Он проталкивает второй палец мне в рот, и его соленый океан вкуса придает мне сил. Мои глаза закрыты, я медленно провожу языком по всей длине его пальцев. Я так сильно его хочу, думаю, что мои стоны не поддаются контролю.
— Тебе нравится мой вкус? — Он хрипло шепчет.
— Хммм. Это все, что я сейчас хочу. — Я шаловливо покусываю, подушечки его пальцев, и, внезапно, чувствую его возвращающуюся эрекцию. Я сказала что-то, возбудившее его?
— Мне всегда будет необходима моя доза Реми после обеда, — я говорю это и чувствую сильное возбуждение, так как он продолжает увеличиваться в размере. — И может быть перед завтраком. И после ланча. И во время чаепития.
Он стонет, располагается между моими разведенными ногами и наклоняет голову вниз, чтобы попробовать меня. Его язык порхает по моим половым губам. Веки моих закрытых глаз дрожат, а спина выгибается, словно арка, от жара его рта я разбиваюсь на кусочки. Его руки сжимают мою попку, а его влажный язык скользит без остановки по моему клитору.
— Я…хочу….кончить… в каждой части твоего тела… — шепчет он прямо в мое лоно, его глаза закрыты, и он резко поднимается и располагает свою эрекцию прямо напротив мменя
Я сгораю от желания. Мне снова нужно почувствовать его внутри, внутри моего рта, внутри моей киски, внутри моего существования. Я хватаю его за затылок и отчаянно двигаю бедрами в молчаливой просьбе, проталкивая свой язык в его рот.
— Кончай куда захочешь, внутри меня, снаружи, в мою руку, в мой рот.
Когда я сжимаю его твердость рукой, он мгновенно взрывается, и я чувствую горячие капли на запястье. Его пульсация такая же сильная, как и он сам, и я возбуждаюсь еще сильнее, наблюдая за ним, таким прекрасным и необузданным, неожиданно я переворачиваю его на спину и запрыгиваю на его эрекцию, захныкав в удивлении от его размера. Он рычит от удовольствия и запрокидывает голову назад, сжимая мои бедра, направляя мои движения, его твердость все еще пульсирует внутри меня. Крик удовольствия срывается с моих губ, когда я кончаю вместе с ним, чувствуя его теплый взрыв внутри меня.
Когда я отстраняюсь от него, я совершенно вымотана и близка к коматозному состоянию.
— В ту ночь, когда они накачали тебя успокоительным, — я спрашиваю его несколько часов спустя, перевозбужденная, кончик моего носа снова напротив его соска, до сих пор тяжело дышу из-за долгой серии ласк. Мы не можем насытиться друг другом. Мы как подростки, которые ждали этого неделями. — Что тогда произошло?
Шуршит подушка, когда он кивает, и я нежно обнимаю его рукой, поднимаясь с ним на один уровень глаз, не уверенная, хочет ли он говорить об этом сейчас.
— Мы можем поговорить об этом?
Кажется, мои прикосновения заставили его закрыть глаза, он обхватывает мой затылок своей большой рукой и заставляет прижаться к его шее, обнимая меня.
— Возможно, тебе лучше поговорить об этом с Питом, — говорит он ровным голосом-
Я липкая от нашей страсти и мне нравится это, мои руки путешествуют по его телу, и я знаю, что он тоже липкий. Мысль о совместной ванне, о возможности помыть «его», а затем снова стать липкими, заставляет меня хотеть стонать.
— Почему ты не хочешь поговорить со мной об этом, Ремингтон? — мягко спрашиваю я-
Он садится и свешивает ноги с кровати, обеими руками обхватывает свое лицо.
— Потому что я почти не помню, что делал в ту ночь.
Черт. Я заставила его нервничать.
— Хорошо, я поговорю об этом с Питом, вернись в постель, — я быстро говорю это, замечая его напряженную позу.
Он смотрит в окно, его тело идеально. Очень идеально. Ноги расставлены, руки скрещены на груди, его мышцы прекрасно сформированы и подтянуты.
— Я помню тебя, — его голос грубеет. — Ты мое последнее воспоминание. Шоты текилы. То, как ты выглядела. Тот маленький топ, который ты надела. Ночи, когда ты спала в моей постели.
Его воспоминание о моей одежде вызывает покалывание в моем теле. Я почти уверена, что когда он повернется ко мне, я буду словно бассейн лавы, ждущий, чтобы он пришел и трахнул меня.
