— И ты… меня прости. Я не хотел…
— Я знаю.
Плачу уже в машине. Не при нем. В багажнике, рядом с огромным мешком со своими вещами. Мы куда-то летим. Двое Низших сидят в кабине. Они знают, куда мы летим. Я — нет. Улыбаюсь, хоть и сквозь слезы. Он до конца остался собой, этот вампир, привыкший повелевать. О том, куда мы идем, летим или едем он никогда мне не говорил. Ни в Стране Людей, ни в Стране Вампиров. Ни в жизни, ни в смерти. Ну, что ж. Я привыкла. А надежду он все-таки мне подарил. Услышал…
…А там, где мы приземлились, был снег. Целое озеро, не замерзшее, но присыпанное, укутанное снегом. И лишь местами — темно-синие полыньи. Да полоска воды вдоль ближайшего берега. Я тогда удивилась. Все же лето.
А стояла я на траве. Зелененькой такой, вполне себе летней. Чуть дальше, на залитом солнцем пригорке, алело, желтело, голубело и лиловело бесконечное множество цветов, легко покачивая на ветру небольшими головками. И тянулись к пронзительно-синему небу горные пики, окружая небольшую долину со всех сторон.
Заснеженное озеро, тесно прижавшись к нависающему над ним скальному массиву, похоже, вечно пребывало в его тени и хранило свой снег от зимы до зимы. Как и скалы вокруг, словно разрисованные слепяще-белыми пятнами снежников.
Значит, горы. Высокие, заснеженные. Красиво. Так, вот все это вместе: трава, цветы, солнце — и снег на воде, и горные вершины вокруг. И даже не холодно. Чуть прохладнее, чем на Озере Жизни, но не более.
— Это Сияющие горы? — интересуюсь у слуг, бодро вынимающих из машины мои вещи.
— Да, госпожа, — более высокий и остроносый из двух, чье дивное имя Гханг'н'рт'гхэ я учила едва ли не дольше, чем весь эльвийский алфавит, уже раскладывал на траве шатер, готовясь к его установке.
— Разве я все еще госпожа? — наклоняюсь помочь. При Анхене заниматься этим не доводилось, он считал, что слугам мешать не надо. Но теперь у меня был последний шанс научиться.
— Для настоящего мужчины женщина всегда госпожа и повелительница, — невозмутимо отвечает Гханг'н'рт'гхэ, не возражая, впрочем, против моей помощи. — Мой народ впитывает это с молоком матери. Но те, кому богиня отказала в своей благодати, кому не дано более пригубить нектара Лунной Богини, забыли об этом еще до своего рождения.
Не замечала за ним раньше такой велеречивости. При Анхене все больше «да» да «нет» выдавал. А нектар Лунной Богини — это что ж, молоко, выходит? И поэтому — Млечный путь? От того, что оно пролилось где-то в небесах? А эльвинам более не дано… даже детей своих кормить грудью. Это поэтому они говорят «рожденные на крови»? Или нет, тогда были бы «вскормленные»… И о чем я думаю?
— Он велел вам оставить меня именно здесь? В этой долине? И в чем смысл, не сказал? Чем она отличается от любой другой?
— Он просто ткнул пальцем в карту, а там был не слишком большой масштаб, — пожал плечами все тот же Низший. Второй предпочитал молча выгружать вещи. Не так уж мало их, однако, накопилось. И запас продуктов. И складная походная мебель, и наша мягкая надувная кровать. Он отдал мне все. И отправил куда-то высоко в горы, судя по наличию снега и отсутствию деревьев — в район вечной мерзлоты. Да, дикари здесь не живут, да и вампиры не обитают, не встретимся. Да вот только и мне не выжить. Здесь уже через месяц начнется зима, а что тут будет настоящей зимой — и представить страшно. Тогда зачем? Почему он просто меня не убил?
— Мы посмотрели округу — здесь лучшее место для стоянки. В озере рыба. Вы не будете голодать, мы оставим снасти. Да, могучих деревьев нет, но большое вам и не срубить, а вон там, дальше — заросли карликовой березы, достаточно для приготовления пищи. А тепло шатер держит, даже в лютые холода.
— Здесь будет очень холодно ближе к зиме?
— Не знаю, бывать здесь зимой не доводилось.
— А вообще — бывали?
— Давно. Здесь любила бывать Великая Госпожа, ну и муж ее иногда приезжал. Порою с детьми, но она больше любила одна.
