На них насело слишком много подлодок. Кораблей охранения не хватало. Конвою явно недоставало скорости и маневренности. "Компас роуз" сбросил более сорока глубинных бомб. Остальные корабли охранения тоже вели себя весьма энергично. «Вайперос» после точно проведенной атаки получил убедительные доказательства попадания: пятна соляра и обломки всплыли из глубины. Но в целом все это очень напоминало мартышкин труд. Когда вокруг столько подлодок, нужно чудо, чтобы выбраться из мышеловки. А чудо все не совершалось. Победить было невозможно. Отступать было некуда, Конвой сомкнул ряды, увеличил скорость.
"Компас роуз" не был никогда так набит спасенными, как в этот раз. У них имелись теперь лазарет и фельдшер. Локкарт ни за что не справился бы с потоком раненых. Но, кроме пострадавших, нуждающихся во врачебной помощи, корвет насобирал столько моряков с утонувших кораблей, что их число превысило количество членов команды. В кают-компании расположились четырнадцать офицеров торгового флота, в их числе — три капитана. Кроме того, на борту оказался еще сто двадцать один человек. Матросы, кочегары, коки. Индийцы, китайцы. Днем и ночью слонялись они по верхней палубе, теснились в кубрике в ожидании обеда, завтрака и ужина.
Кубрик набили людьми почти до потолка. Они сидели, стояли на коленях, лежали под столами, свернувшись калачиком. Они пристраивались во всех углах, где только удавалось. Они лежали, вытянувшись на широких вентиляционных люках. Люди, страдающие морской болезнью. Люди, кричащие во сне. Люди, жадно пожирающие пищу. Люди, неподвижно глядящие в пустоту к уцепившиеся скрюченными пальцами за свой скарб. Стонущие, раненые, помешавшиеся, которые смеялись неизвестно над чем. Были там и люди, которые могли даже улыбнуться и толково ответить на вопрос. Но ни страшная теснота, ни тряпье, ни нефть, ни бинты, ни запах грязных и потных тел не мешали команде "Компас роуз" делать свое дело.
Когда Локкарт глядел на полубак, переполненный толпами спасенных, среди которых сновали матросы корвета, то думая только об одном. Предположим, в них, как и в «Соррель», попадет торпеда. Предположим, что корабль, как «Соррель», разломится пополам. Что произойдет здесь? Какая кровавая мясорубка здесь будет, когда они пойдут ко дну? А ведь некоторые из находившихся теперь в кубрике уже во второй раз были спасены.
Как-то Локкарт перевязывал руку одному из моряков, и тот спросил:
— Плавать с ней я смогу, а?
— Обязательно, — улыбнулся Локкарт, — но в этот поход лучше уж воздержаться.
Матрос посмотрел ему прямо в глаза и кивнул головой:
— Вы правы: если с нами что-нибудь произойдет, то мы, считай, в гробу.
К вечеру того же дня от адмиралтейства пришла еще одна радиограмма: "В вашем районе одиннадцать подлодок. Эсминцы «Ланселот» и «Либерал» присоединятся к конвою к 18 часов. — Эсминцы! Это же здорово! — радостно воскликнул Бейкер. — Удивительно хорошие корабли. Совсем новенькие!
— Если б так, — ответил Морель, читавший копию радиограммы, — У немцев одиннадцать подлодок. По одной на каждый оставшийся корабль. Странно даже предполагать, что больше ничего не произойдет.
Усталость и напряжение, возраставшие в последнюю неделю, достигли своего предела. Людям надо отдохнуть. А до прихода в гавань оставалось целых два дня…
Эсминцы присоединились к конвою ровно в 18.00. Они пришли с юго-востока. Стройные, быстрые и мощные. Скорее даже легкие крейсера, чем эсминцы[6] . Каждый стоил трех обычных кораблей охранения. Эсминцы внесли оживление в их ряды. Стрелой летая вдоль и поперек конвоя на скорости 35 узлов, они подействовали воодушевляюще на унылый и потрепанный строй.
— Вот выхваляются! — сказал старший сигнальщик Уэлльс, наблюдая в бинокль, как проносились мимо эсминцы, выполняя какое-то воображаемое поручение. Но в голосе его прозвучала нотка зависти, когда он добавил: — Им хорошо так носиться. Их не было с нами последнюю неделю.
