нашей тайны Беллой. Видно сестренка выложила все свое раздражение ему, а брат чувствовал себя виновным за ее поведение. Как ни странно, но об этом я даже и думать забыл.
Не имея возможности касаться Беллы, я не стал лишать себя удовольствия следить за ней на физкультуре. Через мысли Майка я видел, что он пристально за ней наблюдает, но старается не показывать этого, так как придумал новую тактику.
Ньютон завидовал, что Белла вчера и сегодня сидела за ленчем со мной, и он чувствовал, что она отдает свое расположение мне, а не ему, и это его бесило.
Я улыбнулся, радуясь, что заставляю его испытывать ревность... так же как и он меня!
Он не понимал, чем я лучше и считал именно себя идеалом бой-френда.
- Да любая будет рада встречаться со мной! И когда Белла поймет свою ошибку, то приползет ко мне, но будет поздно. Я, конечно, позволю ей находиться рядом с собой, пока мне это не надоест.
После этой тирады все мое веселье как рукой сняло, и я чуть не вскочил от его омерзительных мыслей. Был бы он на расстоянии вытянутой руки, и думать ему было бы уже не чем.
От резких скачков настроения у меня голова была готова взорваться, и я нервно тер висок, пока урок медленно подходил к своему окончанию.
В мысли Ньютона я не решился больше заглядывать, и немного понаблюдал за Беллой через преподавателя. Она выглядела еще более рассеянной и задумчивой, чем обычно. Нет, все-таки не слышать ее - это пытка, хотя и сладостная, особенно когда удается угадать фрагмент ее мысли.
Я вновь встретил ее у выхода из спортзала. Мы не виделись всего лишь час, а я опять боролся с огнем и жаждой чуть ли не такими же сильными, как и в первый день. Как будто моя вторая сущность наказывала мое тело за то, что оно посмело отдалиться от своей любви на долгое время.
Белла улыбнулась в ответ на мое появление, и в крови разлилось мягкое блаженство, как противоядие, заставившее забыть о жажде.
Мы молча пошли к машине, словно общаясь на новом уровне, где слова стали не нужны. Для нас стало почти достаточно только взглядов жестов и ощущений, что твоя половинка идет рядом с тобой. Я осознал, что молчание значит гораздо больше, чем тысячи произнесенных слов.
Но когда мы сели в салон, я возобновил попытки узнать больше о ней, и ее жизни. Снова неиссякаемый поток вопросов с моей стороны и масса ответов и подробностей с ее.
Разговор не закончился даже когда за окном пошел дождь, сообщая, что более-менее удачной погоде пришел конец, а мы так и продолжали сидеть в машине около ее дома, скрытые ото всех плотной пеленой ливня.
Мое дыхание перестало отличаться от обычного. Хотя концентрация аромата в салоне была по-настоящему восхитительна. Можно подумать я попал в ароматическую комнату, созданную с одной целью - доставлять блаженство.
Я, наконец, началась серию вопросов, касающихся ее жизни в штате великого каньона.
И отметил, что еще ни разу не видел, чтобы Белла с таким жаром и азартом рассказывала о чем-либо. Да, Аризону она очень любила. Это было видно по всему: ее мимике, жестам и горящим от восторга глазам, когда она описывала Финикс. Мне было трудно принять такое обожание незнакомого города, ведь я там не разу не был.
Я привык видеть вокруг себя холод и сырость и каждое появление на солнце воспринимал как временную необходимость, а не как причину для радости. И слушать восторги Беллы о зное, обжигающем ветре и прочих особенностях Аризоны, было для меня выше понимания.
Мы просидели в машине до самого вечера, и только потом я подумал, что единолично завладел ею почти на весь день. Она наверняка устала от постоянных вопросов, а я решил в рекордные сроки узнать о ней все! Пришлось приказать себе остановиться.
Тем более, почему бы не растянуть удовольствие, у нас ведь еще будет завтра и столько времени, сколько мы оба захотим провести вместе.
Но на сегодня вполне достаточно.
И тут еще я услышал знакомый гул двигателя – Чарли возвращался с работы домой, через несколько минут он будет здесь.
Я вздохнул, вот и снова пришло время расставаться, а мне этого так не хотелось.
- Ты закончил? – уточнила Белла, когда после очередного ее ответа, не получила вопрос.
- Вообще-то нет, - поморщился я, - Просто твой отец скоро вернется домой.
- Чарли! - воскликнула она.
Поведение Беллы выдало, что она и думать забыла о нем. Получается, что, кроме того, что я утомил ее своими допросами, так еще своим вмешательством успел и от семьи ее оторвать. Прелестно! Она выпрямилась на сидении и замерла, а я проследил за ее взглядом и наткнулся на клубящиеся высокие облака, которые своей мрачностью приблизили наступление ночи. Вот и закончился очередной день, такой быстротечный... но такой познавательный и счастливый!
- Сколько сейчас времени? – спросила она, почему-то шепотом. А я неотрывно смотрел на небо, пытаясь обуздать скоротечный бег времени и смириться с тем, что пришла пора в очередной раз сказать любимой «Прощай».