- Ёоооо! Ну, ты даешь! Это ж как ты себя до такого довел за неделю? – Игорь хотел еще что-то добавить, но у него зашумела рация. – Да едем, едем! – буркнул он в микрофон и открыл дверь подъехавшей машины. Потом обернулся на Мишку: - Вон – гастроном-стекляшка. Купишь там обычной пищевой соды. Растворяй полчайной ложки на чашку и пей. Вместо водки. Вечером позвоню.
Машина включила сирену и сорвалась с места.
После смены, в семь вечера Игорь уложил в пакет ампулы реамберина*, витаминов, еще пару препаратов и набрал Мишку:
- Что делаешь?
- …Свитер стираю! – ответил тот. – А что?
- Капельницу везти?
- Не. Я справился. Спасибо. Олегу только не говори, ладно?
- Ну - держись! Я завтра звякну! – сказал Игорь, а повесив трубку, добавил: - А про Олега – посмотрим….
* * *
Прошла неделя. Мишка не пил – стиснув зубы, держался. На воскресенье Игорь его зазвал на футбол – команда МЧС играла товарищеский матч с пожарниками.
Время игры вышло. Мяч выбили в аут, и Мишка побежал за ним за ворота. Когда вернулся, игроки уже столпились в центре поля, стягивая потные футболки и пересмеиваясь. Чернявый МЧС-овский вратарь Артур кивнул поверх Мишкиного плеча:
- Самсонов, там - к тебе.
Миша обернулся, и его горло сжало спазмом: у входа под трибуны, держа за руку Юрку, стоял Олег. Сунув Артуру мяч, Мишка пошел к ним. Малыш побежал ему навстречу:
- Миша!
Высокий мужчина опустился на корточки, и крошечный крепко обвил руками его шею и зажмурил глаза.
- Юр, не нужно, я – потный! Я сейчас сполоснусь немного, и мы домой поедем, хорошо?
Но Юрка мотал головой и всё крепче сжимал Мишу в своих объятиях.
Пусть для всего огромного мира Миша для Юры – никто. Ни юридически. Ни биологически. Юрка и слов-то таких пока не знал. Но он знал, что это – то самое плечо, в которое он часами плакал, когда у него резались зубы. Что это Миша успокаивал его, когда Юрка напугался Деда Мороза, учил мыть руки и застегивать сандалики. И всегда заступался, если на него ругались мама или папа. Мишка поднялся, взяв малыша на руки, и пошел к раздевалке. Олег молча шел следом. У дверей душевой Мишка погладил русую головку:
- Юр, иди к папе на пару минут, а? Я переоденусь.
Но Юрка упрямо мотал головой. Мишка присел на корточки, ставя малыша на ноги, и прижался лбом к его лбу:
- Я тоже соскучился. Очень!
Юрка перехватил руками, чтобы удобнее было сжимать Мишкину шею.
- Кем ты на празднике-то был? Пограничником?
- Да! - прошептал малыш. – А Милочка была моей «собакой». И я был самый крутой!
- Почему? – тепло засмеялся Миша.
- Ну, ведь собаки-то больше ни у кого не было!
Мишка снял с руки часы и протянул ребенку:
- Подержи, пока я моюсь, ладно? Только не уходи, а то - как я без часов!?
Юрка кивнул, сам подошел к Олегу и взял его за руку. И беспокойно смотрел на закрывшуюся за его Мишей дверь раздевалки.
Все душевые были заняты. Несколько человек неторопливо раздевались. Кто-то уже вытирался и натягивал цивильную одежду. Говорили о прошедшем матче и новом законе против пьяных водителей.
- Пропусти, а? – Игорь тронул за плечо одного из пожарников, который еще не успел намылиться.
- Чего ты? – недовольно обернулся тот.
- Его пусти! – Игорь кивнул на Мишку: - Ты видел: там ребенок ждет?!
Пожарник, хмыкнув, уступил кабинку. Мишка благодарно кивнул им обоим. Быстро сполоснулся. А когда вышел, Олег с сыном стояли на прежнем месте. И в глазах мальчика уже подступила слезами тревога.
Они возились вместе весь вечер: рисовали, играли, ели из одной тарелки. Пошли было укладываться спать после обеда, но Юрка так и не заснул, слушая такие долгожданные Мишкины сказки и рассказывая какие-то свои истории. Олег неслышно ходил по квартире, боясь спугнуть вдруг возвратившееся счастье. Когда позвонила Светлана, Юрка вздрогнул:
- Я не хочу к маме. Ты снова уедешь?
- Нет, мой хороший! – покачал головой Мишка. – Я вернулся. Ты сейчас пойдешь с мамой, а завтра я заберу тебя из садика. Лады?
