– Ром, ты, правда, не злишься?
– Правда. Я просто убью Савелова, отсижу срок, и если ты меня дождешься, заживем весело.
– Я серьезно, забей. Ты не знаешь, какой это человек Андрей. Он же может и на тебя надавить, на агентство.
– О, это будет интересно. Я бы посмотрел, как они с Эдиком Ревьен рвать будут, жаль только меня к тому времени уже прикопают где-нибудь.
– Да что там такого произошло?
– Да ничего, Арти, забей.
– Я не могу забить, я там работаю, если что.
– Ну, не думаю, что на тебе это отразится. Сменится у вас начальство и все.
– Ром, я сейчас и тебе в глаз дам!
– Будем оба красивые ходить.
– Ты мне скажешь, что случилось или нет? – тигренок хмурит нос, явно не доволен.
– Я отказал Сержу, он нажаловался папе и как только Эдик прилетит из Европы, меня четвертуют. По-моему одуванчик перегнул палку и наговорил папе слишком много, потому как Вердников настроен очень серьезно и потерей агентства я, скорее всего, не отделаюсь.
– В смысле ты ему отказал?
– В прямом. Я не захотел быть его игрушкой.
– Но? Вы же тогда…
– Ты рано ушел. Остался бы еще на пару минут, не задавал бы сейчас этих вопросов. Да теперь это уже и не важно. Только знаешь, лучше сделай вид, что ты меня по-прежнему знать не хочешь.
– Ром, ты меня пугаешь.
– Да все в порядке, малыш. Не переживай. Я выкарабкаюсь как-нибудь. Просто, будь осторожнее.
Артур встает со стула и, подойдя ко мне, садится мне на бедра, прижимаясь всем телом.
– Не хочу быть осторожным. Хочу быть с тобой.
– Я тоже хочу, но я боюсь за тебя. Не хочу, что бы ты пострадал из-за моих проблем.
– А можно, я хоть раз в жизни сам решу, что мне делать?
– Можно, – сдаюсь спустя пару минут раздумий.
Ну что он ему сделает? Ладно, я, ну уничтожит он Ревьен, разорит меня. До Артура он не доберется. Летают они уж слишком на разных высотах. Что ж я тигренка своего защитить не смогу?
***
Я очень рад, что Артур снова со мной. Я очень по нему соскучился и у меня не было секса дней десять. То, что он ходит и трется об меня, ни как не способствует моему успокоению. Я его хочу. Вот только сказать или хотя бы намекнуть боюсь. Я прекрасно помню их разговор со Славой. Не хочу, что бы он думал, будто я отношусь к нему как к игрушке для секса. Я люблю его и когда-нибудь наберусь смелости сказать это вслух.
– Ром, ты чего притих?
– Думаю.
– О чем?
– О тебе. О себе. Я соскучился.
– Ром, у тебя же сердце и вообще, доктор сказал не напрягаться…
– Артурка, я не про секс, хотя и про него тоже. Я реально соскучился. А с сердцем у меня все в порядке. Это просто нервы.
– Ага, и хромаешь сегодня ты тоже от нервов. Ром, потерпи пару дней.
– Если не захочешь, секса больше не будет.
– В смысле не будет? – Арти останавливается напротив меня. – Это шутка?
– Нет, я серьезен. Если тебе не захочется секса, его и не будет. Я же сказал, я все слышал.
– Мля. Я Славу убью! Ром, ты издеваешься надо мной? Я – не хочу секса! Я его все время хочу!
– И тем не менее. Ты сказал это сам.
– Я не говорил, что мне не нравится секс. Я сказал, что мне не нравится Ревьен и твое отношение к нему!
– Не будет больше Ревьена.
– Ром, не переживай, отобьем. Придумаем что-нибудь.
– Я даже пытаться не стану. Пусть забирают. Устроюсь куда-нибудь менеджером, и буду уделять тебе все свободное время.
– Ты не сдашься, я в тебя верю.
– Если агентство будет стоять между нами, брошу. Тем более, что Эдик сейчас настроен серьезно. Да к чертям все. Артур, мне ТЫ нужен!
– Ты же не серьезно? Да что Вердников может сделать?
– Все что угодно. У него деньги и связи. У меня ничего.
– Можно поговорить с Андреем. Я могу.
– Не смей, – а вот это явно не вариант. – Я ведь действительно его придушу. Ты не догадываешься, что он потребует за свою помощь?
– Догадываюсь, но если других вариантов нет?
