- Иди на постель.
Император смотрел, как младший снимает одежды и покорно ложится ничком, раздвигая ноги. От его безропотности желание только выросло. Хотелось вдавить хрупкое тело, вбиваться в него, вызывая крик. Эрмиэль с трудом подавил животные инстинкты и лег рядом, поворачивая супруга к себе лицом, поцеловал осторожно, не причиняя боли и шепнул:
- Спи.
Часть 2
Ты меня прости, малыш,
Что ночами ты не спишь…
Ведь в этой жизни и в другой
Не обрести душе покой!
Лилль всегда знал, для чего он предназначен, – у всех – омег схожая судьба. И не важно, свободные они или связанные, главное – дать жизнь потомству. Только если повезет и альфа будет добрым, есть шанс дожить до преклонных лет.
Оми – создателю Лилля – повезло. Его альфа-зачинающий был хорошим, добрым дрэнаем, не обижал своего омегу, не заставлял раз за разом создавать кокон. Хотя тут еще неизвестно, в доброте ли было дело? Сейчас Лилль вспоминал, что оми часто передвигался осторожно, как будто испытывал боль. Иногда на его лице виднелись замазанные синяки. А как-то раз, будучи уже подростком, Лилль услышал кусочек разговора оми с доверенным рабом о том, что отец не хочет больше детей, чтобы не дробить состояние. Лилль вспомнил радость отца, когда им сообщили, что именно его выбрал в младшие супруги император. Ведь в этом случае с омегой не давали приданного, наоборот, после рождения первенца семье выплачивали солидную премию, а если это был еще и альфа, премия утраивалась. И как побледнел оми, как он плакал, когда провожал сына на свадьбу. Тогда мальчик еще не знал почему.
Понял он очень быстро – в первую же ночь, когда его изнасиловал старший супруг. И когда вся жизнь превратилась в непрекращающийся кошмар: за малейший проступок – порка; за не слишком почтительный вид – удар; за инертность в постели – насмешки и насилие. За год спокойный, красивый мальчик превратился в забитое, скулящее от ужаса, стоило только взгляду мужа упасть на него, существо. Император был жестоким дрэнаем, ему нравилось причинять боль, а страдания других доставляли только удовольствие. Он посещал пыточную регулярно, а после нее с особым рвением брал младшего супруга. После очередного жестокого избиения и соития младший супруг исторг еще толком не сформировавшийся кокон. Дитя погибло.
Лилль не успел опять понести до принятия императором родовой памяти, и, когда старший супруг впал в кому, испугался. А потом понял, что это шанс закончить со столь ужасной жизнью, пусть даже сожжением на погребальном костре. И стал ждать освобождения от мук. Немного терпения, и все закончится.
И как гром среди ясного неба – император пришел в себя, и почти сразу его потребовали на ложе. Однако, вопреки страхам Лилля, ночь прошла почти хорошо: небольшая, по сравнению с прежними соитиями, боль быстро прошла, а супруг даже не наказал ни разу за проступки. А ведь когда император дернулся и мальчик оцарапал его зубами, следовало ожидать самое малое порки. Лилль помнил, как за подобное его подвесили на трое суток в комнате, которую император называл «покои наслаждения», а омега боялся до ужаса. Тогда казалось, что руки больше действовать не будут, а ноги откажутся ходить. В этот раз старший супруг был почти нежен. По крайней мере, на взгляд неискушенного, не знающего настоящей ласки мальчика.
На следующий день приказа явиться на ложе не было, и Лилль успокоился. Как оказалось – рано. Уже стемнело, когда в комнату младшего супруга прибежал перепуганный личный раб императора с приказом немедленно явиться к нему. Сердце у омеги ухнуло куда-то вниз, и он, торопливо приведя себя в порядок, поспешил к Эрмиэлю. Мальчик постарался принять самую покорную позу, чтобы смягчить жестокого мужа, не надеясь на пощаду, лишь бы хоть чуточку уменьшить предстоящее наказание. Но, к удивлению, его не последовало. Император даже не взял супруга. Просто обнял и уснул. А младший половину ночи пролежал под тяжелой рукой своего альфы, теперь уже со страхом ожидая утра. Но и новый день не принес боли. Выспавшийся старший только поцеловал своего омегу и велел быть на его ложе каждую ночь.
Лилль только покорно склонил голову. Это означало, что теперь у него не будет даже короткого отдыха, когда старший вызывал наложников. Оставалось только надеяться, что во время зачатия и роста кокона его оставят в покое. По традиции в это время мужа не брали каждый день. Считалось, что изменения в организме оплодотворенного омеги оскорбляют своим видом старшего супруга. Ведь талия и бедра младшего округляются, тяжелеют. Он становится неуклюжим, плаксивым, лицо покрывается пятнами, а тело – кровоподтеками от лопнувших капилляров. В такое время альфы предпочитали нежных и соблазнительных дельт из гарема.