Проводив Свету и малыша, они вернулись на кухню. Мишка мыл Юркины мисочки. Олег открыл холодильник и стал наставлять на стол тарелки.
- Светка яблок привезла!...
- Хорошо, - кивнул Мишка, не обернувшись.
Он ждал, когда Олег начнет разговор. Тот главный разговор, который им обязательно предстоит. Ради которого он приехал. Без которого нельзя больше жить и дышать. Но Олег не собирался поднимать серьезную тему.
- Вино открою?
- Да, - Мишка всё добавлял на губку фейри* и ожесточенно драил какую-то ложку. – «Пожалуйста, говори, Олег!» - заклинал он про себя. – «Ты же пришел за мной. Ты же всё понял. Говори! Прошу тебя!»
Но Олег подошел к нему сзади, обвил руками вокруг талии и, прижавшись щекой к его спине, прошептал:
- Мы не будем ни о чем, правда? Всё забудем, будто ничего не было. И никогда – ни слова….
Не обернувшись к нему, Мишка всем весом навалился локтями на раковину и опустил голову. Пена медленно оседала на его руках. Олег почувствовал изменение его настроения. Потянул его за локоть:
- Миня! Что-то не так?
Мишка молчал.
- Ты сказал Юрке, что вернулся. Это – правда? Или у тебя кто-то есть?
- У меня – БЫЛ! – резко обернулся и, не выдержав, сорвался Мишка. – У меня было всё. Самый дорогой, самый любимый, самый необыкновенный человек. Самая лучшая семья. Самый любимый сын. Я боялся верить своему счастью. И оказалось – не зря!
Олег вздрогнул, как от удара. А Мишка продолжал.
- Ты не понимаешь, да? Ты всё еще не понимаешь? И никогда не поймешь, даже если написать это через всю улицу огромными буквами? …Если Ты, Мой Бог!... – голос его дрожал, - Если ТЫ... будешь бить… Маленького Юрку! Значит, никому из нас… и вообще всему этому миру… не стоило… появляться на свет! Значит, у меня ничего нет! И никогда не было! Ни-че-го!
Широким, яростным движением он смел со стола любовно накрытый ужин. Тарелки и чашки со звоном посыпались на пол. Осколки веером брызнули в стены. Один нож, медленно вращаясь, задержался на краю стола. Отшвырнув табуретку, он сдёрнул с открытой полки лежащие там Олеговы грипады* и ножом с размаху пригвоздил их к столу.
- Мне ничего тогда не надо, понял!!!? – он кромсал и резал прорезиненную ткань, клочья синтепона взлетали белёсыми хлопьями. – Понял? ПОНЯЛ!?!? Я не могу с этим жить! – он бросил нож в раковину и вышел.
- Минька! – ринулся за ним Олег. – Стой! – но голос изменил ему, сорвавшись в едва слышный шепот.
Щелкнул замок. Олег выбежал в прихожую, рванул дверь. На лестничной площадке никого не было: не дожидаясь лифта, Мишка торопливо сбегАл по ступеням. Олег, словно во сне, вернулся на кухню. Под ногой хрустнули осколки. Он посмотрел на истерзанные лоскуты, когда-то бывшие его перчатками, взял из раковины нож и начал медленно полосовать лезвием свои ладони – секунду назад еще нежные, ласковые ладони, которые больше уже не нужны его Миньке.
Разрезы взбухали алыми каплями. Прочертив несколько полос, он переложил нож в другую руку, и только тогда боль и ощущение крови, скользящей на рукоятке, добрались до его сознания. Он провел еще одну саднящую черту через пальцы и обессиленно опустился на пол. Мягко щелкнувшего дверного замка он не услышал.
Мишка виновато и робко вошел в прихожую. Тихо прошел по коридору, остановился на пороге кухни. Потом увидел сразу всё: Олега, сидящего на полу, нож, кровь на его руках. Бросился к нему, падая на колени и прижимая к себе его голову:
- Лёля! Ты с ума сошел? – забрал, отбросил нож. – Сильно? Вены? Скорую?
Олег, глядя куда-то вдаль, мимо него, отрицательно качал головой.
- Глупый. Глупый. Родной! – Мишка, привстав на колено и не отпуская Олегова плеча, выдернул одну из полок, достал оттуда аптечку, ту самую, когда-то принесенную Игорем. Зубами вскрыл бинт, достал перекись водорода. – Дай сюда!
В Таджикистане старшине Самсонову не раз приходилось бинтовать огнестрел. Он видел тела, развороченные осколочными снарядами. А после ранения сам полчаса лежал под чернильным душным покрывалом южной ночи, вжимая себе под ребра набрякший кровью ИПП*, боролся с наплывающим беспамятством и не знал, идет ли к нему помощь. Поэтому сейчас он умело и быстро обмыл руки любимого и стал накладывать повязку. Покосился Олегу в лицо:
- Больно? Сейчас дам что-нибудь… анальгин.
