Про птичку сказала только, что в корнях нашла, ну и решила, что, должно быть, люди близко. Пошла искать.
— Но почему не вернулась к реке? Зачем двинулась в самую чащу?
— А я… в чащу? Не знаю, я к реке хотела. Видимо, ошиблась, я тогда соображала совсем плохо. Все как в тумане помню.
— То есть, когда очнулась, ты реку совсем не чувствовала?
— Нет. Там все мокрое было. Наверно поэтому.
— Наверно. А дальше?
— Дальше шла. Долго. Или не очень. Не помню. И ты меня нашел.
— Нашел, — соглашается Анхен. — А если бы не нашел? Или нашел чуть позже? Я и так безнадежно опоздал… — он выглядит расстроенным, сильно. Словно до последнего надеялся, что в храм я все же войду.
— Ну, нет магии, так что ж теперь… Мне вон вообще всю жизнь твердили, что ее не существует…
Иди ко мне, — он протягивает руки и пересаживает меня себе на колени. Верхом, понятно, зачем нам полумеры. Уверенные руки на миг сжимают мне ягодицы, заставляя судорожно вздохнуть, растеряв все слова и воздух, затем с нажимом скользят вверх по спине, вынуждая ухватиться за его шею, словно утопающий за соломинку. А губы касаются губ еле-еле, словно дразнят, раз, другой, и отстраняются.
— Анхен, — тянусь за ним как за волшебным нектаром.
— А тогда говорила «Нэри», — его губы шепчут в самое ухо.
— Нечестно, — дергаюсь назад, но он держит крепко. — Я в бреду была, мне мерещилось всякое… Пусти!
— Да тебя только пусти, сразу вляпаешься во что-нибудь. Нет уж, моей будешь, — он откидывается на спину, вынуждая меня упасть на него, и сразу же перекатывается, придавливая меня к земле всем своим телом.
— Анхен! — пытаюсь его столкнуть, но разве мне это по силам.
— Никуда я тебя не пущу! — он коротко целует в губы. Словно огненной иглой прожигает. И пытается отстраниться. Но мои пальцы уже намертво запутались в его волосах, жар его тела прожигает меня сквозь одежду. Я хочу продолжения, я хочу его, здесь, сейчас… Он целует. Растворяюсь в нем. Горю. Таю. Возношусь. Рушусь. Сердце колотится, словно безумное. Или вовсе уже не бьется. Его пальцы ласкают мне горло. Судорожно. Кажется, даже одежда рвется.
И он отстраняется. Резко, молча. Встает и спускается вниз, к воде. Остаюсь лежать в растерзанной одежде и в растерзанных чувствах. Кровь и плоть. Эти дракосовы нераздельные кровь и плоть. Он не станет пить, он едва меня с того света вытащил. Будет мучиться. Он — там, я — здесь.
Возвращается не скоро. Долго сидит у самой кромки воды, глядя вдаль. А я сижу наверху, и смотрю на него. Вампир и дева. И море безысходности вокруг. Была во мне частичка магии, что могла бы нас сблизить, и ту потеряла. Из гордыни. Сначала его, а потом и моей. Обхватываю руками колени. Анхен, Анхен. Все равно ведь люблю. Что б ни делала, что бы ни говорила.
Наконец, фигура внизу отмирает. Опускает в воду руки, умывает лицо. Не спеша поднимается ко мне. Садится.
— А знаешь, тебе ведь очень повезло с той молнией, — произносит он таким тоном, словно разговор и не прекращался. — Стой ты чуть ближе, она бы тебя убила. А так — спасла тебе жизнь. Замкнула энергетический контур, разорванный аниарами. Выжгла при этом последние капли «воды», но спасла. Организм с трудом пережил подобное вмешательство, все же молния — это… даже для вампира было бы многовато. Но ты выжила. И теперь поправишься, я уверен. Способности к магии у тебя больше нет, ну да ведь она и раньше была небольшая, а храм… Я не хотел говорить, но он мог бы тебе и не помочь. Негативное воздействие было слишком уж сильным…
— Значит, все хорошо?
Он кивает.
— Тогда почему ты расстроен?
— Просто устал, — он чуть встряхивает головой, словно отгоняя невеселые мысли, и бодро продолжает, — что ж, раз мы все равно здесь, предлагаю искупаться, пообедать. А потом сходить на весьма познавательную экскурсию вглубь острова.
— И что же там познавательного?
— Твои любимые дикари. В изобилии. Ты же мечтала на них взглянуть. Вот и посмотришь.
