- Саш, мы едем ко мне домой. Я не отпущу его, - строго и немного зло.
- Я сам его туда не повезу, - процедил Саша сквозь зубы и сорвался с места.
Глава 13.
- Саш, - Дима сделал несколько осторожных шагов вперед и коснулся кончиками пальцев щеки друга.
Саша вздрогнул и перевел малоосмысленный взгляд на блондина. Он думал, выпуская колечки белого дыма в подъездный полумрак. Его брат теперь был в надежных, заботливых руках. Больше ни тени сомнения в том, что Мишка по уши влюблен в его несносного брата, а тот отвечает ему взаимностью. Правильно ли то, что сделал Глеб? Глупость или осознанный и осмысленный шаг для того, чтобы быть с тем, кого любишь? Глупость, однозначно, глупость. Саша тряхнул головой и все же решил узнать, что от него хочет Дима.
- Что? – в воздухе растворилась очередная бело-сизая струйка дыма.
- Поехали ко мне, - тихо, но умоляюще.
- Дим…, - Саша замолчал, не имея никакого представления о том, как сказать Диме, что он против таких отношений, что не готов к поступкам Глеба, да не нужно оно ему, он удовлетворил свой интерес, потушил пыл, который терзал низ живота после того поцелуя, на этом все, - давай в другой раз, не сейчас, - брюнет выдохнул, наблюдая, как дым поднимается под потолок, он не хотел смотреть Диме в глаза.
- Ясно, пока, - Дима натянуто улыбнулся и стал спускаться по лестнице, лифтом парень пренебрег.
- Спасибо, что помог! – крикнул Саша в спину друга, но тот даже не обернулся, только рукой махнул в знак того, что услышал его слова.
Когда Димины шаги стихли, Саша оперся о стену, прикрыл глаза и откинул голову. Сумасшедшая ночь, за которой последует не менее сумасшедший день. Сейчас ему предстоит вернуться домой. Не хотелось мельтешить перед глазами брата и Миши, им сейчас не до него. Но дома… Дома его ждет неизвестность. Что будет после того, как отец поймет, что младшего сына он потерял? Будет и дальше отравлять малому жизнь или все же махнет на него рукой, делая вид, что Глеба не существует в природе? А мать? Что мама? Сможет она осознанно потерять сына? Что, черт возьми, будет теперь с их семьей? Только вопросы… Ответы знать на них не хочется. Хочется, чтобы все было по-прежнему. Тишина, мир, покой и уют. Но это невозможно. Отец не простит, не примет, никогда.
- Миш, - парень поднял голову и посмотрел усталым взглядом, эта ночь выпила из них все соки, силы, как моральные, так физические, кончились, - Я поеду, - морщась, сказал Саша.
- Езжай, - устало, на выдохе.
- Как Глеб?
- Спит.
- Я не об этом, - Миша сам занимался обработкой ссадин и синяков, Саша просто не мог решиться посмотреть, не хотел верить, что отец мог сотворить такое, трудно осознавать, что у человека, давшего жизнь и все ее блага, есть черная сторона, с которой они ранее просто не встречались.
- Посмотри.
- Не могу, - не «не хочу», «не могу», невозможно пересилить себя и удостовериться в жесткости отца окончательно, без права на блаженное неведение.
- На нем живого места нет, где нет синяков, есть красные полосы, где нет их, там кровоподтеки и ссадины. Саш, какого черта?! – Миша вскочил и нервным быстрым шагом отошел к окну.
- Оставишь его у себя? – брюнет подошел к другу и положил руку ему на плечо, успокаивая и даря поддержку.
- Есть другие варианты? – парень горько усмехнулся и дернул плечом, скидывая горячую ладонь.
- Нет.
- Я тоже так думаю. Но Саш, - Миша резко развернулся и столкнулся с брюнетом взглядом, - ему нет восемнадцати, ваш папашка может в один миг заставить его вернуться домой.