– Это даже не обсуждается! – я начинаю злиться. Зачем ему это? Снова хочет увидеться со своим бывшим? Ищет повод?
– Ты из-за своей ревности готов потерять Ревьен?
– Если для того, что бы сохранить Ревьен, я должен потерять тебя, то это не самый худший вариант. Работу я и другую найду. А тебя мне ни кто не заменит, – психанув, вскакиваю с дивана, и иду на балкон. Мне надо покурить.
Пошарив глазами, нахожу на полочке пачку сигарет. Думаю, Вяльцев не обидится, если я у него стрельну пару сигареток. Достаю одну, прикуриваю. Черт. Столько лет не курил, а сейчас, кажется, начинаю снова.
– И давно ты куришь? – теплая ладошка скользит по спине.
– Второй раз за эту неделю. А до этого несколько лет не курил.
– И опять из-за меня, да? – чувствую, как его руки обхватывают меня поперек груди, а сам он прижимается к моей спине.
– Из-за тебя, – выдыхаю дым.
– Прости, Ром, – парень вынимает у меня сигарету и, затушив ее об перила, выбрасывает вниз. – Не люблю курящих парней.
Как же это приятно, стоять вот так вот, чувствуя тигренка рядом. Чувствовать его сердцебиение, дыхание, подстраиваться под него. Пытаться слиться воедино, стать одним целым.
– Люблю тебя, – шепчу еле слышно и, поймав его ладошку, нежно целую.
Не вижу его лица, но чувствую, как сбилось дыхание и напряглись мышцы.
«Только не отталкивай!»
– Прости, зря сказал, – выдыхаю воздух и делаю попытку выпрямиться.
– Рома? Это правда?
– Что?
– Ты… любишь? Ты раньше не говорил…
– Не говорил и не любил, разные вещи, – разворачиваюсь в кольце его рук. – К тому же, уже говорил. Раз.
– Ага, а потом головой об лестницу шибанулся.
– Так, я ж для дела!
– Напугал меня тогда до чертиков, – Арти притворно надувает губки.
– А ты красиво матерился. Я даже очнулся. Кстати, монстра этого что-то не видно.
– Да он дрыхнет все время.
– Поехали домой, а? Не могу я в чужом доме находиться.
– Скоро Слава с работы вернется и поедем. У него ключей нет.
Пока дожидались Вяльцева, разговаривали. Арти рассказывал, как он провел эти почти две недели без меня, за исключением встреч с Савеловым. В конце концов, я не выдержал и спросил его про отца.
– Да он умер давно. Мне лет шесть было тогда.
– Ты его совсем не помнишь?
– Нет практически. Помню, что он был. А так… Мне иногда кажется, что если бы он был жив, мама бы другой была совсем. Ей ведь тяжело было одной двоих пацанов тащить. Я-то хоть в школу уже пошел, а Гер тогда совсем мелкий был. А потом я со своей ориентацией, и Гер погиб. Жалко мне ее.
– Прости, не хотел тебя расстраивать.
– Да брось. Нормально все. Уже ничего не изменишь.
Наше тяжелое молчание прервал звонок в дверь. Вяльцев вернулся с работы.
– Ну и козел же Вы, Роман Викторович, – вместо приветствия.
– Чего? – я чуть не грохнулся.
– Вы зачем невинного Сержика совратили? Да еще и склоняли к сексу со своим любовником. Как не красиво-то.
– Слав, ты нормальный? – Арти откашлявшись, выходит вперед.
– Знаете, это хорошо, что вас там сегодня не было. И завтра вам лучше туда не ходить.
– Что случилось?
– Эдуард Сергеевич заезжал, хотел с вами поговорить.
– Так, Артур, сиди здесь, я к Вердникову, – я должен ехать сейчас, пока Эдик еще не натворил дел. Если Серж обвинил и Арти, я обязан его защитить.
– Ром, я тебя одного не пущу.
– Ты не слышал, что Слава сказал? Этот сученок и тебя приплел. Думаешь, Эдик тебе это с рук спустит?
– Роман Викторович, может правда лучше переждать? Отсидитесь здесь, или валите куда-нибудь за границу. Вердников сегодня чуть здание по кирпичикам не раскидал. Он в бешенстве.
– Поэтому я и должен ехать. Смысла прятаться нет. А вот Артуру там делать нечего.
– Меня это тоже касается, – не унимается тигренок.
– Так! – повышаю голос. – Я сказал, сиди здесь. Я позвоню.
Натягиваю кроссовки, выхожу в подъезд, на ходу набирая номер Эдуарда.