— Но… как же… мы что, вот так просто пойдем?
— Пойдем. А понадобиться — и полетим.
— А как же стрелы? Ты ж говорил, в вампиров они стреляют. И в тех, кто с ними.
— Я боевой маг, Ларис. Я в состоянии поставить щит и против более серьезного оружия, чем деревянная стрела с костяным наконечником. Пусть стреляют, если не лень. А вот если ты у меня опять ломанешься в одиночку искать призрачное счастье в диком племени, то могу и не успеть. Так что пойдем вместе.
Про «купаться» разговор был не праздный, вода в Аниаре просто ледяная, а душа вампирские чудо-машины не предусматривали. Аккуратно спустилась вниз, разулась, потрогала воду. Теплее, ощутимо. Но, конечно, в нашем пруду в Светлогорском парке… Стоп, не об этом. Об этом нельзя, будет только хуже. Я же вот — путешествую. Красивое место, легендарное озеро. Мы его даже в школе, на уроках географии изучали. Какое оно большое. И глубокое. Кажется, самое глубокое в мире. Еще вода в нем какими-то особыми свойствами обладает… не помню, но Озером Жизни его не просто так прозвали. Вампиры. Или те люди, что живут на его берегах? И вот как мы сейчас к ним пойдем? К людям. К настоящим людям. Диким. Насколько диким? Что для вампира «дикарь»?
Мысли мечутся, словно белки. Сама не заметила, что уже разделась, уже плыву. Плыву размеренно и привычно, совершая отточенные до автоматизма движения. Словно в детстве, когда сказали: «а теперь 10 бассейнов брасс», и ты плывешь, как тебе велено. Только я не в детстве. И не в бассейне. Так зачем и куда я плыву? Тем более и вода чем дальше от берега, тем холоднее, это она только в бухте прогрелась, где мелко. Возвращаюсь. Задача была охладиться да сполоснуться, а не баламутить гребками эту «самую прозрачную в мире воду». Да, камни на дне видны хорошо, словно дно совсем рядом. Ну, так они и с берега видны хорошо.
Анхен сидит на берегу и глядит на меня так… понимающе-понимающе. Ну да, очередной «смелый эксперимент» прошел удачно. Желания плавать действительно нет. Словно вода — это просто какая-то мокрая масса, а раньше она была чем-то большим. И уже не вспомнить, чем. А жаль.
Обедала рыбой, выловленной Низшими в озере. В этом им было со мною просто, рыбу они и сами любили. И готовить умели очень вкусно. Или это рыба была такая вкусная. Они-то ее название точно знали, да вот только на эльвийском. А что мне это даст? Купалась в Озере Жизни, ела там… харэнгэс. Угу, и кто это? Да и кому мне хвастаться? Мне бы страшно завидовал Петька. И все его друзья-походники. Представляю, как разгорались бы у них глаза, и они уже представляли бы здесь себя — с палатками, байдарками, ружьями, удочками… И никогда. Никогда мне им ничего не рассказать. Никогда им здесь не побывать. Ну, последнее-то не так уж плохо, учитывая условия «турпоездочки». Но вот нам уже никогда… не встретиться… нигде… до самой смерти.
Анхен обнимает меня за плечи, хотя я знаю, запах рыбы он не особо любит. Терпит.
— Ну что ты, Лар, не надо. Не грусти. Все хорошо будет.
— Да, — согласно киваю я, — да.
И почти в это верю. Ведь он со мной. И он меня любит. И мне этого хватит. Должно хватить.
Искать диких людей идем пешком. Вдвоем, Низшие остаются на берегу с машинами. Впрочем, почему искать? Анхен просто кивает на ближайшую рощу, и сообщает:
— Вон оттуда за нами давным-давно наблюдают.
— И ты не сказал?!
— Сначала дело, — он невозмутимо пожимает плечами. — Все развлечения потом.
— Для тебя это — развлечение?
— Для меня главным было — разобраться с храмом, стихиями, здоровьем твоим. А зная твое фантастическое неумение сосредотачиваться на главном, рассказать тебе, что люди настолько близко, значило гарантированно провалить все мероприятие.
— Видишь ли, Анхен, главное — это не всегда то, что таковым считаешь ты.
— Видишь ли, Лариса, главное для тебя, похоже — это просто спорить со мной по любому поводу. Оно забавно, когда в новинку, но сейчас уже утомляет.
Молчу. Не спорю. Кто я, чтоб утомлять Великого?
