— Дурак, — не отложи Глаша нож несколько минут тому, сейчас бы ему было суждено полететь по столешнице, сбивая по пути остальную посуду. — Ты решил поиграть в выманивание на живца? Совсем сдурел? Не помнишь, чем закончилось в прошлый раз?
К сожалению, Ярослав помнил. Слишком хорошо помнил, чтобы повторять свои ошибки сейчас.
— Я хотел отправить их к тебе. Там было бы безопасней, но Саша не согласится, к сожалению.
— А ты собирался спрашивать ее мнение? Я думала, всучишь билеты, а потом лично задраишь люки самолета, чтобы наверняка долетела до пункта назначения.
— Думаешь, я не понимаю, насколько виноват? — Яр сощурился, бросая в сторону няни совсем не дружелюбный взгляд. Она грамотно давила на самые больные мозоли.
— А ты понимаешь? Ну, так осознания недостаточно, ты попытайся и поступать соответственно. Или к такому жизнь тебя еще не готовила? Я не готовила?
— Чего ты хочешь от меня?
— Да ничего я не хочу, — в фразе Глафиры прозвучала дикая усталость. — Я хочу, чтоб все у вас было хорошо. Вот и все. Чтоб ты не делал глупостей, чтоб Саша не искала причины твоих тараканов в себе. Много?
— Нет.
— Я тоже так думаю.
— Я сказал Саше о Диме.
— Слава богу. А сам?
— Я не могу пока, Глаша. Так будет лучше, для нее лучше. Если мне придется сорваться в ночь, думаешь, ей нужно об этом знать? Я разберусь с этим, а потом мы уедем. На столько, на сколько Саша решит. И будем только мы. Но сначала…
— Какой же ты дурак, мой мальчик, — покачав головой, Глафира обошла стол. — Ты ей сейчас нужен. А не когда?то потом. Но ты же все равно не передумаешь, правда? — получив кивок в ответ, женщина закрыла глаза — на другой ответ она даже не рассчитывала, к сожалению.
— Если ты уговоришь Сашу поехать с тобой, я буду благодарен.
— Я не буду уговаривать, можешь даже не просить. Просто предложу. А она откажется. Потому что в отличие от тебя, хочет быть с тобой в горе и в радости. Не только в своем горе, но и в твоем, а ты этого никак не поймешь.
— Он не причинит ей больше вреда. Это все, что мне нужно.
К сожалению, заложенное природой, генами, воспитанием, высшими силами, в конце концов, ничем не сломить. В Самарском было заложено жуткое упрямство и умение полагаться только на себя. Его побороть не смогла ни Глаша, ни когда?то Снежана, ни теперь Саша.
— Я встречаюсь со Снежкой. Завтра.
— Хорошо.
— Не уверена.
— Почему? — стоило Глаше перевести тему, как напряженный до предела Ярослав немного расслабился.
— Потому, что для тебя — Дима теперь враг, а для нее — до сих пор брат. И ей ничуть не легче, чем тебе. Вот только в отличие от тебя, у которого вокруг люди, готовые выслушать, помочь и поддержать, ей обратиться не к кому. А проблемы у вас одни на двоих. Впрочем, у нас у всех общие проблемы.
В разговоре наступила пауза. Подумать было о чем и Яру, и Глаше. Когда родной человек становится не просто чужим, но предателем, на душе становится тяжко. И если Ярослав преобразил эту тяжесть в гнев и жажду мести, Глафира этого сделать не смогла. Ей было безумно жалко тех мальчишек, которые когда?то гоняли в футбол, а потом грязные, с синяками и песком в волосах мчали к ней на блины. И девочку, которая бессменно ждала их на трибуне, тоже было жалко.
Ей было безумно жалко, что дети растут, а вместе с ними растут и их проблемы.
* * *
— Отлично, а теперь вполоборота, — распорядившись, Снежана сделала несколько шагов назад, надеясь поймать еще один удачный кадр. Сегодня работа шла хорошо. Наверное, так всегда — стоит в одной сфере наступить беспросветной безнадеге, в другой обязательно все пойдет на лад. Причем чем лучше становится в этой сфере, тем хуже все в той.
Сегодня фотосессия шла очень, очень хорошо.