- Он не будет этого делать, - Саша говорил уверенно, понимая, что отец скорее вычеркнет младшего сына из жизни, чем позволит переступить порог его дома.
- Уверен? – недоверчивый взгляд темно-карих глаз.
- Более чем, - усталость брала свое, глаза закрывались, а движения становились медленными и тягучими, как на замедленной пленке.
- Может, останешься?
- Нет. Не думаю, что вам сейчас крайне необходимо мое присутствие.
- Прав, - усмехнулся Миша, - нам крайне необходимо твое отсутствие.
- Кретин, - буркнул Саша и пошел в сторону двери.
Утро. Раннее утро. Оно уже властвовало за пределами квартиры. Всюду слышались хлопки закрываемых дверей, звон ключей, лай собак, которых заботливые хозяева выводили на утреннюю прогулку. Люди нетерпеливо ждали лифта и судорожно нажимали на металлический кругляш кнопки, не думая о том, что кабина не приедет быстрее от этих нервных действий. На улице пахло осенью. Трудно сказать, почему Саша идентифицировал этот запах именно так. Но по-другому назвать его не мог. Насладиться какой-то только ему заметной медлительностью не дал огромный внедорожник, который пытался выехать с парковки, а маневренная BMW Саши перегородила ему дорогу. Парень тяжело вздохнул и поспешил остановить тщетные попытки водителя черного монстра, чтобы тот не поцарапал его машину. Выехав со двора, он влился в плотный, тугой утренний поток автомобилей, преодолевая каждый метр со словами молитвы на языке и отборным матом в мыслях. До дома добираться таким темпом придется долго, ему следует запастись терпением, что парень и сделал. Но мерное покачивание, тихая музыка, льющаяся из колонок, только убаюкивали, наливали веки свинцом, заставляли их закрываться, перед глазами все расплывалось. Саша бы легко угодил в аварию, если бы не яркие, красные огни фар впередиидущей машины. Они били по глазам и отрезвляли.
Дома его встретила тишина и порядок. В гостиной больше ничего не напоминало о том, что произошло вчерашним вечером, а может днем, Саша понятия не имел, когда брат решился совершить самую большую глупость в своей жизни. Отца, вероятно, не было дома, иначе он не пропустил бы возвращение старшего сына, который всю ночь сбивал ноги, чтобы отыскать брата. Хотя, отец мог и не знать о причинах его ночного отсутствия. Так даже лучше, никакие разговоры не могут его сейчас отвлечь от теплой уютной постели. Сон, только сон.
***
Странно. Такая тишина. Мягкая, уютная глубокая и теплая. Глеб медленно открыл глаза, позволяя остаткам сна бессовестно сбежать, опасаясь начала нового дня. Тело еще находилось во власти сонной слабости и неги, боль притуплялась, делая пробуждение исключительно приятным. На мгновение показалось, что все, что произошло, не более, чем кошмарный сон. Но стоило только немного подвинуться, чтобы тяжелая Мишина рука не давила так сильно на грудь, перехватывая дыхание, как реальность обрушилась просыпающейся болью на каждом участке тела. А вместе с ней окончательно проснулась и память, подкидывая картинки воспоминаний вчерашнего вечера и ночи. С этим кошмарным днем мог посоревноваться только тот, в который он решил вычеркнуть любимого человека из своей жизни. Еще раз, прокрутив свои глупые и необдуманные поступки последнего времени, Глеб не сдержал стон злости и разочарования. Что будет теперь? - главный вопрос, который первым всплыл в его сознании.
- М-м-м, доброе утро, чертенок, - выдохнул ему в ушко проснувшийся Миша.
- Считаешь? – хмыкнул Глеб, безысходность опускалась все ниже и ниже, придавливая к мягкой кровати, лишая воздуха, заставляя мысли метаться в панике в черепной коробке.