До рощи не так уж и далеко. И с каждым шагом я нервничаю все больше, раздражение уходит, приходит страх. А может — ну его? И лучше не знать? Анхен берет меня за руку. Становится легче.
Одинокая лиственница, стоящая на самой опушке, чуть в стороне от основной массы деревьев, невольно приковывает взгляд. Еще бы, ведь вся она буквально умотана кусками грубой ткани различного цвета. Много синего, белого, но встречаются и различные оттенки коричневого, желтого. Ленты свисают с ветвей, напоминая разукрашенное Майское Древо, но замотан, порой в несколько слоев, и сам ствол, висят кусочки шкурок, какие-то мешочки…
— Это дерево желаний? — спрашиваю неожиданно севшим голосом. И не могу сдержать улыбку. Они люди, как мы, у нас даже традиции схожи.
— Скорее, дерево жертвоприношений. Это вы, беспечные, просто желания загадываете. Дикари — жертвуют духам, прося что-либо для себя.
— Мы просто уже не верим в духов, — пожимаю плечами. — Но традиция-то осталась.
— Ага, — мрачновато хмыкает Анхен, — во всей полноте.
— Что ты имеешь в виду? — вот умеет он так сказать, что сразу плохого ожидать начинаешь.
— Идем, покажу.
Продолжаю смотреть настороженно:
— Сначала скажи.
— Вон там, — он кивает вглубь рощи, — два человека. Судя по тому, что единственная их эмоция — это страх на грани паники, а местоположение они не меняют, стрелять в нас им нечем, а убежать они не могут.
— Но…
— Ты ж хотела их видеть. Так идем.
Он вновь берет меня за руку, и мы идем. Не могу сказать, чтоб его слова меня подготовили. Я их просто не поняла. Не приняла, не поверила.
Но увидела. Их действительно было двое. Мужчина и женщина. В ярких синих халатах, перевязанных широкими поясами, в остроконечных шапочках на головах, в кожаных сапожках… Впрочем, шапочка была на голове только у мужчины. Женская валялась на земле у ее ног, а она… не могла ее поднять.
Они были привязаны, оба. За поднятые над головой руки к каким-то деревянным столбам с ромбовидным навершием, вбитым посреди небольшой поляны. И ужас, который они испытывали, ощущала даже я.
— Что это? Кто их привязал? Зачем? — ноги не идут, я оторопело смотрю на людей.
— Это жертва, Ларис. Старый проверенный принцип: пожертвуй малым, дабы сохранить большее. А привязали их соплеменники. Нам с тобой в подарок.
Анхен спокойно посматривает на меня, на них. Спокойно объясняет. Ну еще бы, он и сам умеет привязывать. И, видно, прекрасно знал, что нас здесь ожидает. А я вспоминаю про блюдечко с голубой каемочкой, на котором наша профессура некогда мою голову ему преподносила. Про того парня, что был растерзан толпой за то, что вампиров не любил. Про то, что все мы — не настоящие, измененные, и всю эту любовь к вампирам нам искусственно вживляли. Те, что были перед нами — любви не испытывали. Испытывали ужас и готовились умереть страшной мучительной смертью. Но их тоже преподносили — на блюдечке. Свободные дикие люди попросту… откупались.
— Анхен, но как же… ты же говорил… ты же обещал… стрелы… — я все представляла себе иначе. Совсем иначе. Даже людей. Они не такие. Не похожие на меня. Их лица… круглые, широкоскулые, с узкими, едва прорезанными глазами… они похожи на тех, кого я видела в вампирских стадах. Разве что с волосами. У женщины… нет, у девы, она совсем молода…за плечами видны две черных, как смоль, косы. У мужчины волосы скрыты шапкой. Он храбрится. Он пытается быть смелым. Закусил губу, чтоб не проронить ни звука. Дева плачет, не замечая слез, подвывая от ужаса.
— Стрелы слабо помогают против духов, пришедших с севера, — Анхен лишь слегка пожимает плечами.
— Но мы… с юга прилетели. А если вообще, то с запада.
— А от Камня идем с севера. Да и не суть. В их поверьях север — сторона злой, насильственной смерти. Думаешь, регулярно прилетающие в храм аниары ходили в их поселок за чем-то иным? Это жертва духам смерти, Ларис. Нам. Чтоб взяли этих и не трогали поселок. Кстати, мужчина — лично тебе. Берешь?
— Зачем ты?.. Не издевайся.