С наступлением сумерек эсминцы наконец угомонились. Один шел во главе конвоя, другой — в хвосте. В эту ночь была еще одна атака. Жертвой ее стал самый маленький корабль каравана. Он шел ко дну медленно. На нем погиб только матрос-индеец, прыгнувший в воду, а угодивший прямо в стоящую у борта спасательную шлюпку. Этот корабль был уже одиннадцатой потерей.
Зато в следующую ночь, когда конвой находился всего в трехстах милях от Гибралтара, подлодки наверстали упущенное.
Последняя ночь стоила им еще трех судов. Один танкер немцы торпедировали и подожгли прямо возле "Компас роуз". Корвет кружил вокруг горящего корабля, из разорванного борта которого хлестала нефть. Струя сразу загоралась, растекаясь по поверхности моря огромным пылающим ковром. На фоне гигантской пятидесятифутовой стены огня силуэт "Компас роуз" должен был стать великолепной целью. Эриксон прекрасно представлял себе возникшую опасность, но им приказали спасать людей. С танкера опускали шлюпки, стремящиеся уйти подальше от горящего факелом корабля. Теперь "Компас роуз" вынужден подвергнуть опасности две сотни человеческих жизней ради спасения пятидесяти…
Пока Эриксон взвешивал все «за» и «против», на корабле не было ни одного человека, который захотел бы поменяться с ним местами.
— Стоп машина! — приказ был коротким и решительным.
— Есть стоп машина, сэр…
— Старпом!
— Сэр?… — отозвался Локкарт.
— Приготовьтесь принять на борт потерпевших. Шлюпку спускать не будем. Пусть сами сюда плывут. Видит Бог, мы как на ладони. Да поторопите их в мегафон.
Корвет медленно остановился и, мягко покачиваясь на волне, замер, освещенный пламенем пожара. С мостика можно было различить каждую деталь на верхней палубе. Гигантская иллюминация освещала их ровным ярким светом. Позади корвета вытянулась длинная черная тень. Лица багровели в блеске пожара. На корме, возле своих расчетов, стоял Ферраби и следил за тремя шлюпками. Он слышал слабые крики, видел спасающихся вплавь. Ферраби хотелось, чтобы корвет оставил эту затею и снова пошел вперед.
…А всего в нескольких футах от него, на шкафуте по левому борту, стоял Локкарт. Он хладнокровно руководил подготовкой: налаживал люльку для подъема раненых, привязывал к борту сеть, по которой будут взбираться потерпевшие.
Ферраби наблюдал за его действиями не с завистью и восхищением, а с какой-то ненавистью. "Черт тебя побери, — думал он. — Черт тебя побери! Почему ты не чувствуешь того же, что и я? А если чувствуешь, то почему этого незаметно?" Он отвернулся от резко очерченных пожаром фигур и обратил взор к черному небу, покрытому клочками дыма, усеянному искрами. Ферраби хорошо понимал, что ни одна лодка, находящаяся хотя бы в пятидесяти милях отсюда, не может пропустить такой маяк. А если подлодка в пяти милях от пожара, то она не могла бы противиться искушению выпустить в корвет торпеду. А с двух миль ни одна лодка не промахнулась бы, атакуя такую мишень, резко очерченную на фоне огненной стены. Легкая добыча для любого новичка-подводника.
К борту подошла первая шлюпка. Стукнулась» о железную стенку корабля, замерла, царапаясь и скрежеща о металл деревянным бортом.
— Лезьте наверх! — крикнул Локкарт.
— Благослови вас Бог, что остановились! — раздался чей-то задыхающийся голос. И работа началась.
Минуты шли, а они все еще были целы, все еще стояли, ярко освещенные пламенем, подбирая одного за другим потерпевших. Уже сняли всех с трех шлюпок, уже подплывали одиночки, И с каждой минутой их положение казалось все более безвыходным. Занятым работой было легче. Те же, кто оставался без дела, — Эриксон на мостике, кочегары ниже ватерлинии — навсегда запомнили, что такое страх.
С ними так ничего и не случилось. Это было чудом той ночи. "Компас роуз" ничем не заплатил за свою рискованную игру. Наконец корвет снова тронулся в путь. Машина стучала громко и торжествующе. Корабль шея прочь от пламени и запаха горящей нефти, неся на борту несколько десятков спасенных, вырванных из самих зубов смерти.