- Что стряслось? – Миша, вмиг отряхиваясь от сонного состояния, приподнялся на локте и заглянул в синие глаза своего мальчика, наполненные страхом за свое будущее, сожалением, раскаянием и снова страхом.
- Страшно, - одно слово, в котором заложены все переживания.
- Не бойся, я с тобой, - не просто слова, главное их смысл, кроме того Миша сопроводил реплику нежным поцелуем в уголок губ.
- Он может мне всю жизнь испортить, - Глеб лег на бок и спрятал лицо на груди у парня.
- Глеб, - Миша зарылся рукой в мягкие пряди, распушенные и растрепанные после сна, - все будет хорошо, мы с тобой справимся. Ты же большой мальчик, пришло время взрослеть.
- Не хотелось делать это такой ценой, - все еще подавленный тон, без веры в себя и свои силы.
- Не могу с тобой не согласиться. Но нам редко предоставляется выбор, - Миша оставил короткие пряди в покое, погладил изгиб шеи и двинулся ниже, поглаживая спину, пробегая кончиками пальцев по позвоночнику, легко и невесомо, чтобы не причинить боль, только ласка и тепло.
- Миш, мне даже жить негде, - паника, нарастающая с каждым вздохом, отвлечь мальчика от горестных дум не получилось, видимо, слишком мало настойчивости.
- Как негде, ты будешь жить со мной, - поцелуй в лоб, провести пальцами по гладкой коже, чтобы не осталось ни единой морщинки, - Хочешь? – право выбора должно быть всегда.
- Хочу, - на выдохе, через улыбку.
Правильный путь. Поцелуй в растянутые губы, нижняя треснула вновь. Слизать капельку крови, распробовать металлический соленый вкус, углубить поцелуй. Перекатить на спину. Поцеловать шею, провести по ней языком, прикусить тонкую кожу и моментально зализать. Снова коснуться губ, поцеловать синяк, в который превратился глаз, бережно и осторожно, избегая возможной боли. Снова шейка, которая уже подставлена под ласки. Руки невесомо гладят тело, язык вылизывает шею, спускается к ключицам, грудь, твердые соски, вновь губы, с которых уже срывается прерывистое дыхание. Осторожно накрыть своим телом и почувствовать, как твердая плоть упирается в живот. Потереться пахом, что дать осознать его возбуждение. Стон и вновь улыбка, которая причиняет легкую боль, но которую нельзя сдержать. Прочь грустные мысли. Теперь есть другая, взрослая жизнь, которую Глеб будет строить сам, а Миша ему в этом поможет. Поможет не переживать и не сомневаться. Одарит своим вниманием, своей лаской и заботой. Язык забирается в ямку пупка, чтобы пощекотать и вырвать из груди приглушенный смешок. Глеб боится щекотки. Миша это уже давно понял. Улыбка кривит губы, по телу течет огненная кровь, циркулирует, заставляет воспламеняться и загораться. Бережливость медленно отступает под натиском страсти, ласки становятся более напористыми, говорящими о том, какого продолжения ждет парень. Глеб отвечает, нетерпеливо ерзает, разводит ноги, позволяя устроиться между ними, вскидывает бедра, чтобы лишний раз проехаться возбужденной, влажной плотью по твердому животу. Мокрая дорожка спускается все ниже и ниже, поцелуи все бесстыдней и бесстыдней, стоны громче, резкие движения нетерпеливей. Желание захватывает обоих. Глеб уже не обращает внимания на легкую боль, которые ему дарят следы разговора по душам с отцом, только Мишины ласковые, требовательные руки, только его горячие губы, его острый язык, который спускается все ниже, путается в волосках в паху…
- О, Господи! – тело выгибает дугой, Мишины пальцы сжимаются на бедрах, чтобы удержать.
