– Макс сказал, что ты не хочешь возвращаться на работу, – сказал он, пытаясь найти тему для разговора, которая не будет испытывать его терпение.
Девушка отвела глаза и тихо ответила:
– Всем будет только лучше: на Макса перестанет давить отец, Лобков успокоится и не будет вредить собственной компании, а ты… – Маша печально улыбнулась, заставив его сердце глухо бухнуть в груди, – ты облегчённо вздохнешь, ведь я наконец-то уволюсь и не буду раздражать тебя своим присутствием.
– Глупо, – произнес он.
– Пусть глупо! – воскликнула Маша, сжав кулаки. – Я… там… никому не нужна! Как только я снова оступлюсь, так от меня сразу избавятся, глазом не моргнув.
Швецова встала из-за стола и сгорбилась под тяжестью собственных эмоций.
– Я устала… так устала…
Не говоря больше ни слова, она поплелась к выходу, словно старушка. С каждым шагом Маша понимала, что сердце так сильно щемит в груди, что слезы наворачиваются. Она вынуждена была признать, что история любви Маши и Лёни закончилась, и он не остановит её сейчас, но если бы вдруг это произошло, то она, не задумываясь, пошла бы за ним хоть на край света.
– Маша, – вдруг сказал он, и девушка испуганно вздрогнула.
Откуда он узнал? Как?
– Маша была особенным для меня человеком, – произнес он глухо. Она поняла: конечно же, он не мог знать, что она заперта в теле Виолетты. Но зачем он говорил ей это?
– После её… ухода, – он так и не смог произнести ужасное слово «смерть», – …я будто замерз, – Лёня улыбнулся, но так грустно, что Маша физически почувствовала его боль. – Ты напоминаешь мне её: манера говорить, вспыльчивость и даже то, как ты краснеешь. Я не знаю, нравишься ли ты мне или это безумное сходство, но я хочу сказать: «Не уходи!» Возможно, ты даже сначала останешься со мной, но потом ты начнешь сомневаться – вижу ли я тебя, или Машу в тебе. В конце концов мы расстанемся.
Повисла тягостная тишина. Маша ждала. Чего? Она и сама не знала.
– Но я решил рискнуть и сказать тебе: «Не уходи!»
Маша смотрела на любимого и не могла сдержать слёз – это плаксивое тело Мышкиной вечно плакало. Как же она любила этого мужчину. Он не догадывался, что в Виолетте он чувствовал её, Машу, и любил даже в чужом теле.
Девушка сделала несмелый шаг навстречу к Тетереву, потом ещё один, а затем, словно комета влетела, в его объятия.
Рука Леонида легла на её затылок и притянула голову девушки к себе. Их губы встретились в жадном поцелуе – он был, словно лесной пожар, выжигающий всё на своем пути. Они, как в лихорадке, срывали с себя одежду, при этом не размыкая губ. Когда их обнаженные тела соприкоснулись, Лёня поднял девушку, а она обвила его ногами за талию и так они упали на кровать, охваченные страстью.
Маша не понимала, что с ней происходило – голова кружилась, словно она долго вращалась с закрытыми глазами, а потом падала или парила. Они достигли оргазма вместе и Швецова томно открыла глаза. Ей сразу бросились в глаза часы на стене напротив и она счастливо засмеялась.
Лёня приподнялся, подставив под голову руку, взирая на веселящуюся девушку. К собственному удивлению, он понял, что сам улыбается, глядя на неё.
– Ты чего? – тихо спросил он.
– Шесть минут, – хохоча произнесла Маша, но увидев непонимание в его глазах, пояснила, – мы занимались любовью ровно шесть минут.
– Не помню, чтобы ты была разочарована, – холодно произнёс он, отворачиваясь.
Но Маша ещё громче засмеялась, поняв, что невозмутимый Тетерев обиделся. Она прижалась к его спине и покрыла её быстрыми поцелуями.
– Ты не понял, – нежно произнесла она, – это были лучшие шесть минут в моей жизни.
Лёня не отвечал, и Маша заволновалась, заглядывая в его серьезное лицо.
– Ты обиделся? Я… я ведь… – Маша прикусила губу, и вдруг он перекатился и оказался сверху.
Его глаза смеялись, и он ущипнул дерзкую девчонку, а потом стал щекотать, а она – вырываться и извиваться.
– Сдаюсь, – смеясь, только и смогла произнести она и вдруг смущенно покраснела, – Лёня?
– Ммм…
– А можем ли мы… – она прочистила вдруг пересохшее горло, – повторить эти шесть минут ещё раз?