– Я думал, ты уже за границей, – на том конце отвечают практически сразу.
– А мне бояться нечего, Эдик. Я тут прихворал слегка, прости, что не встретил.
– Ты еще и шутишь? Ты где сейчас?
– Такси ловлю, к тебе ехать собираюсь. Только ты это, встреть меня, а то я бумажник дома забыл.
– Рома, ты вообще в курсе, что я все знаю? Я сегодня разговаривал с сыном.
– Да в курсе я. Просто реально забыл. Не до того вчера было.
– Адрес называй, я к тебе сам приеду.
– Хрена с два. Я своих друзей подставлять не собираюсь. Поймаю тачку, приеду. Жди.
Отключаюсь, ловлю попутку. Пока ехал, передумал тысячу мыслей, миллионы вариантов нашего разговора и так ничего и не придумал. Что я могу сказать в свою защиту? Пытаться убедить Эдуарда, что его сын сука и я не причем? Глупо. Одуванчик хороший актер, пустит слезу, разжалобит папу, меня там же и четвертуют.
Выхожу из машины, когда к нам подходит охранник Вердникова. Киваю на водилу, чтоб расплатился и иду за ворота. Только сейчас вспотели ладони. Чувствую, как начинает немного трясти. Я на его территории. И пусть Эдик не криминальный авторитет и стрелять меня точно ни кто не станет, но страх все усиливается. Я просто не знаю, чего ждать.
– Пришел? – Эдуард хмурит брови, смотрит на меня как на нашкодившего ребенка.
– Пришел. А что толку бегать?
– Садись, рассказывай.
– Что рассказывать? – опускаюсь в кресло, чувствуя, как под ребрами снова начинает давить. Так, доктор сказа не нервничать.
– Свою версию.
– А смысл? Ты мне поверишь больше, чем родному сыну?
– Родзинский, не беси меня. Я и так на взводе. И если бы не знал твоего отца и тебя, ты уже давно бы в ближайшем лесу червей кормил.
– Сука, твой одуванчик. Причем сука та еще.
– Слова подбирай.
– Сам просил мою версию, так вот она.
– Роман, я не хочу верить в то, что мне рассказал Серж. Не хочу верить, что ты такая сволочь. Поэтому расскажи прямо, что произошло.
– Да ничего не произошло. У сына лучше спроси, чего ему от меня надо. Не трогал я его.
– Ты спал с ним или нет?
– Нет, у меня Артур есть. Я тебе уже говорил.
– На кой ляд Сергею все это дерьмо придумывать?!
– Да без понятия я! – черт, нельзя его сейчас бесить, надо спокойно поговорить.
– Сиди здесь, – встает Эдуард и уходит из комнаты наверх.
– Воды попросить можно? – обращаюсь к охраннику.
Тот стоит с каменной мордой. А у меня аж дыхание перехватывает. Боль под ребрами уже просто невыносима. Может Арти прав, и это действительно инфаркт. Вот обидно-то будет, помереть от сердечного приступа, когда тебя за совращение невинного одуванчика оправдают.
– Я не буду с ним разговаривать! – едва не вопит Серж.
Поднимаю взгляд. Серж раскрасневшийся стоит на лестнице, смотрит на отца. Спускаться не хочет.
– Вниз, быстро.
– Пап, ты мне что, не веришь? Ты этому веришь?
– Вот сейчас поговорим по душам, там и разберемся, – Эдуард непреклонен. Хватает сына под локоть и спускается ко мне.
– Роман, тебя чего перекосило? – это уже мне. Черт, а распрямиться –то нормально не получается.
– Нервы, – глубоко вдыхаю и сажусь ровно. Надо немного продержаться.
– Сергей, расскажи, что между вами произошло.
– Я уже рассказывал.
– Это правда, что ты мне сказал? Роман спал с тобой?
Одуванчик начинает шмыгать носом, на глазах накатываются слезы. Пухлые губы немного подрагивают.
– Он… – тянет мальчишка, – он сказал… мне было так противно…
Ну, пиздец котенку. Такой талант в сученке пропадает.
– Рома? – Вердников звереет на глазах. Чего и стоило ожидать. Одуванчик у него любимый сынок.
– О, а что у нас тут происходит? – слегка удивленный голос за моей спиной заставляет всех уставиться на говорившего.
– Виктор, иди к себе, – Эдик зол, как тысяча чертей.