Еще один корабль конвоя пошел ко дну перед самым рассветом. А когда день стал набирать силу, они оказались свидетелями последнего жестокого происшествия этого похода.
Отставший из-за какой-то неисправности корабль неожиданно стал медленно погружаться в воду. Его торпедировали. Из-за большого крена, полученного от попадания торпеды, ни одна лодка от него не отвалила. Матросы бросались в море и торопились отплыть подальше от смертельного водоворота. "Компас роуз" кружил поблизости, пока корабль исчезал с поверхности моря. Вот он совсем исчез, и на воде появились мелкие и крупные воронки водоворота. Эриксон направил корвет в центр катастрофы, к темным точкам человеческих голов. Но когда капитан уже готов был отдать приказ спустить шлюпку, эхолот засек цель. Сигнал был ясным и четким. Локкарт, находившийся по боевому расписанию в гидроакустической рубке, почувствовал, как екнуло сердце. Наконец-то!
— Засекли цель! — крикнул он. — Курс 225. Движется влево. — И сосредоточенно склонился над аппаратом.
Эриксон прибавил обороты и повернул к цели. Им требовалось расстояние для разгона, чтобы сбросить глубинные бомбы
— На что это похоже, старпом? — спросил командир. Локкарт, прислушиваясь к шумам эхолота и глядя на кривую самописца, ответил:
— Подлодка, сэр. Ничем другим это быть не может, — Он продолжал громко повторять курс и расстояние до цели.
Эриксон решил атаковать. Но сначала совсем не обратили внимания, что корвет должен сбросить глубинные бомбы там, где спасались вплавь люди…
У командира перехватило дыхание. В воде было человек сорок. Если продолжать атаку, то наверняка все они погибнут. Эриксон знал, как и все на борту, действие подводных взрывов: удар, заставляющий море подпрыгнуть вверх, закипеть, фонтаном подняться к небу. После этого на поверхности плавают обрывки водорослей и дохлая рыба. Но теперь, кроме рыбы и водорослей, в море были люди. Они торопились в их сторону с доверием и надеждой… А под ними была немецкая подлодка. Ее нужно было уничтожить. Капитан слышал шумы лодки через специальный громкоговоритель и убедился в правильности предположений Локкарта. Бежали секунды. Расстояние стремительно уменьшалось. А Эриксон все боролся с сомнениями. Инструкция гласила: "Атаковать любой ценой", И вот перед ним живая страница этой инструкции. Люди на поверхности моря не имели никакого значения, когда дело шло о том, чтобы рассчитаться с одним из убийц…
Командир еще раз попытался найти лазейку и избежать того, что должен был сейчас сделать.
— На что это похоже теперь, старпом?
— Как и раньше: очень четкое эхо… Наверняка подлодка.
Движется?
— Очень медленно.
— Прямо над этим местом плавают люди.
Ответа не последовало. Между "Компас роуз" и подлодкой расстояние все уменьшалось, Последние шестьсот ярдов. А в том месте где они встретятся, плавали люди…
— А теперь как там, старпом? — повторил свой вопрос Эриксон.
— Теперь она остановилась. Самое сильное эхо за все время.
— В воде люди.
– А под ними — подлодка.
"Ну, хорошо, — подумал Эриксон в приступе неожиданной жестокости. — Хорошо, будем атаковать лодку. Перестав колебаться, он скомандовал расчетам бомбометания:
— По местам стоять. К атаке — товсь!
Сделав этот страшный выбор, он решил думать только об атаке.
Люди в воде дико закричали, замахали рунами, поняв, что происходит. Некоторые бросились в сторону с пути корабля, прилагая отчаянные усилия уйти на безопасное расстояние от места предполагаемого взрыва глубинной бомбы. Другие, те, что соображали похуже или были сильнее утомлены, все еще думали, что корвет спешит им на помощь. Эти продолжали радостно махать руками и улыбаться до последнего мгновения. Корабль врезался в самый центр качающихся на поверхности голов, как ангел-мститель. Изумление и ужас пловцов передались многим из экипажа "Компас роуз". Особенно команде глубинников, которые все еще не могли поверить в то, что они сейчас сделают.