Великая Госпожа? Некоторое время рассматриваю его, пытаясь понять, о чем он. Насыщенный событиями день бодрости ума, почему-то, не способствовал.
— Арчара?
Он кивает. Ну да, Лоу же рассказывал, у них был некогда дичайший матриархат. Мужчины — практически рабы своих женщин. Были. Ага, как считают Высшие. Интересно, а светлейший авэнэ в курсе, что в глазах собственных слуг он всего лишь муж Великой Госпожи?
Ну а мне-то что, собственно? Моя жизнь с авэнэ закончена. Моя жизнь без авэнэ… продлится недолго. Как я сама и хотела. Как отчаянно захотела в тот миг, когда поняла, что жить в непрекращающемся хороводе наказаний за несоответствие его идеалам больше нет сил.
А здесь… было такое умиротворение. И тишина. Дышится, правда, немного странно, словно воздух другой. Или это всего лишь нервы.
— И что делала ваша госпожа на этом озере? — действительно, зачем безумной огненной деве ледяное озеро? Огонь в крови гасить?
— На озере? Нет, она предпочитала Выжженную долину. Это там, выше, за перевалом, — Гханг'н'рт'гхэ махнул куда-то вдаль. — Ее супруг к ней порою присоединялся. Но чаще спускался с детьми чуть ниже, во-он через ту седловину, там источники. И горячие совсем, и чуть теплые есть. Вот только для питья они не годятся, в воде добавок много. Совершенно неприемлемый вкус. Так что вам лучше тут, — заключил лунный. — Самое подходящее место для жизни.
— А для смерти? — хотела спросить, но промолчала. Выбор был мой. Мне и разбираться с его последствиями.
Впрочем, в тот день сил не было уже ни на что. Я, все же, слишком слаба была после болезни, только на стрессе так долго и продержалась. День следующий лунные пытались научить меня жить. Выживать, вернее, в заданных условиях. Учили пользоваться их снастями для ловли рыбы, рассказывали о съедобных растениях, что встречались в этих местах, давали советы по заготовке впрок. Что-то я уже знала, походы в обществе Петькиных родителей не прошли даром, а уж рыбы там всегда ловили много, и консервацией заниматься приходилось. А вот с растениями, грибами они мне многое подсказали, хоть я и опасалась немного, все ли из того, что съедобно для них, безопасно и для меня.
А на третий день они улетели. И я осталась совсем-совсем одна.
Глава 3. Храм
Первые дни было трудно. Сознание словно окутала беспросветная серая мгла. Ничего не хотелось. Ничего не было жаль. Даже сны мне не снились. Я разрывалась между необходимостью двигаться, для того, чтобы жить, и непониманием — а зачем? Я же смерти искала. Так зачем мне вставать, вылезая из теплого шатра на остывший за ночь до нуля воздух? Зачем разводить костер или отправляться за дровами? Зачем готовить еду и поддерживать в себе видимость жизни? Но умереть — вот так вот, просто лечь и ждать смерти — никак не получалось. Жажда жизни, все же, была сильней. Жизни, которой теперь ничто не угрожало.
Кроме медведей, разве что. Пару раз натыкалась на следы их могучих лап, однажды — на остатки их «жизнедеятельности», но лично пока не сталкивалась, а то тут и был бы — «сказочке конец». А впрочем, возможно, еще и будет, защититься от них мне нечем.
А потом незаметно пришел покой. Я ничего не ждала, ни на что не надеялась, просто жила, проживала каждый свой день, ведь пока жизнь есть — ничего еще не окончено.
И все чаще посматривала туда, где, по словам лунного, располагалась Выжженная долина. Что искала там Арчара? Зачем посещал это место Анхен? Зачем он отправил сюда меня? Просто ткнул в хорошо знакомое место? Может быть. Но Арчара? Что делала там она?
Мысль о том, чтоб сходить и взглянуть, посещала все чаще. Правда, в первые дни я была слаба для подобного перехода, но физический труд на свежем воздухе сил потихоньку прибавлял. Вот только у меня ни то, что рюкзака, даже сумки нормальной с собой не было, а идти предполагалось не близко.
А впрочем… В один прекрасный день я проснулась и подумала, что сидеть на одном месте сил больше нет. До Выжженной долины не так уж и далеко, успею за день взглянуть и вернуться. И с узелком, как героиня наивной детской сказки, отправилась в путь.