В тот день он казался таким счастливым, шоты текилы, его энергия была похожа на солнце-
А потом эту энергию поглотила ночь в течение нескольких часов.
— Я так сильно хотела, чтобы у нас все получилось, — мне было нелегко это произнести.
— Думаешь, я не хотел? — он повернулся. — Я хочу тебя с тех пор… — он вернулся в постель и притянул меня к себе, яростно впиваясь в мои губы. — Каждую секунду я хотел, чтобы у нас все получилось.
Я прикасаюсь к его подбородку.
— Ты когда-нибудь причинял кому-то боль?
Печаль снова отражается в его глазах, и он выглядит обеспокоенным, прекращая меня обнимать.
— Я причиняю боль всему, к чему прикасаюсь. Я все разрушаю! Это единственное, в чем я хорош. Я обнаруживал шлюх в своей постели, не помня даже, как их приводил, и я выставлял их голыми из своего отельного номера, злой, как черт, потому, что я не помнил, что делал. Я до черта воровал, разрушал, просыпался в местах, не помня о том, как там оказывался… — он делает медленный вздох. — Слушай, с тех пор, как Пит и Райли сменяют друг друга на выходных, всегда есть, кому утихомирить меня на день или два, когда я выхожу из-под контроля. Я остываю, и затем возвращаюсь. Никто не страдает.
— Кроме тебя. Никто не страдает, кроме тебя, — я грустно шепчу и хватаю его руку своей только потому, что боюсь, он встанет с постели, а я этого не хочу. Такое чувство, что я прожила всю жизнь, чтобы он был со мной на первом месте.
— Реми, им обязательно усыплять тебя как тогда? — спрашиваю я, поглаживая его.
— Да, — говорит он решительно. — Особенно, если я хочу… этого… — Одной рукой он указывает на меня и на себя, а другой сжимает меня. — Я хочу этого. Очень сильно. — Он прижимается своим носом к моему. — Я постараюсь все не испортить, хорошо?
— Хорошо.
Он целует тыльную сторону моей ладони, которой я держу его, опять сверкая глазами.
— Хорошо.
Мои внутренние часы просто не дадут мне уснуть в шесть утра, даже после проведенной ночи с ним. По моей коже проходят приятные ощущения, когда я вспоминаю, какими способами мы занимались любовью прошлой ночью. Мой взгляд падает на его массивное тело на кровати и безмерные собственнические чувства, что переполняют меня, настолько сильные, что все, что я могу делать — это не привязывать себя к его грешному телу навсегда.
Тихо и с вялой улыбкой, которая не уйдет с моего лица, я слезаю с кровати, осознавая, что Райли и Пит, не позволят ему много проспать, и, безусловно, не выходя за рамки десяти утра.
Пит уже на кухне, готовит себе кофе. У меня появилось множество вещей, о которых я хочу его спросить, поэтому я присоединяюсь к нему. Подогнув ноги под себя, и сев на кресле за маленький столик, я наблюдаю, как он пересматривает утреннюю газету. Сделав несколько глотков кофе, я прочистила горло,
— Он рассказал мне.
На мгновение его лицо выражает единственную эмоцию — шок.
— Что он тебе рассказал? — Теперь он выглядит сомнительным-
— Ты знаешь что. — Я опустила кофе, приподняв бровь.
Пит опускает газету, не улыбаясь.
— Он никогда никому не рассказывает.
Его слова заставляют меня нахмуриться.
— Не делай такой встревоженный вид. Он рассказал тебе однажды. Разве не так?
— Он не говорил мне, Брук, я был его медбратом. В больнице. По крайней мере, в его последнем году.
Я в замешательстве пытаюсь представить Пита в белом халате, заботящем о большом плохом боксере в больнице. Я просто не ожидала такого. В общем. Эта картина настолько несовместимая, что мне трудно держать это в голове. — Ты был с ним в больнице? — Ладно, я знаю, звучит глупо, но это, кажется все, на что я способна.
Пит кивнув, крепко сжимает губы.
— Это вывело меня из себя. — Он нахмурился на свой кофе, затем покачал головой. — Он хороший парень. Немного безрассудный, но это. Не. Его. Вина! Он никогда никого не дразнил. Он был таким закрытым ребенком, как чертова стена. Он просто очень быстро бегал во дворе и подтягивался на дереве, всегда в наушниках, отгораживаясь от всего. Они подсадили его на наркотики, с тех пор первое время он был быстрее и говорил всем, чтобы держались от него подальше. Они пристали к нему, и была большая неразбериха, и с тех пор, никто даже не дал ему шанса стать быстрее снова, они просто продолжали накачивать его вены дерьмом, избавлять себя от неприятностей.