Но Олег безучастно качал головой. Мишка затянул раны, бережно уложил перевязанные кисти к себе на колени, накрыл своими ладонями и наклонился, укрывая, защищая их грудью от этого мира.
- Я люблю тебя – любого! – заговорил он, опускаясь лицом всё ближе к бинтам и слабея от слез. – Давай Юрку бросим. Просто бросим и всё! Деньгами будем помогать, а встречаться – нет. Его Светка вырастит: он уже не маленький, она его любит. Может, я когда им помогу, а тебе и знать этого не обязательно. А меня – бей, если тебе надо! Я вон какой здоровый, что мне станет!?
- Нет, – голос Олега был отрешенным. - Если ты мне не веришь, то – всё!...
Мишка собирался сказать что-то неискреннее, утешающе-слащавое, что говорят маленьким детям и безнадежным больным, но, подняв взгляд, встретил переполненные отчаянной боли глаза Олега и осекся. И потом сказал очень твердо и очень серьезно:
- Лёль, давай ты мне всё расскажешь. Всю правду. С самого начала.
- Я ни разу его не ударил, - Олег вздрагивал от начинающей бить его плечи лихорадки. - НИ РАЗУ. Никогда. Я скорее покончу с собой, чем подниму на него руку. Ты на нем синяки искал? Тогда, у Игоря.
Мишка опустил глаза и молчал. Но Олег требовательно повысил голос:
- Искал?
- Да, - тихо выдохнул Мишка.
- Нашел?
- Нет.
- Их не было. И быть не могло. Это – мамины страхи. И Наташкины. И как-то они еще стали твоими. Я сам всё время жил под этим страхом. Оттого и детей не хотел. …Знаешь, я всё тебе расскажу. Но только… когда темно станет, ладно? Я не могу при свете.
- Темно теперь в августе станет. Белые ночи же!
- Ну… подождем.
- Ладно. А сейчас едем к Игорю. Там один порез – глубокий, нужно шить.
* * *
Бывают дни, когда начинаешь хуже думать о человечестве.
Смена у Игоря выдалась муторной. Едва он расписался в журнале дежурств и переоделся в спецуху, как приняли звонок из ресторана: на юбилее высокопоставленного чиновника у одного из гостей случился приступ панкреатита. Круглощекого молодого мужика рвало и колотило от боли и страха. Игорь ставил ему но-шпу, пристраивал под дорогой пиджак пакет со льдом и думал: это сколько ж надо было выжрать к семи часам вечера, чтоб так скрутило?!
Мусоля в руке большую купюру, подошел именинник:
- Что с ним, Док?
- Госпитализируем. Хирурги скажут.
- А может – промывание? И потом мой водитель отвезет его домой? А то пойдут слухи, что я палёную водяру на столы поставил….
Игорь брезгливо поморщился:
- А если он через два часа «кони двинет»? Впрочем, как хотите: пусть он пишет отказ от госпитализации, и – разбирайтесь сами!
Чиновник спрятал в карман свою деньгу, отвел глаза и, махнув рукой, ушел обратно в зал.
Пока сдавали страдальца в приемный покой, поступил вызов на «гипертонический криз». Криза там не было. Одинокая бабка ждала, чтоб померили давление, выслушали да посочувствовали, что ее совсем бросили взрослые дети. Потом был сломавший ногу паркурщик. За ним - пьяная беременная, которая посралась с собутыльниками, но пока скорая ехала – успела помириться, раздумала жаловаться на здоровье и, дыхнув врачу в лицо сивухой, предложила выпить за знакомство. От начала смены прошел час, а Игорь, уже злой и умотанный, еще даже свой тормозок* не успел донести до холодильника. Когда машина, наконец, остановилась перед станцией скорой, он увидел у подъезда две знакомые фигуры.
- Привет! Вы чего?
Миша чуть посторонился и вытолкнул вперед себя Олега. Обе его кисти были плотно запеленаты бинтами. Игорь помрачнел:
- И – что?
- Перевязка нужна. Там – кровит, - промямлил Мишка.
- Я разгребать за вами не нанимался! – вспылил Игорь и пошел к крыльцу.
- Мы поняли. «Спасибо!» - буркнули ему в спину.
В дежурке было пусто. На крошечной кухне сменившаяся еще час назад врачиха точила лясы с кастеляншей. Игорь смелой рукой сгреб ее в объятия:
- Мам Даш, выручай! Подмени на полчаса: приятеля надо к врачу отвести. Я отслужу потом, окей?