Прогулка вышла утомительной. Идти было местами топко, так, что ботинки почти полностью скрывались в жиже, местами приходилось продираться через заросли карликовой березы (вот почему я всю жизнь считала, что это безобидное такое деревце?). Еще встречались каменистые осыпи, похожие на каменные реки. А порой по ним действительно текла вода, так, что камни оказывались еще и скользкими, и опасность падения возрастала.
Но через несколько часов упорного движения то вверх, то вниз, я замерла завороженно, понимая: пришла. Передо мной и в самом деле Выжженная долина. Серые пики гор, расцвеченные яркими мазками нестаявшего снега, сияли на фоне пронзительной синевы небес. Мягкие изгибы склонов переливались зеленым, порой покрытые лишь травой, порой поросшие лиственницей и елью. По ним струились ручьи и водопады, стекая на самое дно долины, а дно это было… черным.
Здесь заканчивалась жизнь, заканчивался цвет. Огромная извилистая долина была вся залита застывшей некогда лавой. Огромные языки черного туфа вдавались в сочную зелень трав или холодную голубизну вод по границам безразмерного лавового поля, застынув так, должно быть, тысячи лет назад. И вот уже тысячи лет жизнь не могла вернуться на дно этой затерянной в Сияющих горах долины. А далеко впереди, посреди бесконечного мертвого поля возвышался идеально ровный и симметричный конус со срезанным верхом.
По сравнению с вершинами горных пиков он казался совсем небольшим. По сравнению с мертвой чернотой у ног, его зеленые склоны дышали жизнью. Но сомнений не возникало — это он, виновник всех бед Выжженной долины, это его лава залила здесь все на многие километры вокруг. Вулкан. Давно потухший, давно уснувший, но по-прежнему возвышающийся ровно и гордо посреди устроенного им некогда беспредела. А еще — я поняла это, почувствовала — мне нужно туда. К нему.
По сравнению с пройденным за сегодня путем, он казался совсем недалеко. Но путь через лаву оказался долог. Нет, она не блестела на солнце ровной, отполированной тысячелетиями гладью. Она змеилась трещинами и провалами, она издевалась выступами и выбоинами. Она резала ноги даже сквозь толстую подошву ботинок. И путь по ней был подобен бесконечному лабиринту. То вправо, то влево, то вниз, то вверх. Этот провал лучше обойти. А по дну этого разлома можно попробовать пробраться вперед. Да, только здесь не вылезти, значит снова немного назад.
И я шла, стараясь не спешить, выверяя каждый свой шаг, а зеленый конус вулкана, казалось, совсем не приближался. Устала. Подумала, что зря я, наверное, не сделала привал, прежде чем отправилась в путь по застывшей лаве. Но сейчас — останавливаться уже не хотелось. Мне очень нужно было туда, вперед, к такому обыденному и не страшному, такому зеленому и мирному холму, что резал глаз разве что своей геометрической правильностью.
Никогда раньше не доводилось мне видеть вулканы, на картинках если только. Но на картинках вулкан всегда был на вершине горы, горы высокой и обязательно одинокой, он горел и дымился, словно факел, зажженный над миром. А здесь… горные пики вокруг, шутя, облака задевают, а вулкан — ну, так, небольшой пригорок посреди долины.
Я, наконец, добралась. А вулкан оказался не такой уж маленький. Метров на сто над долиной он возвышался. Путь наверх был несложен, и вот я уже стою на самой кромке, разглядывая коричневатую воронку кратера. Тоже ровная такая, симметричная, а на самом дне, там, где жерло некогда было, заполненное водой углубление. Лужа, если проще. И что я сюда так рвалась?
Делаю всего один шаг к внутреннему краю — разглядеть чуть внимательней. Что именно? Уже никогда не вспомню, потому как нога скользит, и я падаю, и качусь вниз вместе с водопадом мельчайших камушков, осыпь внутри кратера слишком подвижна, здесь трава не растет и землю ничто не скрепляет. Еще вижу небо над головой, а потом нестерпимый жар заполняет тело, взрывает разум, и реальность уходит, оставляя меня во тьме.
В непроглядной тьме. Но тьма — не пустота, она существует. Она живет вокруг меня, пульсирует, дышит. И наконец, разгорается пламенем. И нет больше тьмы, осталось лишь пламя. Только пламя. Прекрасное, словно огненный цветок. С огромными лепестками, переливающимися всеми оттенками красного, рыжего, синего, становящимися прозрачными и вновь насыщающимися цветом. А я — в сердцевине. И не понять, горит тот огонь из меня, или сквозь меня, чувствую лишь, что он не обжигает — согревает. И лишь теперь, в чаше огненного цветка, ощущаю, как же я все-таки замерзла.