***
Костя отложил в сторону указы и подтянул к себе толстый том, описывающий социальную структуру дрэнаев. Особенно внимательно стоило просмотреть закон о рабстве и Семейный кодекс.
После прочтения окончательно стало ясно, почему его младший так забит. Оказывается, омеги полностью бесправны. Если старший супруг во время наказания убьет младшего, никто даже и не подумает осудить его. Считалось, что он в своем праве.
Подперев подбородок, император задумался о том, какого ребенка может вырастить оми, ненавидящий своего мужа. Ведь повязанный омега воспитывает дитя до 20-тилетнего возраста, если это альфа или бета. И до первого совершеннолетия маленьких дельт и омег.
У омег в обычных Домах есть обязанности: они ведут домашнее хозяйство, распоряжаются рабами и припасами. Только младший супруг императора должен проводить время в своих покоях, выходя оттуда лишь с позволения старшего. Считалось, что главное для него – это зачать и выносить наследника. Разрешалось только вышивать или читать рассказы о нежных и преданных альфе омегах.
Костя хмыкнул, подумав, как скучно, наверное, его мальчику в четырех стенах. Он посидел, вспоминая, кто вообще выбирал Лилля его младшим супругом. На одном из Советов канцлер положил перед ним изображение и досье трех кандидатов. По его словам, это были омеги из преданных императору Домов. И сейчас Эрми задумался, а действительно ли это так? Он приказал принести документы на несостоявшихся супругов и заодно на теперешнего. Внимательно просмотрел их и вызвал начальника Службы безопасности лорда Крэйга.
– Кто проверял этих омег и их семьи? – резко спросил император.
Цепкий ум подготовленного офицера с высшим военным и экономическим образованием сразу заметил нестыковки.
– Мои лучшие агенты, государь, – почтительно ответил Крэйг.
– Вот как? – скривил брезгливо губы император, с удовольствием наблюдая, как на глазах бледнел лорд. – А если мы прогуляемся в пыточную и побеседуем там? С тобой и твоими агентами. Интересно, сколько нового я узнаю?
– Мой император…
– Мне нужны достоверные сведения, почему мне подложили самых слабых омег! – рявкнул Эрмиэль.
– Я все сделаю, государь, – пятясь к выходу, ответил Крэйг.
«Фух, – облегченно выдохнул лорд, вытерев пот со лба, и снова, уже в который раз, пожалел, что прислушался к канцлеру, намекающему на смену императора, – нет уж! Своя голова ближе, пусть выкручивается сам!» Крэйг твердо решил принести самые достоверные сведения, свалив, в случае чего, всё на приказы Главы Совета. Он слишком хорошо помнил, чем заканчиваются допросы, на которых так любит присутствовать император.
***
Уже через четверть цикла на столе Эрмиэля лежало полное досье на всех трёх омег, представленных на его выбор. И тут император выяснил, что семья его младшего не так уж и влиятельна, как говорил канцлер. Более того, согласно донесению Крэйга, на место его супруга изначально прочили совсем другого мальчика. Как теперь догадывался Эрмиэль, лорд Тирет лишил его выбора, заведомо предложив непроходных кандидатов, кроме одного, нужного ему. Император вспомнил, как искусно канцлер вызывал у него чувство раздражения и злости в адрес супруга, и ему стало не по себе. Сейчас, проверив альфа-отца Лилля, он понял, что при разводе и последующей мучительной казни нажил бы сильного врага. Гордые горцы никогда не простили бы обвинения в адрес своего омеги, да ещё и сына главы Дома.
Костя понял, что император стоял в шаге от возможной смены власти. И уже в который раз порадовался, что те Силы, которые дали ему второй шанс, оставили в этом теле всю память о прожитой жизни. Теперь он вспомнил, что канцлер настаивал на постепенном уничтожении всех родственников. Больше у императора нет наследников. Почти нет. Кажется, двое кузенов еще находятся в башне, да несколько бет служат по дальним гарнизонам. Костя решил срочно проверить родословную канцлера, а пока наведаться в ту самую башню. А лучше приказать привести их сюда.
***
Тириэль – старший альфа потомка троюродного брата деда нынешнего императора – сидел на узкой скамье возле младшего братишки, совсем юного 12-тилетнего альфы. После легких пыток, целью которых было скорее устрашение и демонстрация того, что их ждет, детей закрыли в камере. Тириэль помнил, как корчился в огне его отец, как тихо умирал оми, зарезанный на крыльце дома, и понимал, что жить ему и брату оставалось совсем недолго. Император последовательно уничтожал всех своих родственников, чтобы уберечься от претендентов на престол.