— Снежана, — когда Аня окликнула ее, Снеже захотелось раствориться в пространстве и времени, лишь бы не пришлось… — Поговори ты уже с ним, наконец.
Игнорируя всякие правила субординации, которых они все же пытались придерживаться на работе, Аня подошла к начальнице, отобрала фотоаппарат, всучивая вместо него орущий во всю телефон.
Ей снова звонил Марк.
— Скажи, что я перезвоню, — не спеша приближать трубку с уху, Снежана вытянула руку, делая последнюю попытку отсрочить разговор с помощью Ани, но она была непреклонна.
— Нет. Бери, — кивнув на телефон, помощница повернулась к модели, командуя: — Перерыв.
И точно так же, как модель не думала противиться воле Ани, так и Снежана сдалась под ее взглядом.
Отойдя в противоположный угол студии, подальше от чужих глаз и ушей шумно выдохнула, собираясь с силами, а потом нажала на зеленый значок, предчувствуя не самые приятные секунды своей жизни.
— Алло, — она закрыла глаза, ощущая, как к лицу приливает жар. Давно ей не было так стыдно.
— Не помешал? — судя по тону мужчины, он не удивился бы, получи в ответ «да».
— Конечно, нет, — ответ получился неуверенным и очень уж виноватым. Но как разговаривать с человеком, которого усердно избегала больше недели? Причем делала это настолько неумело, что он прекрасно понял, что избегают именно его.
После возвращения с базы они договорились об ужине на следующий день. Ужин не состоялся. Снежана утром же позвонила Марку, все отменяя.
Причина? Для Марка — неожиданная незапланированная съемка, о которой она узнала буквально несколько минут назад. Для нее самой — паника. Паника из?за звонка и осознание — нужно что?то делать, а не просиживать вечера с Самойловым. Но вот только что именно делать, Снежана так и не придумала.
Тогда они с Марком договорились перенести встречу на вторник. Получив отсрочку на день, Снежана обрадовалась, но время пролетело незаметно, наступило завтра, вечер, очередной звонок Самойлову и очередной предлог для переноса встречи. На этот раз — уже на пятницу. А в пятницу — на воскресенье, а в воскресенье… Она просто не взяла трубку, скинув извинительную смску.
Ей самой жутко не нравилось то, что приходится делать — водить за нос мужчину, к которому питаешь симпатию, но с другой стороны, так было легче. Легче оправдывать свой страх перед возможными отношениями с Марком, проблемами, его не касающимися.
А что самое ужасное — Снежана понимала, что ни один мужчина подобного не потерпит. Рано или поздно перестанет звонить, писать, плюнет, выбросит из головы и найдет ту, с которой не будет возникать подобных проблем на ровном месте. Понимала, но продолжала рушить мостик, который, казалось, начал между ними отстраиваться.
— Снежана, скажи мне, что не так? — прежде, Марк соглашался идти у нее на поводу, чинно кормился завтраками, но теперь ему это надоело.
— Что не так? С чего ты взял? — с каждым словом, щеки пылали все больше.
— Если я скажу, что я сейчас под твоей студией, и мы можем спуститься в любое ближайшее кафе, чтоб это обсудить, ты ответишь, что сегодня у тебя слишком плотный график? — встрепенувшись, Снежана метнулась к окну. По его голосу понять, говорит правду или врет, было сложно, но девушка была уверена — он может. Может и находиться здесь, и приехать, согласись она опрометчиво.
— Я сейчас действительно снимаю, — с высоты четвертого этажа машины Самойлова на парковке она не увидела, но это не означало ровным счетом ничего — он мог сменить авто, мог припарковаться с другой стороны, мог отпустить водителя, а сам остаться возле здания.
— До которого часа?
— Потом я тоже не могу, прости…
Сейчас, у Снежаны было одно единственное желание — провалиться сквозь землю. Желательно, без телефона.
— Снова съемки или теперь что?то другое? Или еще просто не придумала? — кажется, делать вид идиота, не видящего, как настойчиво его динамят, Самойлову надоело. Хотя и за то время, которое он держался, ему положено было выписать медаль.
— Я сегодня правда занята, прости… И завтра…
— Я не играю в такие игры, Снежана.
Настало самое время ответить. Сказать, что это не игры, что у ее поведения есть объяснение, перестать увиливать, водить за нос, но Снежана сделала не так.