А огонь течет по мне, по тончайшим ниточкам вен, от кончиков пальцев — к сердцу. Чтобы стать там пожаром и согреть, чтобы взорваться огненным смерчем и наполнить силой и радостью. До краев, а может и выше. Кажется, еще немного и я — выплеснусь через край, и залью своей силой долину, расплескаю ее по дну этой пади, и лишь холодные воды, сошедшие с гор, меня остановят…
Моргаю, пытаясь прийти в себя. Вокруг серые сумерки, я лежу, съехав по осыпи кратера почти до самого дна. Кажется, нигде ничего не болит. Упала, выходит, удачно. А еще — тепло. Я щупаю землю, она холодная. Но мне — тепло, словно я лежу дома, завернутая во все одеяла. И мне мягко, будто подо мною перина. И уютно. Я пришла, и мне не надо больше уходить. Нужно остаться здесь. Навсегда, совсем.
Но что это было? Весь этот огонь в крови, все эти видения, это тепло? Огонь… И Арчара, огненная дева, что любила тут бывать… И я уже не сомневалась, что именно тут, в этом кратере давно погасшего вулкана. Потому что… Да, потому, что это храм. Храм огня. И оттого здесь порою бывал и Анхен, но никогда не бывали «дети».
Но зачем… зачем же тогда сюда отвезли меня? В моей крови огня нет. Вода была, но и ту пролили… А впрочем, меня ведь отвезли не сюда, на озеро… Он, видимо, просто ткнул пальцем в место, которое было ему хорошо знакомо. Едва ли он облазил здесь каждую гору и долину. И едва ли он думал, что я сумею почувствовать этот храм. Он же сам заявил, магии во мне больше нет, ни капли.
Стоп, но если магии нет, как тогда я смогла почувствовать это место? Откуда тогда видения? Откуда огонь? Почему я не только видела его, но и ощущала? И спросить уже не у кого. И едва ли когда доведется…
Прикрыла глаза на миг, и вновь провалилась в забытье. И снова вокруг огонь. Столп огня, идущий из глубин, из самого чрева этой тьмы, и уходящий ввысь, в небеса, растворяясь там дымом, становясь облаками… нет, облака — это же не дым, это вода… река. Река, текущая с небес на землю. И уходящая в бесконечные глубины. И птица. Прекрасная птица-лебедь, скользящая по реке, взмывающая в небеса, ныряющая под воду… Нет, не птица, я узнала его. Человек в странном костюме — с рукавами-крыльями и рогами оленя на голове. Коэр… нет, он же человек. Шаман. И вздымается вновь огромный бубен, и бьет в натянутую кожу колотушка, и звучит, заполняя мироздание, его музыка — резкая и пронзительная.
Тот самый рваный, нервный ритм, что слышала я в их стойбище. Проникающий в мозг, вибрирующий глубоко внутри меня. И звук его пения — низкий, горловой, пугающий. И колотушка становится мечом в его руке, а бубен щитом. Он воин, сражающийся с тьмой. Ах, нет, его бубен — лодка, а колотушка весло, и он плывет — вверх по реке, что стекает с небес. И лодка оборачивается конем, а весло — хлыстом, и он уверенно скачет по дороге, что видна лишь ему. Но нет, он не всадник, он олень, прекрасный и гордый зверь, в чьих рогах запуталось солнце, и он скачет по небу, помогая солнцу освещать нашу землю — всю-всю, до самых глубин. И солнечный свет ослепляет, и даже, кажется, оглушает, слишком мощно он льется на меня с небес…
Вновь открываю глаза. Надо мною вовсю светит солнце, это странно, ведь только что были сумерки. И видение было странным. Почему, откуда взялся шаман? Он ведь человек, а я в эльвийском храме… Но ведь и я человек. А эльвины на этой земле вообще не местные. А храм был здесь всегда. Ведь это не строение, не сборище статуй. Это место, где из земли сочится сила. Первозданная сила одной из стихий. А если шаман — это как коэр, значит люди тоже способны общаться с богами, то есть чувствовать магию, чувствовать силу… И для них это тоже храм. Как и та пещера на острове… Пещера, которую они не готовы покинуть, не готовы сбежать, скрыться в горах и лесах. Хоть туда и приходят порой очень страшные «боги». И они откупаются. И остаются.