"Компас роуз" несся среди плавающих людей, разрубая некоторых винтом. Несся под звон боевой тревоги. Железные бочки глубинных бомб катились по рельсам к краю кормы, где их подхватывал бомбосбрасыватель.
Последовали секунды молчания. Люди в воде и на борту глядели друг на друга, не веря происходящему. Смотрели с жалостью и страхом. Как страшные удары молота, раздались взрывы бомб…
К счастью, подробности были скрыты вихрем брызг и грохотом взрыва. Но одна деталь этого страшного деяния врезалась в память каждого. Когда взорванная изнутри вода поднялась вверх огромным серым облаком, одинокая фигура человека взлетела на самую верхушку фонтана, нелепо махая руками и ногами. Всем казалось, что человек долго висел в воздухе, прежде чем упасть обратно в воду. И словно бы проклинал их…
Когда они вернулись в район взрыва, потеряв шумы подлодки, их глазам открылась жуткая картина. На поверхности воды, покрытой пленкой крови, покачивались убитые, разорванные в клочья, обезображенные. Чайки уже хозяйничали вокруг, крича возбужденно и восторженно. Кроме птиц, все замерло.
Никто не смотрел на Эриксона, когда они покидали это страшное место. Но если бы кто-нибудь взглянул в его сторону, то поразился бы опустошенности и невероятной бледности его лица, Эриксон уже понимал, что никакой подлодки не было. Эхолот засек торпедированный корабль, медленно идущий на дно. Шум создавала потревоженная им вода…
Когда они прошли проливы, почувствовали горячее дыхание африканских пустынь и взяли курс на Гибралтар, то давно уже утратили душевное равновесие. Они были в состоянии боевой готовности восемь дней подряд. Восемь бессонных ночей. Они прожили это время в постоянной тревоге. Едва ли в этом походе была хоть минута, когда они не помнили об опасности. Они жили на битком набитом корабле, население которого раза в три превышало обычные нормы.
Вряд ли можно было придумать более тщетный и более дорогой способ траты нервов и выдержки. Кроме «Сорреля», гибель которого была для всех наибольшей катастрофой, они потеряли еще 14 судов. Две трети всего конвоя. Две трети, стертые с поверхности моря серией групповых атак. Чувство неизбежной тщетности всего, что бы они ни делали, не покидало их. Сознание того, что подлодок всегда будет больше, чем кораблей охранения, что подлодки могут нанести удар а любое время, когда захотят, было самым ужасным приобретением похода. Они были способны только подсчитывать потери на рассвете да время от времени попусту демонстрировать силу. В конце концов им надоело и это убийство, и битва.
За потери конвой отплатил потопленной «Вайперосом» подлодкой и еще одной, которая, возможно, была уничтожена. "Компас роуз" спас 175 потерпевших — почти вдвое больше собственного экипажа. Но это казалось лишь каплей в море по сравнению с потерями. Ничем, по сравнению с количеством людей, которых они убили взрывами своих глубинных бомб, вместо того чтобы спасти их. И это казалось совсем ничтожным при виде горя командира «Сорреля», задумчиво и безмолвно стоявшего на мостике "Компас роуз", когда корвет входил в Гибралтарскую гавань, огибая огромный утес Рок, надменно нависший над крошечными побежденными кораблями.
Локкарт проводил капитан-лейтенанта Рамсея до его квартиры рядом с Морскими бараками. Молчаливая прогулка по шумным улицам через веселую толпу. В конце концов они расстались почти как незнакомые. Локкарт возвратился на борт, но заснуть не мог. Он дошел до конца шкафута и увидел командира. Эриксон стоял возле своей каюты, опершись на поручни, смотрел в воду и что-то бормотал.
— У вас все в порядке, сэр? — спросил Локкарт.
— Нет, — сразу ответил капитан, — Вам-то я могу сказать "нет".
Голос его был хриплым. Трудно даже сравнивать теперешнего Эриксона с тем спокойным и уверенным человеком которого Локкарт видел и слышал на мостике.
Локкарт подошел, облокотился на поручни совсем рядом с ним. Перед ними расстилалась в лунном призрачном свете бухта, чернела громада авианосца "Арк Ройал". За их спинами высился огромный Гибралтарский утес. Вершина, к которой они стремились много дней и ночей.