— Боже мой… — Мне становится тошно от шока, ужаса и злости, я с трудом удерживаю в себе выпитый кофе.
— Брук, Реми не сумасшедший, — подчеркивает Пит, — но они обращались с ним, будто это так. Даже его родители. Все эти годы он чувствовал себя комфортно только в чертовых наушниках. Вот почему парень так редко проявляет какие-либо эмоции. Он просто не может. Он был слишком отстраненным и закрытым все эти годы.
Сердце кровью обливается, когда я понимаю, что Реми с самого начала открывался мне через музыку, через что-то такое знакомое и близкое для него. Внезапно мне захотелось заново послушать каждую песню, что он мне включал.
Глаза начало пощипывать и я опустила голову, чтобы Пит не видел, как я тронута всем сказанным. Реми — тихий человек. Он физически развит и руководствуется своими инстинктами, но я не думаю, что он знает, как правильно выразить словами свои эмоции.
Интересно, я такая же замкнутая, как Реми?
В своей жизни я частенько полагалась на Мелани, что она озвучит то, что я хочу сказать, будучи стеснительной или стыдясь признаться вслух о своих чувствах. Даже после разрыва крестообразной связки я никому не говорила, настолько это паршиво.
Реми так сильно отличается от меня, но все же во многом мы так схожи, могу поклясться, что чувствую его всей душой.
Теперь приходится сдерживать нахлынувшее желание вскочить, вернуться в кровать и обнять его.
— Той ночью в отеле… когда ты вколол ему что-то… что это было?
— Это был приступ. Он не становится другим человеком, как многие думают. Ну, частично, но это скорее смена настроения. Это периодическая экспрессия гена, противоречащая изначальным показателям. Какой-то внешний фактор обычно выводит из строя считывание одного гена, запуская считывание другого, в результате чего настроение Реми резко меняется. — Пит смотрит на меня теплыми обеспокоенными карими глазами, его черты искажаются от боли. — Он очень страдает, Брук. Из-за того, что он не может вспомнить ничего, когда это случается.
Я мысленно переношусь в те ночи, когда он приходил в мою комнату, с потемневшими глазами, и целовал меня до беспамятства до утра.
— Но что-то он вспоминает, он сам сказал. — Говорю я с надеждой.
— Иногда да, иногда нет. Суть в том, что он сам себе не доверяет, потому что не знает точно, что происходит в моменты затмения.
Вот почему он был так осторожен со мной…
Мне опять становится тошно.
— А кто рассказал обо всем Райли?
— Я рассказал Райли. Мне пришлось нанять помощника, чтобы я мог брать выходной. Иначе, возвращаясь, я бы находил Рема по колено в неприятностях. Тренер, естественно, тоже в курсе всего, и Диана подозревает, что что-то происходит, но точно она не знает. Считает, что он подвержен перемене настроения.
Вздохнув, Пит налил себе еще кофе.
— Я помог ему с выпиской из больницы. Я бы просто ушел, но он сказал, что хочет повидать родителей и заплатит мне, если я его подвезу. Я согласился. — Пит садится, его лицо искажается от злости. — Но родители не желали иметь с ним ничего общего. Они испугались, единожды взглянув на него. Черт, ты бы видела эту истерику. Мать начала рыдать, отец сказал Рему, что они хотят жить спокойно, а Рем просто стоял там. Я мог видеть, как он пытается подобрать слова. Не знаю, хотел ли он умолять их, дать ему шанс, или что, но он так и не сказал ни слова. Они просто захлопнули дверь перед его лицом. Мы уехали, и Реми начал драться за деньги. Он был так хорош в этом, что пробился в профессиональный бокс и нанял меня на полную ставку в качестве своего ассистента. Он купил дом в Остине и снова попытался наладить отношения с предками. И когда его родители были удовлетворены его растущей славой, они пригласили его на ужин. Но в тот уикенд соперник спровоцировал его, наняв какого-то мудака, чтобы вывести его из соревнований. Реми-то и в хорошем настроении быстро выходит из себя.
Мой кофе тоже остыл, так что я иду налить себе новую чашку, пока обдумываю все сказанное. Когда я сажусь на место, Пит продолжает.