Лёня расхохотался и Маша смутилась ещё сильнее, уже жалея, что вообще открыла рот.
– Нужно знать волшебные слова, – произнес он, мстя ей за собственное смущение всего несколько минут назад.
– Пожалуйста, – попросила она, но он покачал отрицательно головой.
Маша зажмурилась и еле слышно прошептала те самые волшебные слова:
– Займись со мной любовью.
Тетерев не смог сдержать то ли стон боли, то ли ещё чего-то, но он вдруг привлек её к себе и подарил нежнейший поцелуй, от которого хотелось заплакать.
В тот вечер Лёня подарил ей больше чем шесть минут наслаждения, но главное, когда девушка уже почти спала, то услышала произнесённые едва слышным шепотом слова: «Я люблю тебя!»
С этими словами, обволакивающими счастливое сердце, она заснула, чтобы на следующий день проснуться и испытать настоящий шок.
Когда она открыла глаза, то не сразу поняла, где находится – все ослепляло белизной. Несколько раз моргнув, Маша, наконец, смогла увидеть окружающие предметы. Это же больница! Ведь она уснула в объятиях любимого и не понимала, как же оказаться здесь.
Девушка стала осматриваться – её палата была уютной, в отличии от тех, в которых она успела побывать в детстве. И если сначала ей показалось, что все вокруг белое, то лишь от того, что солнце ярко светило в окно. Но оглядевшись, она увидела бежевые занавески и стены нежно-персикового цвета. На столе стояло несколько пышных букетов цветов. Но среди всех она нашла те, что нравились ей больше всего, – ромашки. Это было странно, ведь только Лёня и родители знали о её предпочтениях, но все это относилось к Марии Швецовой, а не к Виолетте Мышкиной. Конечно, это не означало, что она разлюбила свои любимые цветы, просто, став другим человеком в прямом смысле слова, она никому не говорила о тех вещах, которые ей нравились.
Маша попыталась вспомнить хоть что-то, объясняющее её присутствие в больнице. Но все, что всплывало в мыслях – страстная ночь с Леонидом. Девушка почувствовала как щеки стали горячими, потому что лишь от одного воспоминания о прошлой ночи она испытывала смущение, ведь за два года это была их первая близость.
Все ещё с трудом верилось, что Лёня смог полюбить её снова, но в каждом его прикосновении чувствовалась тревога, будто он боялся её вновь потерять. Когда она засыпала ночью, он так крепко обнимал её, словно боялся, что она исчезнет. И вот, когда должно было наступить утро, наполненное неловкостью и смущением, она оказалась в больнице.
Маша раздраженно вздохнула. Она так хотела испытать все эти эмоции, ведь после них наступило бы облегчение от того, что это оказался не сон.
Сон? А может, ночь с Леонидом ей и вправду приснилась?
Маша покачала головой. Этого не может быть! Она ни за что не поверит, что всё было неправдой.
Швецова решительно отбросила одеяло и села. Она обязательно должна всё выяснить, прежде чем снова топить себя в бездонной жалости и депрессии. Однако девушка не ожидала, что тело будет так плохо слушаться, словно налитое свинцом. Всего лишь от одного усилия встать она ощутила ужасную усталость.
– И куда ты собралась, спящая красавица? – раздался голос возле двери.
Маша вскинула голову и встретилась с встревоженными глазами Тетерева.
Стремительно подойдя, он обнял её так сильно, что у Маши перехватило дыхание.
– Как же ты меня напугала! – эмоционально произнёс Леонид. – Почему ты постоянно убегаешь от меня? – с болью в голосе спросил Тетерев, наконец ослабив объятия и заглянув ей в лицо. – Но я не отпущу тебя, даже если мне придётся последовать за тобой на тот свет.
– Лёня… я…
– Я больше не позволю тебе работать в магазине! – твердо произнес он, насильно укладывая её обратно в постель.
Девушка удивленно приподняла брови, ведь уже два года она там не работала.
– Но я…
– Нет. Даже не пытайся спорить со мной, Мария! – непререкаемо прервал он её, и вдруг, испуганно всмотрелся в побледневшее лицо девушки. – Машенька, тебе плохо?
Он резко вскочил и нажал кнопку вызова медсестры, ругая себя, что не сделал этого сразу, как только она очнулась.
Когда его волнение достигло пика, он услышал её еле слышный дрожащий шёпот.
– Как ты назвал меня? – кусая губы, спросила она, думая, что сходит с ума.