Пожилая усталая женщина скривила губы, но покорно вздохнула:
- Ладно, Гош. Надо – иди.
Он чмокнул сменщицу в щеку и поспешил вслед за двумя придурками.
Ставший вдруг хрупким и растерянным Олег насупился:
- Едем домой!
Но Миша мягко, но настойчиво подтолкнул его к больничной аллее:
- Не, пойдем в хирургию!
Они миновали роддом, гаражи, длинный новый корпус, когда их торопливым шагом нагнал Игорь:
- Здесь - направо!
- Не надо, сами разберемся! – огрызнулся Самсонов.
Но Игорь окатил его ледяным презрением:
- Ты уже показал, на что способен. Теперь язык в жопу засунь и делай, что говорят.
Речь шла о помощи Олегу, поэтому Мишка заткнулся, пропустил обоих спутников в дверях и молча пошел следом.
Пожилой хирург Николай Кириллович, закончив прием, укладывал в портфель очешник, мобильник и газету с кроссвордом, когда в дверь постучали.
- Кириллыч, привет. Помоги! У друзей – ножевое. В травмпункте, сам знаешь, начнётся: дознание, менты…. А ребята – хорошие.
Старик обернулся к вошедшему:
- Игорь? Здравствуй! …А потом «хороший» додумает, накатает заяву в полицию, и я буду объясняться, почему тайно делал криминальную операцию? Да я и Катю уже отпустил….
- Я поассистирую. Не накатают. Они вообще-то – близкие друзья. А тут - переклинило, и один другого… ножом…
- «У попа была собака, он ее любил»,… – ухмыльнулся хирург: - Ну ладно, зови!
Через пять минут Олега обкалывали лидокаином под яркими софитами перевязочной. Отмочив припёкшуюся повязку и глядя на ровные, параллельные порезы, Игорь удивленно присвистнул:
- …Хрена себе! Это ты сам, что ль, пилил?
- А кто же? – флегматично проговорил Олег. А потом, сообразив, что имеет в виду приятель, возмущенно дернулся: - Ты что? Как ты мог подумать!?...
- Сидеть! – рявкнул на пациента Кириллыч, уже примерившийся к рваной ране тенара* изогнутым иглодержателем. – …Игорь, я напишу на тебя «неполное служебное соответствие»! Что за трёп во время операции?!
- Простите! – смутился Игорь. – Молчу. Тихо, Олег!
Мишка полчаса мерил шагами больничный коридор. Наконец, они вышли.
- Всё ок. В среду - перевязка. Больничный - на четыре дня, – бодро отчитался Игорь, а потом, словно извиняясь за свою недавнюю грубость и обидные подозрения, легонько толкнул Мишку плечом в плечо: - Ты чего за мужем не следишь?
- На минуту оставил! – огорченно пробормотал тот.
- Значит, даже ни на минуту не оставляй! Дома дашь ему крепкого сладкого чая, а то от наркоза давление может упасть. Всё, я - работать.
Миша протянул ему руку:
- Спасибо! Я - твой должник.
Игорь отмахнулся и быстрым шагом поспешил по коридору.
Они вызвали такси. И уже на улице, пока ждали машину, Олег негромко спросил:
- Ты правда… вернулся?
- Если ты меня примешь обратно, то – да.
- Может, твои вещи сразу заберем?
Когда такси остановилось у подъезда Мишкиного временного пристанища, Миша потянул Олега за собой:
- Пойдем, поможешь.
Олег напряженно сдвинул брови, но пошел. И только на лестничной площадке тормознул:
- Я здесь подожду.
Но Мишка широко распахнул дверь:
- Нет, заходи! Увидишь: я жил здесь один.
Пока Олег сдержанно оглядывал съемную квартиру, он споро распихал по сумкам шмотки, бритву с шампунем, футбольный насос, пару детективов в мягких обложках. Выпотрошил холодильник. Прошел по кухне, проверяя полки и шкафы:
- Всё. Нигде ничего моего не осталось. …Мне было здесь, без тебя, очень плохо. Не отпускай меня больше, пожалуйста!
Дома он помогал Олегу раздеться.
- Смотри, у тебя кровь на колене. И на локте. Идем, отмою.
- Я сам,… – смутился Олег.
- Как? Языком, как кошка?
Вариантов, действительно, не было. Олег позволил любовнику раздеть себя, залез в ванну, высоко поднял забинтованные кисти. Миша оттирал мочалкой запекшуюся кровь, намыливал другу подмышки. Подчиняясь его движениям, Олег поворачивался, наклонялся, выше задирал ладони. И, хотя Мишкины руки касались самых интимных мест, ни у одного, ни у другого не встал. Не о том сейчас была их история. Не о ебле. Не о страсти даже. О Любви. О большой, настоящей и сильной Любви.