— Таким образом, его выгнали, и родители не появились в ресторане. — Он вздыхает, нам обоим больно за Реми, затем он добавляет, — Он тебе не много рассказал, Брук. Но жить с этим может быть трудно.
Он впивается глазами в меня, и я понимаю, что он измеряет меня взглядом. Я чувствую вопрос в его глазах, как если бы он озвучил его. Он беспокоится, что я оставлю Ремингтона. И я не знаю, какие гарантии я могу дать, особенно, когда я понятия не имею, чего ожидать от его биполярности. Но я знаю, что я хочу остаться. И это действительно так.
— Он также пытался поступить в колледж, — говорит Пит. — Но он не мог закончить учебу, всегда ввязывался в драки. Любая провокация выводила его из себя, и он применял кулаки к любому, кто, как он считал, заслуживал этого.
— Там он встретил Райли?
— Он не был объектом применения костяшек пальцев, нет. — Он смеется, и на мгновенье его глаза сверкают. — Рем фактически заступился за Райли. В колледже Райли не был очаровательным молодым человеком, которого ты видишь сейчас. — Он игриво подмигивает. — Он был похож на меня. Так сказать, оба зубрилы. Никто из нас не был так крут. Но Реми был самым крутым плохим парнем. Каждый его жаждал, особенно женщины. Он получал их всех, каждый день, и даже парни брали с него пример, особенно, когда он поднимался. Слишком много нарушений закона, когда у него начинаются черные дни. Алкоголь, женщины, адреналин, приключение.
— На самом деле все те годы в психиатрическом отделении он был под пристальным вниманием из-за смены цвета глаз, — добавляет он. — У больных биполярным расстройством такое бывает, но все же это редкость. Во время приступов или, как мы их называем, эпизодов, аффективные состояния сменяют друг друга. У нас есть напористый, самоуверенный Реми и «темный» Реми. У Темного Реми такое же доброе сердце, но он не отвечает за свои поступки. Он не плохой и уж точно не злобный. Но он непредсказуемый и агрессивный, склонный к разрушению вещей, даже самого себя. Он заводится по максимуму, а потом падает на дно. В тот раз, когда ты видела его разбушевавшимся, был даже не близко настолько плох, как в другие разы. Мы с Райли подумали, что это возможно связано с его интересом к тебе. Кажется, он хочет быть с тобой и сдерживается хотя бы поэтому.
— Пит, как я могу помочь ему? — спрашиваю я с надеждой, отставляя кофе, полностью сосредоточившись. — Пожалуйста, скажи, как помочь ему. Мне плохо от одной только мысли о том дерьме, что ты вкалываешь в его вены.
Он вздыхает и немного ослабляет узел своего идеального черного галстука.
— Я не так хорошо с тобой знаком, Брук, но мне кажется, ты сменила правила игры. Он ни за кем так не ухаживал, как за тобой, но, даже не смотря на это, я не могу перестать использовать лекарство. Реми… вся его жизнь это ожидание неизбежного. Ты должна понять, какого это, когда он в нормальном состоянии не всегда может вспомнить, что делал во время эпизода. Бывали случаи, когда полиция стучала в двери, говоря, что он ворвался в винный магазин и ограбил его. Он отвечал, что быть того не может, мол, он всю ночь спал в постели, а они говорили: «Сэр, спиртное все еще в вашей машине».
— Серьезно? — я только и смогла, что моргнуть на это.
Он мрачно кивает.
— Он боится, что случится очередное такое затмение, а когда он проснется, ты уйдешь, потому что он сделал что-то, обидев тебя.
Я подумала о том, как важно для него было, чтобы я подписала контракт на три месяца. И вспомнила ночь, когда он обезумел и кричал на Пита и Райли, спрашивая, куда я пропала, и что они мне рассказали.
Почему-то осознание этого опять позволило мне почувствовать себя желанной и нужной.
— Все плохо случается с Ремингтоном во время затмений, — добавляет Пит, со стуком опуская пустую кофейную чашку. — Он просыпается и узнает, что его выгнали из бокса. Последний раз он поставил все свои деньги и, проснувшись, узнал, что если проиграет этот сезон, то ему не останется на что жить. Мы с Райли пытаемся его сдерживать, но он сущее наказание. Он слишком силен и чертовски упрям. А теперь вот еще ты. Не знаю, хорошо ли, что ты появилась в его жизни, или ты его персональная Ахиллесова пята. Но ведь не нам выбирать, не так ли? Ремингтон хочет тебя.