— Прости. Наверное, нам все?таки не стоило это начинать.
— Даже так? — голос Самойлова звучал сухо, и от этого делалась еще обидней. — Что случилось, Снежана? Просто объясни, ответь мне на один вопрос, и я отстану.
— Что объяснять? — отвернувшись от окна, Снежа закрыла лицо руками, собираясь с силами, чтобы окончательно отшить мужчину, который впервые за долгие годы одиночества заставил сердце дрогнуть. — Я не уверена, что мне нужны сейчас отношения. Тем более такие, которые постоянно требуют от меня времени.
— А бывают другие?
С языка рвался положительный ответ, но Снежана сдержалась.
Бывают. Бывают отношения, в которых сам ловишь каждую минуту, в перерывах между множеством других дел человека, которого любишь. И каждый раз, перекраивая свою жизнь в угоду его планам, невольно задаешься вопросом: смог бы он сделать так же по твоей просьбе? И как же горько осознавать — нет, не смог и никогда не сможет.
— Прости, Марк. Но сейчас я не могу…
— Я понял, — если он и сожалел о таком исходе толком не начавшихся отношений, то виду не подал — голос не дрогнул, тон не изменился. Значит, не так?то много потерял…
Лишая Снежану необходимости говорить что?то еще, коротко попрощался, а потом сбросил вызов.
Желание биться головой о стену возросло в разы. Только беспросветная тупица могла поступить так, как она. Тупица или трусиха.
— Ну что, поговорили? — увидев, что Снежана отбросила телефон на стол, к ней подошла Аня, протянула фотоаппарат.
— Поговорили, — посвящать в суть разговора кого бы то ни было, не хотелось, а потому, отмахнувшись от вопросительного взгляда помощницы, Снежана вернулась на исходные, собираясь упиваться успехами на фронте работы, если уж в других сферах жизни наступила одна сплошная беспросветная задн… Тьма.
Глава 9
Они договорились встретиться с Глафирой чертовски давно, еще на празднике у Самарского, но все как?то не получалось решить со временем и местом. А теперь, наконец?то получилось.
Снежана сидела за столиком уютного кафе, разглядывая карандаши, торчащие из подставки для приборов. Эти карандаши должны были служить развлечением гостям во время ожидания блюд или людей, с которыми у них были назначены встречи. Салфетками в заведении служили эскизы, которые можно было разукрашивать с помощью цветных грифелей — в общем?то, хорошее развлечение, вот только Снежане было совсем не до этого.
Разговор с Марком оставил неприятное горькое послевкусие, и невероятный коктейль облегчения и раскаянья на душе. Облегчения из?за того, что свой страх перед отношениями победить у Снежаны так и не получилось, а раскаянья, потому, что она до сих пор мечтала с ним справить.
Ей почему?то вспомнился последний их разговор вживую у двери ее квартиры. И тогда, стоило ему заикнуться о новой встрече, сердце ведь начало биться быстрее, а в голове пронеслись мысли о том, какой эта встреча должна стать. Волнующей, приятной, слишком быстро подошедшей к концу… С ним и два дня подошли к концу слишком быстро.
— Снежка, — из горьких мыслей девушку вырвал оклик вошедшей в кафе Глаши. Освободившись от верхней одежды, она подошла к их столику, раскрыла объятья.
— Глашенька, — оказавшись в этих объятьях, Снежане вдруг нестерпимо захотелось расплакаться, а потом поделиться с ней всеми своими горестями и проблемами. Но душить свои желания она умела отлично, а потому мягко отстранилась, разглядывая лицо в мелких морщинках и давая Глаше возможность рассмотреть себя.
— Какая же ты красивая стала, Снежка, словами не передать, — не выпуская руку девушки из своей ладони, Глафира опустилась на стул, продолжая изучать лицо напротив.