Член Глеба утопает в плену его рта. Язык скользит по головке, ласкает уздечку, слизывает смазку, рука медленно гладит ствол. Руки мальчика вцепляются в плечи, пах ноет, в низу живота тугой узел, закручивающийся все сильнее, жар по всему телу и желание, страсть, возбуждение все больше, все острее, все требовательней с каждым движением головы любимого, с каждым скольжением его языка. Хочется все больше и больше, быть ближе, возместить ласку, отдать себя, вознести на вершину, показать, что только с ним, только так, еще больше, чтобы мир рухнул, а они остались. Мысли бессвязные, невнятные, голова пустая, там только одно желание, пронизывающее каждую извилину. Никаких сомнений, только принадлежать, отдаться, подарить себя ему, совсем, целиком и полностью. Ему принадлежит сердце, душа, пусть возьмет и тело.
- Глеб, солнышко мое, мой неугомонный чертенок, люблю тебя, - сбивчивый шепот щекочет ухо, опаляет ни сколько словами, сколько их смыслом.
- Люблю тебя, - шепчут губы в ответ, душа поет, наполняется смыслом, все проблемы и переживания меркнут, становятся незначительными и глупыми, все – ничто, по сравнению с чувствами, которые теперь не прячутся за рамки, не скрываются в тени, теперь они свободны, как и сами те, кто их испытывает.
Миша целует снова и снова, отвлекает, сбивает с мыслей, не дает понять, что его палец уже проскользнул внутрь, размазывает смазку, заводит еще больше. Второй палец добавляет остроты, смывает все ограничители, бесстыдно раскрывает тело, изгибает его. Оно требует большего. Слова мольбы уже готовы сорваться с языка, чтобы сказать, попросить, потребовать, но Миша знает, какой он нетерпеливый, торопливый, знает его тело, знает его желания, сам сгорает в них. Хочет. Обладать.
Стоны сливаются в развратную мелодию, ласкающую слух любовников, улетающую прочь из комнаты через приоткрытое окно. Миша заполняет тело любимого, чувствует его жар, наслаждается, парит, дарит наслаждение в ответ. Пьянеет от чувств, которые открыто, выражаются через жадные поцелуи, громкие стоны, руки, цепляющиеся за его плечи. Ноги оставляют следы, царапины украшают часть спины снизу, сверху. Губы, зубы заменяют друг друга в попытке доставить сладкую боль и не менее сладкое удовольствие. Они стремятся заклеймить, отметить, указать всем, кому принадлежит этот человек. Разум не властен, только голые животные инстинкты живут в этот момент. Реальная жизнь будет позже, потом, через долгие минуты. Сейчас только сказка, сладкая нереальность только для них, только с ними.
- Черт, Глеб, не дергайся! – Миша злиться, ему уже, какую минуту не удается смазать синяки, расцветающие на теле мальчика.
Тот постоянно дергается, извивается, хихикает и шипит от боли, но не может усидеть и секунды.
- Миш, мне щекотно, - с едва сдерживаемым смешком, - и больно, - расстроено и грустно.
- Солнце, потерпи немного, еще пара мазков и все.
Глеб, наконец, замер. Миша быстро закончил и оставил мальчика в покое. Вид избитого тела, до сих пор нагонял лютую злость, хотелось убить одного конкретного человека. Отец Глеба выпьет еще немало их крови. Пусть не напрямую, но косвенно. Парень понимал, что спокойствие Глеба не продлиться долго. Скоро он отойдет от стресса и переживаний, оклемается и начнет думать. А когда все еще раз обдумает, то придет к выводам, что совершил глупый поступок. И тогда, тогда Мише придется постараться, чтобы не дать окончательно запутаться в своих страхах и сомнениях, не дать уйти. Парень вздохнул и проводил взглядом фигурку любимого, который слегка сгорбившись, прошествовал на кухню за очередной чашкой кофе. Они старались дотянуть до позднего вечера, чтобы не лечь снова спать. Не хотелось сбивать режим дня перед учебой.