— Даже не думал. Будь я один, здесь висела бы только она. Ты посмотри, Ларис. Внимательно посмотри. На себя, на меня, на них. Ты никогда не будешь для них человеком.
Да, я видела. Я понимала, помнила. Мне их тоже… за людей было принять сложно, очень. Не сказали бы — не поверила. Да и то, у меня в тот момент мир перевернулся, я во что угодно могла поверить. А им — кто и как объяснит, что я — не вампирша? Аура? Стоим мы рядом, да может, они и не чувствуют, может, это только для нас, измененных. Лицом — я похожа на Анхена, не на них. Одежда, прическа — он прав, в их глазах я вампирша, дух севера, как сказал Анхен. Не человек.
— Ты их отпустишь? Если это для нас, мы же можем их отпустить?
— Отпустить? — он подходит к пленнице ближе, обворожительно улыбаясь, проводит пальцами по ее щеке.
— Эрли-кха, — в ужасе шепчет она побелевшими губами, — Эрли-кха…
Большой палец его руки скользит по ее губам. Медленно, чувственно. Она забывает, как дышать. Его дыхание, напротив, учащается.
— Зачем же мне ее отпускать, Ларис? — продолжает он несколько хриплым голосом. — Такая красивая девочка. Такая нежная.
И уже не понять — со мной он еще разговаривает, или уже только с ней. Я почти физически ощущаю, как его ведет. Его дыхание, голос, его рука, ласкающая ее горло, разрывающая завязки ее халата.
— Анхен, пожалуйста! — бросаюсь к нему сзади, обхватываю руками, тяну на себя. — Не надо, пожалуйста, остановись!
Он ловко выхватывает меня из-за спины, прижимает к груди, целует в губы.
— Зачем, принцесса? Я усталый, голодный — во всех смыслах. И я хочу ее, — меня он удерживает одной рукой, другая по-прежнему ласкает пленницу, словно он не в силах оторваться, остановиться.
А она — уже не отстраняется. И слезы высохли, и ужас из глаз уплыл. Ее лицо словно следует за его скользящей ладонью, прося продлить ласку, и только губы все шепчут непонятное:
— Эрли-кха… Эрли-кха…
— Анхен! — становится страшно. Его глаза словно дымкой затянуты, он будто плывет в аромате крови, все больше теряя связь с реальностью.
— Побудь сегодня со мной, Ларис. Не отворачивайся. Сколько можно уже закрывать глаза на тот факт, что я вампир? Сколько можно меня стыдиться, Лара? Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда — рядом. Она прелестная девочка. Давай попробуем вместе — твоя плоть, ее кровь. И я могу ничего не бояться. Не сдерживаться, — его горячий шепот, слегка похожий на горячечный бред, обжигает мне ухо. Его висок касается моего виска, его лицо трется о мое. — Хотя… Твоя кровь тоже. Ты не представляешь, как манит меня твоя кровь, с тех пор, как ты изменилась. А ты все болеешь, болеешь…Я возьму немного, Лар. Совсем немного, тебе не повредит. Я сумею переключиться. И смогу не сдерживаться. Я наконец-то смогу не сдерживаться. Ее кровь. Вся ее кровь. И плоть. Она так прелестна, Лара. Изящная, стройная. С такой маленькой, почти детской грудью. Еще не знавшей ласк…
Уже узнавшей. С завязками халата он справился. Дикарка чуть постанывала, ее откинутая голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза закатились. Его эмоции накрыли ее лавиной. Она уже была его — душой, телом. Ей было хорошо. А я…
А я была в шоке. Нет, не от интересного предложения даже. От того, что он себя не контролировал. Он уже забыл, куда мы шли, зачем. Он хотел только крови и плоти. Здесь и сейчас. В глазах — ни проблеска разума, лишь туман предвкушения, лишь страсть…
Пытаюсь отодвинуться, выскользнуть из его объятий, но тщетно.
— Анхен, отпусти! Пожалуйста! Не надо, Анхен, не сейчас! Не здесь! Не так!..
Он закрывает мне рот поцелуем. Глубоким, жадным. Его рука еще сильнее сжимает мне плечо. Вторая рука, оторвавшись от дикарки, ложится мне на горло, охватывая его, оглаживая. Скользит вниз, безжалостно разрывая мне блузку, находя под ней грудь и сминая ее скорее болезненно, нежели чувственно.
— Не отстраняйся, Лара, пожалуйста! Нам будет хорошо. Нам всем будет хорошо. Хочешь, дам тебе своей крови? Ты ведь пила однажды. Было сладко.