Когда?то она следила за тем, как маленькая девочка, Снежка Ермолова, идет в первый класс школы, в которую Ярослав ходил уже семь лет, потом следила за тем, как девочка превращается в девушку, причем практически на ее глазах, потом — не просто в девушку, а в любимую девушку ее воспитанника, как она взрослеет, умнеет, совершает ошибки и пытается их исправить самостоятельно, а когда не получалось — бежит к ней. Глаша помнила, как она примчала к ним, чтобы сообщить Яру важнейшие новости в жизни — что закончила с отличием школу, поступила в университет, впервые получила заказ на съемку. Еще Глаша помнила, как с изменениями в жизни Ярослава изменилась и Снежана, как она взрослела не по годам, пытаясь не отставать от него, как старалась не ревновать, как скрывала обиду за то, что он снова предпочел работу ей, как пыталась скрыть досаду каждый раз, открывая бархатный футляр с драгоценным подарком и видя там очередные сережки.
Никогда Глаша не кривила душой, говоря, что рада за них. Она была рада. Любила Ярослава, любила Снежану, а вместе их любила еще больше, но было между ними что?то, не дающее увериться — так будет всегда. Он всегда будет заставлять ее улыбаться, а она — уравновешивать его вспыльчивость. Это «что?то» появилось в их жизни неожиданно, изменив эту жизнь слишком кардинально, чтобы оставить хоть один шанс вернуть все обратно.
— Чай, — неслышно подошедший официант откланялся, получив заказ, а Глафира моргнула, возвращаясь в реальность.
— Как твои дела?
А еще Глафира знала — жаловаться Снежана не умеет. А значит, ответом ей станет дежурное «хорошо», под которым кроется множество проблем.
— Неплохо.
— Неплохо настолько, что… — осознавая, что скорей всего, из девушки придется вытягивать по слову, Глафира решила взять инициативу в свои руки.
— Съемки каждый день, ничего не успеваю, сроки горят, ночами редактирую, днями фотографирую, но это, наверное, хорошо, — Снежана немного смущено улыбнулась женщине напротив. — Только страшно, что после такого ажиотажа наступит затишье…
— Не наступит, а даже если да — отдохнешь, ты заслужила.
Хмыкнув, Снежана бросила взгляд в окно. Да уж. Меньше всего ей сейчас светил отдых. Находясь днями и ночами будто на иголках, ожидая, что жизнь со дня на день явит новый виток проблем, даже думать об отдыхе смешно.
— Ну а не в работе? — вновь привлекая к себе внимание девушки, Глафира накрыла ее руку своей.
— А меня нет «не в работе», Глашенька, — Снежана попыталась отшутиться, скрывая горечь под маской напускной самоиронии. — «Не в работе», я сплю, даже ем я в работе.
— Снежка, ты ведь еще такая молоденькая, — в голосе няни Самарского прозвучало самое настоящее сожаление. — Ты должна нянчить малыша, а не есть на работе, девочка моя.
Слышать это сожаление, а еще чувствовать участливый взгляд и жалость, было безумно горько.
— Другие нянчат малышей, Глафира. Другие, — настолько, что сдержать в себе обиду Снежане не удалось.
Наверное, это была дурацкая идея — из встречи не получится ничего хорошего, но встать и уйти Снеже не позволило бы элементарное чувство благодарности по отношению к Глафире за все, что она когда?то для нее сделала. Их спасителем стал принесший заказ официант.
— Спасибо, — Глафира подарила свою фирменную улыбку молодому человеку, а потом снова сосредоточила все свое внимание на Снежане. — Прости, я не хотела тебя задеть.
— Ты не задела. Просто я слушаю о малышах слишком часто, Глаша. И эти разговоры не из приятных, прости.
Каждый звонок мамы заканчивался закономерным вопросом о том, как у нее дела в личной жизни. Возможно, этим вопросом разговоры бы не заканчивались, но избегая на них отвечать, Снежана находила сотню предлогов, лишь бы сбросить звонок, прямо как с Марком…
Брать трубку, когда звонили подруги в какой?то момент Снежана тоже начала бояться. Она любила этих людей, холила воспоминания о их прошлых совместных взлетах и падениях, но в какой?то миг их встречи и разговоры превратились в консультации молодых мам и не менее молодых жен, а она… А она могла только сидеть и улыбаться, делая вид, что подобное ее не задевает. Причем делать вид, как перед ними, так и перед собой. А в действительности — ее уже все это достало. Достало, гнаться за чем?то в работе, убегать от заинтересованных в ней мужчин, жить воспоминаниями прошлого и лелеять в сердце ничтожную никому не нужную привязанность к давно забывшем о ней мужчине.