Отец Тириэля пытался укрыть семью в заброшенном поместье в горах, но кто-то предал их. Стражники ворвались в тихий дом ночью. Оми пытался спасти хотя бы младшего сына, но омегу прирезали, а остальных забрали в столицу. Там отца быстро осудили и сожгли на костре, братишку-дельту продали в бордель, куда дели маленького омегу так и неизвестно, а их привезли в тюремную башню.
В пыточной обоих мальчиков выпороли кнутом и бросили в сырую и холодную камеру. И если Тириэль немного оправился, то младшему Саниэлю становилось все хуже.
«Еще немного и палачу не нужно будет беспокоиться, – с горечью думал Тир, – малыш просто умрет тут без помощи».
Казалось, про них забыли. После той порки прошло уже несколько дней, а за ними никто не приходил. Тириэль нежно стер слезы со щек младшего.
– Потерпи, Сэнни, все скоро закончится, – прошептал он.
И вскинулся на грохот открываемой двери. Появились стражники, брезгливо оглядывающие подростков, помощник палача в маске, офицер.
– На выход!
Тириэль всё понял, медленно наклонился, поднимая братишку на руки. «Вот и конец, – стучало в голове. – Только бы Сэнни не очнулся, тогда ему будет не так больно».
Их долго вели тёмными коридорами, потом потайными ходами и, наконец, впустили в кабинет, где за столом сидел сам император.
– Прошу прощения, государь, – склонил голову в поклоне Тир, – но я не могу принять позу подчинения. Моему брату совсем плохо.
Костя, готовый встретить бунтовщиков, увидел двух измученных детей. Подростка, держащего на руках совсем ребенка, в беспамятстве, с тонким, почти прозрачным личиком. Заметив, каких усилий стоит это старшему, он шагнул к нему, забирая ношу.
– Идем, – приказал император Тириэлю и быстро направился по коридору.
Костя пнул первую попавшуюся дверь в покои и рыкнул на метнувшегося к нему раба, приказывая приготовить ванну для детей и вызвать лекаря. Уже через некоторое время младший брат отмокал в горячей воде с добавленными травами, а старшего отправили под душ.
Тириэль ничего не понимал. Вокруг них завертелись лекарь с помощником, раны Саниэля смазали, его напоили укрепляющим отваром, такой же влили Тириэлю. Рабы уже накрывали на стол, а император недовольно поглядывал на суету вокруг.
– Садись, – кивнул он подростку, – рассказывай, что случилось.
– Что случилось? – скривил губы Тириэль. – Будто вы не знаете, государь.
– А ты представь, что не знаю, и расскажи, – ехидно ответил император.
– Мой Дом обвинили в государственной измене. Мы бежали в горы, в заброшенное поместье, но нас выследили. Оми убили там же, Кариса продали в бордель, Анлиль… даже и не знаю, где он сейчас. Надеюсь, что к омеге были немного поласковей. Отца и нас привезли сюда. Отца казнили в тот же день, меня и Сэнни избили кнутом и бросили в камеру, – выпалил горячо и осекся.
Разве можно так с императором! Тириэль скользнул на пол, склоняясь в покорной позе.
– Прошу прощения, государь… Накажите меня за дерзость, только младшего пощадите.
Костя слушал и тихо зверел. Казнить без суда, без его санкций! Избить кнутом детей, не достигших даже первого совершеннолетия!
– Встань! – рявкнул он и приказал рабу: – Канцлера сюда, живо!
Обдумывая, сколького еще не знает о действиях этого предателя, Костя смотрел невидящим взглядом перед собой. А что это дело канцлера – сомнений нет. Пора было наводить порядок в империи, раз уж он теперь будет здесь жить.
Канцлер зашел в покои, окинул взглядом всех присутствующих и внутренне поморщился. Не успел отдать приказ об уничтожении мальчишек, понадеялся, что после порки они сдохнут сами. Теперь придется оправдываться. Но тут он был уверен в себе. Глупый, избалованный, жестокий император легко поддается внушению. Пара слов и мальчишек отправят в умелые руки палача. И тогда больше никто не встанет между ним и престолом, когда император наконец-то умрет.
– С каких это пор, – вкрадчиво начал Эрмиэль, не дав даже слова вымолвить уже открывшему рот канцлеру, – ты отдаешь приказы от моего имени?
– Мой государь! – начал льстиво канцлер. – Ваша мудрость настолько превосходит мою, а заботы неизмеримо выше, чем у любого в империи, что я осмелился не утруждать вас излишними проблемами и решать ничтожные мелочи сам.
Он говорил, не замечая, как насмешливо смотрит император. Все это прошло бы, если бы на его месте был прежний Эрмиэль. Но нет, сейчас в этом теле находились сознание и душа умного, опытного, образованного офицера. И он не собирался выслушивать бредни зарвавшегося наглеца, а тем более верить в них. Император щелкнул пальцами, подзывая стражу, и небрежно кивнул на канцлера: