— Я говорил тебе сегодня, что ты потрясающе выглядишь? — спрашивает он.
Ух ты! Первый комплимент. Бабочки сходят с ума у меня в животе, но я сохраняю атмосферу изысканности.
— Не так явно.
— Ну, ты обычно всегда прекрасна.
— Спасибо, — более мягко говорю я. — Ты выглядишь, словно собираешься самому себе надрать задницу.
Он медленно улыбается, сексуально.
— Если ты будешь продолжать смотреть на меня такими глазами, я опять от имею тебя, перегнув на этом диване.
Словно сумасшедшая, я снова хочу его, но у меня начинает урчать живот. Я направляюсь к нему, покачивая бедрами, сосредоточив на нем свой взгляд, останавливаюсь прямо перед ним.
— Сначала покорми меня.
— Хорошая идея, — бормочет он. — Давай покормим тебя перед великим наслаждением.
Я смотрю на него сквозь ресницы.
— Ты так говоришь, как будто я сегодня присутствую в меню.
Его пальцы дразнят мой затылок.
— Ты особое блюдо в течение этого месяца, — говорит он с улыбкой хищника.
Это напоминание для меня болезненно. Причем сильно. Я делаю быстрый вдох и отвожу взгляд. Он не знает, как его слова влияют на меня.
Зейн помогает мне надеть пальто и открывает дверь. Ной ожидает нас в коридоре. Как только мы появляемся, он становится сгруппированным и настороженным, охранником, одно слово, сдержанно кивает Зейну и одновременно что-то говорит по-русски в наушник, двигаясь к входной двери. Он открывает ее и выходит первым, осматриваясь по сторонам, не смотря на свои габариты он очень быстро и легко спускается по ступенькам. Открывает заднюю дверь длинного мерседеса с тонированными стеклами и ждет, пока мы сядем внутрь.
Юрий тоже находится на улице с двумя мужчинами, которых я раньше не видела, они садятся в два автомобиля, припаркованные впереди и сзади мерседеса. Безупречная согласованность и точность их движений меня удивляет, такое я видела в фильмах.
Честно, я немного удивлена всей серьезностью выхода поужинать, я проскальзываю на заднее сиденье мерседеса, Ной закрывает дверь. Зейн обходит машину и садится с другой стороны. Я никогда не была в машине с тонированными стеклами, надо полагать, это хорошо продуманная мера безопасности, я, наверное, сейчас нахожусь в машине с пуленепробиваемыми стеклами. Странно, но внутри в дорогом салоне уютно. Я оборачиваюсь к Зейну.
— Ух ты, — театрально шепчу я.
Он смотрит на меня тлеющим взглядом.
— Что?
— Чего ты боишься? — поддразниваю я его.
— Я боюсь того, насколько сильно я хочу твою киску.
Моя улыбка угасает.
Его рука скользит мне под платье, двигаясь по внутренней стороне бедра.
— Разведи ноги, — говорит он.
— Нет, я не хочу прийти в ресторан с огромным мокрым пятном сзади на своем платье, — нетвердо протестую я со смешком.
— Разведи ноги, — жестко повторяет он.
Я прикусываю губу и немного разъединяю ноги. Его пальцы тут же опускаются на мой клитор, он наблюдает за мной.
— Я не хочу кончать здесь, — с придыханием говорю я.
— Очень жаль, — отвечает он.
Он продолжает до тех пор, пока мое тело не начинает дергаться и выгибаться, и я нахожусь уже на грани, когда он вдруг останавливается.
— Ты не собираешься закончить то, что начал? — ляпаю я.
— Мы почти приехали, — небрежно отвечает он, вытаскивая свежий белый платок и вытирая пальцы.
Я смотрю на него ошарашенно, клитор пульсирует как безумный.
— Ты мог бы закончить, поскольку мы еще окончательно не приехали, — шепчу я.
— Знаю, но мне нравится видеть, как ты злишься, — жестко говорит он.
У меня отпадает челюсть.
— Это не может нравится.
— А мне... нравится.
Я отворачиваюсь от него, пытаясь спустить пар, смотрю в темное окно. Больше я не говорю ни слова, пока мы едем до ресторана, который находится всего через несколько улиц от моей работы.
Перед ресторан «Uncle Ho» навес из бамбука и стоит много бамбуковых растений в больших круглых глиняных горшках. Повторяются те же самые движения мер безопасности, прежде чем мы выходим из машины. Ной выскакивает, открывая мою дверь, Юрий открывает дверь Зейну. Я глубже вжимаюсь в свое прекрасное пальто, ощущаю руку на спине, пока Зейн ведет меня к дверям.
Мы проходим к лифту, где один человек уже ждет нас у открытых дверей. Мы поднимаемся наверх, на самый верхний этаж. Двери лифта открываются, и вау! На крыше — гигантский сад со сводчатым потолком, через которое видно чернильное ночное небо полное звезд.
Сухопарый, седовласый мужчина в безукоризненно кремовом костюме и тонким розовым галстуком приветствует нас. У него смуглое загорелое лицо, но возможно он все-таки европеец. Своим острым взглядом он постоянно осматривает весь ресторан, пока разговаривает с нами.
— Не хотели бы вы начать с аперитива в баре? — спрашивает он с чисто французским акцентом, улыбаясь и наклонив немного голову.
— Да, — соглашается Зейн, даже меня не спрашивая.
Мне стоит разозлиться из-за того, что он решил все за меня, но я в таком восторге, просто очарована обстановкой, что даже не собираюсь акцентировать внимание на этом вопросе. Декор является тщательной и впечатляющей успешной попыткой воссоздания пышного азиатского сада, такое обилие экзотических растений и цветов. Красивые, красочные орхидеи растут в половинках кокосового ореха. Гигантские папоротники, свисающие лианы и пруд из камней, заполненный декоративными карпами.
Мы пересекаем милый деревянный мост через ручей, направляясь к бару, который полностью сделан из матового стекла в виде массивных ледяных скульптур. Все барные стулья представляют из себя высокие троны, с мягкой насыщенной яркой обивкой.
Нас провожают к столику из стекла. Играет приглушенно в фоновом режиме «How You Remind Me» by Nickelback, я опускаюсь на сказочный стул-трон... и святая корова, это самый удобный стул, на который я когда-либо опускала свой зад.
— Я бы не отказалась еще раз прийти сюда и посидеть на этом стуле, — шучу я, откинувшись на спинку и чувствуя себя королевой. Я не забыла, что он не дал мне кончить на заднем сидении автомобиля, но я выжду удобный момент и отомщу, когда представится такая возможность.
— Забери его, если хочешь, — отвечает он, пренебрежительно пожав плечами.
— Что?
— Если ты хочешь этот стул, я пришлю его тебе.
Я смотрю, уставясь на него во все глаза. Идея довольно соблазнительная, но напоминает, будто бы большой ребенок ворует конфеты у маленьких детей.
— Ты что можешь зайти в любой ресторан и взять у них мебель?
Зейн странно на меня смотрит.
— Это мой ресторан, Далия.
Мои брови взлетают вверх.
— Твой?
— М-да... что в этом такого удивительного?
— Ну. Я не ожидала от тебя азиатского ресторана под названием «Uncle Ho». Я имею в виду, ты же русский. «Русский завтрак», «Русский персонал», «Русское искусство».
Экзотическая красивая женщина в красно-белом брючном костюме приносит нам меню на еду и напитки. Я открываю меню, здесь по меньшей мере пятьдесят разных коктейлей из водки. Я пытаюсь выбрать между «Agent Orange» и «White Russian», но в итоге решаю остановиться на последнем. Зейн заказывает «Moscow Mule».
— Ну, — говорю я после того, как женщина уходит. — Что побудило тебя открыть такой ресторан?
— Это идея на самом деле вдохновлена Хо Ши Мином, — объясняет Зейн.
Я хмурюсь, поскольку слышала о нем раньше.
— Разве он не вьетнамский коммунист? — спрашиваю я.
— Я рад, что в Америке вас учат мировой истории, — с насмешкой замечает он.
— Почему? В России, что не учат мировой истории? — вставляю я.
— Учат, но, вероятно, мы изучаем разные... хм... версии.
— Как это?
— Ты знаешь его, как вьетнамского коммуниста, а я как великого революционного деятеля.
Я смотрю на Зейна с любопытством, полностью заинтригованная.
— Существует много замечательных революционных деятелей. Что в нем особенного?
Его глаза поблескивают, а губы кажутся такими красными и сексуальными.
— Я восхищаюсь его дикостью. Он разгромил французов и победил.
— Так ты восхищаешься дикостью в мужчине?
— Дикость именно то, чего ты хочешь, — его взгляд прикован ко мне. Я загипнотизирована его грубой красотой, но мы говорим о слишком важных вещах.
— Может в твоем мире, но не в моем, — тихо с отчаяньем отвечаю я.
— Ты не думаешь, что в твоем мире присутствует дикость? — спрашивает он обманчиво мягко.
Я смотрю в его ледяные, бесстрастные глаза. Да, он сильный, богатый, имеющий власть, однако я вижу в его глазах нечто такое... мимолетное. Едва уловимое, но мне вполне достаточно, словно в глубине его глаз пронесся призрак по пустынным коридорам его души, как порыв холодного ветра.
— Я знаю, что нет, — четко отвечаю я.
Он молчит, только все также бесстрастно улыбается.
Приходит официантка с нашими напитками. «White Russian» — это не совсем то, что я ожидала, молочно-кофейного цвета, к которому я привыкла. В этом коктейле два слоя, ликёр «Калуа» — богатый коричневый нижний слой, и крем с водкой — блестящий белый верхний слой, и нарисованные ликером «Калуа» прямоугольник находятся сверху. Я беру две маленькие черные соломинки и все размешиваю, смотрю как ликер «Калуа» перемешивается с белым слоем.
Он поднимает бокал и тянется ко мне.
— За дикость.
Я делаю тоже самое.
— За доброту.
17.
Далия Фьюри
Через край своего бокала он наблюдает, как я вытаскиваю соломинку и потягиваю ароматный коктейль, напоминающий жидкий десерт.
— Нравится?
— Поэзия в стакане.
Поневоле он расплывается в улыбке.
— Так хорошо?
— О-О-мой-Бог вот как хорошо.
Официантка возвращается принять у нас заказ на еду.
— Что здесь можно поесть? — спрашиваю я Зейна.
— Ты любишь креветки?
— Да.
— Тогда креветки в огне являются исключительными.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Я возьму их. Любые предложения по поводу главного блюда?
— Я предпочитаю свинину с рисом.
— Звучит достаточно экзотично. Почему бы и нет?
Зейн делает заказ.
Молодая женщина с длинной роскошной косой подходит к нашему столику и ставит чипсы из креветок и при этом коситься на Зейна, и я вдруг чувствую стеснение в животе. Я не должна ревновать! Это последнее, что мне следует делать. Я перевожу взгляд на Зейна, он даже не замечает ее, и я чувствую огромное облегчение, поэтому расслабляюсь на троне. Ох парень, ты одна сплошная неприятность.
— Кстати, — как бы между прочим говорю я. — Мне нужно завтра сходить на работу после обеда, где-то на час.
Зейн кивает.
— Конечно. Ной отвезет тебя.
— Эээ. Нет. В этом нет необходимости. Я быстрее доеду на метро.
— К сожалению, пока ты со мной не можешь пользоваться общественным транспортом.
— Почему нет?
— Всегда есть риск похищения или нанесения телесных повреждений.
— Неужели кто-то в здравом уме может похитить новую игрушку великого босса русской мафии? — с сарказмом спрашиваю я.
— Никто, но есть люди, не обладающие здравым умом, и мне следует соблюдать осторожность. Они невероятно пожалеют об этом, но ущерб будет нанесен. Ты моя собственность, поэтому я за тебя отвечаю.
Я поднимаю ладони вверх.
— Ладно, ты высказал свою точку зрения, но я не хочу, чтобы Ной отвозил меня. Могу я вызвать такси? Оно подвезет меня прямо к входной двери и подождет, и потом также отвезет обратно.
Он прищурившись смотрит на меня.
— В твоем агентстве есть мужчины?
— Мужчины? Нет, мужчин нет, за исключением мистера Хоторна, бухгалтера, который приходит по вторникам, но ему, как мне кажется, лет сто двадцать.
— Тогда почему ты не хочешь, чтобы Ной отвез тебя? Он чем-то расстроил тебя?
— Нет, — тут же отрицаю я, — конечно, нет. — Я вздыхаю. — Просто я никому не говорила на работе о нашей договоренности... и я не хочу подъехать к дверям на мерседесе.
Он одним глотком выпивает свой коктейль.
— Ной остановится на близлежащей улице и доведет тебя до дверей.
— Почему? Нет. Ной выглядит очень суровым.
— Он подождет, через дорогу, — надменно отвечает он.
Я снова вздыхаю.
— Хорошо. Но он не должен подходить ко мне.
— Я скажу.
— Хорошо. Спасибо. Я ценю это.
Прибывает официантка, сопровождая нас до нашего столика, и мы следуем к круглому столу с белоснежной скатертью и, необыкновенно, просто пепельно-белыми тарелками, на которых отсутствуют монограмма ресторана и какие-либо рисунки. Мы садимся, нам наполняют бокалы шампанским, Зейн возобновляет разговор:
— Итак, чем же ты занимаешься в своем литературном агентстве?
Я тоже делаю глоток.
— Ну, моя работа прочитать огромную кучу рукописей, которые приходят по почте каждый день и попытаться отыскать талант, которое наше агентство хотело бы представить читателям.
— Ты читаешь много рукописей?
— Нет. К сожалению, существует мнение, что если человек способен написать одно предложение, он также способен написать книгу.
Он наклоняется вперед.
— Сколько ты отыскала талантов, пока работаешь в агентстве?
— Три, но двое из мной отобранных, не прошли, их забраковали другие девушки. Поэтому думаю, я нашла одну, но она была очень хороша. Фей, владелица агентства, выставила ее книгу на аукцион «Издателей Большой четверки» и получила ?250,000 тут же, — я улыбаюсь. — И это только касается прав Великобритании, она получила такую же сумму для издания в Америке. Прикольно, да?
Он медленно кивает.
— Не плохо. И сколько рукописей тебе пришлось прочитать, чтобы найти этот самородок?
— Не знаю, иногда, нужно прочитать миллион. Но чтобы ты имел представление — агентство в среднем получает от 200 до 250 рукописей в неделю, но в прошлом году мы нашли только четырех авторов.
Он с удивлением откидывается на спинку кресла.
— Это похоже на игру в лотерею.
— Точно, я об этом и говорю, — соглашаюсь я.
Он проходится задумчиво пальцем по запотевшему бокалу.
— Ты никогда не хотела сама написать книгу?
— Я не считаю себя писателем. Думаю, никогда не хотела. Я каракулями записываю свои кое-какие мысли, когда их слишком много роиться в голове, и я настолько ими ошеломлена, что мне необходимо очистить свой мозг и создать свободное пространство для других. Поскольку все мои мысли неожиданные и часто не имеют никакого смысла, но иногда пишу, как настоящий мастер или высказываюсь, как великий Эйнштейн. Те кусочки моих записей, которые спрятаны очень далеко, возможно когда-нибудь я прочитаю своим детям, и они достанутся им, чтобы они помнили о своей маме, когда меня уже не станет.
Зейн смотрит на меня, словно видит призрак перед собой.
— Что? — оборонительно спрашиваю я.
— Ничего, — тут же отвечает он.
Мне становится стыдно, что я вот так неосторожно поделилась с ним чем-то слишком уж личным, поэтому набиваю рот чипсами, как будто я никогда их не елаю.
— Расскажи мне о своей работе.
Он улыбается.
— Ты просишь меня признаться?
— Я никому не скажу. Клянусь честью скаута.
Он делает глоток шампанского.
— Ты может и нет, но у стен есть уши.
Я кладу оставшиеся чипсы в рот, давая им растаять на языке.
— Кто-то мне сказал твое настоящее имя — Александр Маленков.
— Не тот ли сказал тебе, что я съел свое сердце?
Я стреляю в него злобным взглядом.
— Вообще-то он сказал, что ты очень опасный человек.
Он поднимает бровь.
— Да?
Я облизываю сухие губы.
— Он сказал, что ты убийца.
Его лицо остается спокойным, но теперь он встает как бы в оборонительную позицию.
— У вас есть замечательная поправка в Конституции вашей страны, которая мне очень нравится — четвертая.
— Ты слишком спокойно говоришь об этом, — бормочу я.
— Жестоко, когда гепарда настигает импалу и убивает ее?
— Гепард делает это потому, что он голоден.