– Мм… Машенька, – озадачено ответил он.
– Дай… дай мне зеркало! – нервно потребовала Швецова.
Лёня с сомнением посмотрел на входившего в палату врача, и тот кивнул. Медсестра побежала выполнять его поручение и через минуту уже передавала зеркало пациентке.
Девушка всматривалась в своё отражение, её глаза были широко распахнуты, по щекам струились слёзы, а на лице читалось такое явное недоверие, будто она увидела там кого-то другого, а не себя.
– Милая, – осторожно произнес Лёня, – тебе не о чем волноваться. Ты отлично выглядишь, не считая бледности и немытой головы.
Маша нервно всхлипнула – немытые волосы волновали её меньше всего.
– Я вернулась! – дрожащим шёпотом произнесла она и разрыдалась.
Солёные слёзы падали на гладкую поверхность зеркала, из которого на неё смотрело лицо Марии Швецовой.
Неужели она снова стала собой? Врач начал осматривать её и задавать вопросы, на которые она отвечала автоматически, боясь отвести взгляд от собственного отражения.
Стоп! Но ведь её тело было похоронено несколько лет назад.
– Маша, вы меня слышите? – спросил врач, заметив, что девушка изменилась в лице.
– Что? – встрепенулась она, настолько углубившись в собственные мысли, что в какой-то момент просто перестала слышать.
– Я говорю, что во время взрыва вы получили травму головы и пролежали в коме четыре месяца.
– Что? В коме… четыре месяца? О, Боже!
Швецова не могла поверить в происходящее. Так значит никаких двух лет жизни в теле Виолетты Мышкиной не существовало, а все было лишь жестокой иллюзией, которую подкинул ей разум.
Лёня обнял её. Маша, положив голову ему на плечо, почувствовала настоящее облегчение. Его надежные руки и тепло тела успокаивали.
Наконец-то ей стало известно, что произошло в тот ужасный день. Когда прогремел взрыв, они с Виолеттой успели добежать до рядов с товарами, но от ударной волны на них начали падать полки. Маше на голову упала тяжелая коробка, и она мгновенно потеряла сознание. А Виолетта отделалась переломом ноги, а так как она часами просиживала и разговаривала с подругой, находившейся без сознания, то, видимо, что-то мозг Швецовой смог воспринять и задействовать в иллюзии, которую видела Маша.
Врач оставил Машу и Леонида наедине, удовлетворённый осмотром и состоянием пациентки. Неожиданно для себя девушка смутилась, потому что Лёня не сводил с неё нежного взгляда.
Возможно, те слова «я люблю тебя», которые она услышала перед тем, как очнуться в больнице, не были выдумкой, но ей хотелось услышать их вновь.
– Лёня… Маша… – произнесли они одновременно.
Швецова замолчала, давая ему возможность первым сказать то, что он собирался. Тетерев был чрезвычайно серьёзен.
– Маша, на этот раз я не приму никаких возражений, – твердо произнес он. – Как только ты окончательно поправишься – мы сразу поженимся!
Неужели только что он сделал ей предложение руки и сердца?
У девушки вытянулось личико, а потом она звонко рассмеялась – все оказалось именно так, как и говорил Макс. Может быть, сон оказался не совсем сном?
Девять месяцев спустя
– Мария Артёмовна, вас вызывает начальник, – сказал один из менеджеров супермаркета, в котором она работала.
– Приду через пятнадцать минут, – отмахнулась Маша, продолжая давать наставления новой сотруднице.
– Он сказал, что это срочно.
Девушка фыркнула и, извинившись перед новенькой, направилась к начальнику. Вот уже восемь месяцев она работала в отделе кадров и лично наставляла новых сотрудников.
Маша резко постучалась, недовольная тем, что её оторвали от дела, и вошла в кабинет. Её начальник был весьма интеллигентный мужчина лет пятидесяти, лицо которого всегда излучало доброжелательность, однако сейчас он был мрачен.
– Мария, начну без предисловий, – сказал он, как только она уселась на стул напротив него, – уходи в декрет!
– Сколько раз повторять, я прекрасно себя чувствую и не собираюсь ни в какой декрет! – хлопнув по столу ладошкой, отрезала она.
– Тогда мне ничего другого не остается, – он тяжело вздохнул и выпалил на одном дыхании, – ты уволена!
– Что?! – ноздри Маши стали раздуваться, а глаза заволокла пелена ярости.
Начальник побледнел.
– Машенька, только не волнуйся, это приказ твоего мужа.
– Ах, мужа!