– И тебе Добрый вечер, папа. Что случилось? О, Роман Викторович, здравствуйте, – старший сын Вердникова улыбается, но окинув взглядом собравшихся, его улыбка медленно сползает с лица. – Так, в чем дело отец?
– Это не твое дело, иди к себе.
– Мне не пять лет, не ори. На моль свою орать будешь.
– Моль – это твой брат, если ты забыл.
– Такое забудешь. Позорище. Что опять он натворил?
– С чего ты взял, что Серж что-то натворил?
Интересная картина наблюдается. Виктор, вечная ему слава и моя благодарность, с порога перетянул гнев отца на себя. Эдик дрогнул и уже, кажется, засомневался. А Серж стоит бледнее мела. Глаза огромные, смотрит на брата, как на апокалипсис.
– А кто еще тут что-то мог натворить? Он что за пару недель Ревьен разорил?
– Не лезь, не разобравшись в ситуации, – Вердников-старший берет себя в руки и накидывается на сына с новой силой. – Твоего брата опозорили!
– Да что ты говоришь? – усмехается старший. – Это как же?
– Вить, не надо… – пищит одуванчик.
– Заткнись, Сержик. Достало тебя перед папой покрывать.
– Виктор, объяснись. О чем ты сейчас говоришь?
– Что мелкий придумал на это раз? Злой гей Рома совратил несчастное создание? Проходили уже.
– О чем ты?
Вот и у меня вопрос, «О чем он?». Как-то я себя вообще не уютно чувствую. Тут семейная сцена разыгрывается. Влиятельные мира сего стоят, грызутся, а я сижу такой весь белый и пушистый и молчу в тряпочку.
– Да о Сержике о нашем. И о Карпове, которого ты сначала уничтожил, а мне потом разбираться пришлось. Ты же всегда с плеча рубишь. А сын твой тварь, которая людей за вещи держит. Я даже знать не хочу, что он в это раз напридумывал.
– При чем здесь Карпов? Он сам виноват, он к Сержу приставал!
– Ага! Кто еще к кому приставал? Ты сначала сына своего получше узнай, а потом на людей бросайся.
– Роман! – Эдик так резко перешел на меня, что я даже растерялся и чуть с кресла не навернулся.
– Что? – вскакиваю от неожиданности.
– Давай, Серж, расскажи папе правду? – тянет Виктор.
– Он меня реально опозорил! – рычит тот. – Я с друзьями поспорил, что его соблазню, а он упертый как баран!
– Поспорил? – шипит Вердников. – Серж, ты понимаешь, что человека чуть на тот свет своими шутками не отправил?
– Шутками? А как мне теперь друзьям в глаза смотреть? Я сказал, что сделаю, а сам не смог.
– Иди к себе, – в голосе столько льда, что аж мурашки по коже. – Я с тобой позже разберусь.
– Мне амнистия полагается? – спрашиваю, как только одуванчик уносится на второй этаж.
– Роман, ты мне почему не сказал сразу?
– А я в курсе был? Мне он своих планов не открывал.
Так, если мы все выяснили, то можно я домой уже поеду. У меня ноги подкашиваются. И вообще, я перенервничал, а мне покой нужен и санаторий.
– А если бы Виктор не появился? Да я бы тебя на куски порвал. И тебя и твоего любовника.
– Артура не трогай, – жестко смотрю ему в глаза.
– Дурак ты, Роман.
– Будто я сам не знаю. Я могу идти?
– Иди. Мы с тобой чуть позже поговорим. Виктор, за мной.
Вердниковы поворачиваются уходить, а я чувствую, как сердце сжимает тупой болью. Медленно, со стоном, опускаюсь в кресло. Мне бы пару минут посидеть.
Дежавю. Подозрительно похожие окончания вечера. Только сегодня я очнулся не на диване в квартире у Славы, а в больнице. В палате темно и ни души. Встать или хотя бы перевернуться тяжело. Пролежал до утра, пялясь в потолок. В шесть пришел врач. Задавал вопросы, смотрел на приборы. А я так и не позвонил Артуру. Он волнуется. Он даже не знает, что со мной. Как в тот раз. Только я проспал не три месяца, а несколько часов.
У меня, оказывается, был микроинфаркт и не один. Я их, оказывается, уже штук пять перенес и все на ногах. Только последний свалил меня. Врач говорит, что это не так страшно, просто надо отдохнуть, расслабиться.
Еще я плохо помню, чем вчера закончился наш разговор с Эдиком. Вроде Виктор спас положение. Финал только не помню.
– Роман, доброе утро, – в палату заходит Эдик. – Как ты?