- Неправда. Ты отлично плаваешь. И красиво танцуешь. Значит, умеешь держать равновесие. А там больше ничего не надо.
Олег долго лежал на Мишиной груди, время от времени судорожно переводя дыхание. У Мишки затекло плечо, но он боялся пошевелиться. Боялся спугнуть еще какие-то слова.
Наконец, Олег тихо спросил:
- Ты завтракал? Или – голодный?
- Там – сосиски. Пойдем! – Миша легонько подтолкнул его плечом и, встав, первым делом сдернул ненужный уже плед.
Светлый летний день хлынул в окна. Олег поднялся следом, исподлобья, настороженно глядя ему в лицо. И Миша спокойно и твердо ответил на незаданный вопрос:
- Ничего не поменялось. Ты – мой муж, и я люблю тебя больше жизни!
Он стоял, опустив руки, и ждал. И тогда Олег решился, сделал шаг вперед и привычным, властным движением притянул его к себе. А Мишка по-девчачьи вскинул ему руки на шею. А потом они пошли завтракать. И собираться за Юркой. И хотя, приглядевшись к Олегу, можно было понять, что глаза его – заплаканы,он улыбался уже спокойно и уверенно.
* * *
Жара спАла. Небо выцвело к закату. И солнце застыло над озером, словно решая: идти на покой под кромку воды или остаться освещать белёсую северную ночь.
В костре занялось новое поленце. Огонь окреп. Уха забулькала, плеснула через край и паром зашипела на поленьях. Мишка чуть разворошил дрова, бросил в кипящее варево кинзу и лаврушку. И в сладкий запах сосновой смолы, земляники и дыма вплелась острая пряная нотка.
- Уезжать не хочется! – разморённо потянулась Марго, носком кроссовка подтолкнув к костру распушенную шишку. – Самый смак начинается!
- Ну и оставайтесь! – покосился на нее Миша.
- Нет. Дела. Бизнес, едрить его через коромысло! – энергично сказала она. – Отвезешь меня с тетей Катей и Ксюшкой на берег?
Он кивнул, наклоняясь над ухой, чтобы вычерпать из котелка пару «стрельнувших» туда угольков.
- Всем хорош остров, одно плохо – никак без лодки не попасть!
– Почему? Вплавь можно.
- Ха! - фыркнула Марго, – До берега - два километра! Это кто ж доплывёт?
- Мой Олег доплывет, - небрежно обронил Мишка.
- ****ишь, подруга! – чуть снизив голос, иронично бросила она.
- Завидуйте молча! – в тон ей, незлобливо, по-свойски парировал он, потом обернулся к берегу, где Олег с Арниными Петькой и Антоном нанизывали на ивовые прутья будущую «воблу», и окликнул:
- Лёль! Тут пари возникло: сможешь ты доплыть отсюда до берега или нет?
- А ты как спорил – за меня или против? – подходя, усмехнулся Олег.
На его ладонях отливала мутноватым блеском приставшая рыбья чешуя. Он обтер было руку о колено, сплюнул себе на кончики пальцев и начал подцеплять чешуйки ногтями.
- Не скреби! Не зажило же пока! – резко одернул его Мишка. – Давай, полью!
Олег послушно подставил ладони, и Миша плеснул из ведра тепловатой водой. Шрамы на ладонях поджили, стянулись в узкие, пока розоватые и местами шелушащиеся полоски.
- Что, на уху не остаёшься? – обернулся Олег к Марго.
Она отрицательно покачала головой. Подошел Арни с маленькой дочуркой на руках и его теща с тюками каких-то пеленок и шмоток. Крошечная Оксанка в светлом платьице и белой, обшитой кружевом панамке с горделивой небрежностью инфанты восседала на сильных отцовских руках. Ей сегодня исполнился годик. И в честь нее Арни собрал этот пикник на ильменском* острове.
- Пашка звонил: они с Толиком едут. Их водила прям на берег привезет, а обратно всех желающих захватит, – Арни обернулся к теще: - Баб Кать, ты готова?
Теща кивнула. Миша забрал у нее сумки и пошел к воде, где к низким стланям была привязана цепью «казанка»*.
- Тут Олег на спор взялся до берега доплыть, - подала голос Марго.
Баба Катя осуждающе нахмурилась:
– Что за ребячество?! Здесь – широко, и глубина семь метров.
- Я же – волжанин, Екатерина Петровна, - улыбнулся Олег. – Не бойтесь! За меня Миша поспорил, я его не могу подвести.
Он кинул футболку и брюки в моторку, подмигнул другу и вошел в воду. На отмели вода была теплой, как парное молоко. Но, зайдя по пояс, он остановился и поежился, зачерпнув ладонями, неторопливо растер руки и плечи, сделал еще пару шагов и поплыл. На берег сбежали Арнины пацаны.
- Меня дядя Олег обещал научить плыть баттерфляем! – похвастался старший, Антон.
- А я уже умею! – вставил Петька.
- Языком звиздеть умеешь!
- Антоша! – возмутилась баба Катя. – Что за слова? Не смей так говорить!
Миша уложил вдоль бортов сумки, распутал цепь, развернул лодку и, придерживая одной ногой корму у мостков, подал по очереди руку своим пассажиркам. Марго и баба Катя устроились на низких скамейках. Арни передал Мише Оксанку:
- Смотри, осторожней! Самое дорогое доверяю тебе!
- Не бойся, Серег! Спассредство наденем. Штиль - штилем, а техника безопасности – святое дело! – Миша передал малышку бабушке, потом опустился перед ней на колени и надел чуть великоватый ей оранжевый жилет.
Олег отплыл уже далеко. И размеренные гребки его рук рассекали зеркальную гладь. Мотор затарахтел, и лодка, задрав нос, рванула от берега. Приблизившись к пловцу, Миша заложил дугу, чтобы не потревожить его волнами, поравнявшись с ним - заглушил мотор. Олег плыл красивым, энергичным кролем. Мишка, чуть прикусив губу, любовался его точными движениями. Потом крутанул зажигание и увез пассажиров к берегу. Пока выгружались, пока выбирали со дна лодки сумки, пока пассажирки обували цивильные туфельки, Олег доплыл и вышел из воды, закидывая назад мокрые волосы, улыбаясь и умерЯя дыхание.
- Круто! – Марго вскинула вверх большой палец.
- Лёль, ты – лучший! – выдохнул Мишка.
- Я – для тебя! – ответил ему Олег одними губами.
Два старших Глазова подъехали на «служебном» мерседесе.
- Жаль, именинница уезжает! – сокрушался Павел, забирая у бабушки малышку и высоко поднимая ее над головой. – Ну, теть Кать, подарки-то тебе отдать?
- Всё – Насте, Насте! – отмахнулась Арнина теща. – Нас отпускайте уже, спать пора девчурке.
Водила открыл «чемоданистый» мерседесовский багажник и помог выгрузить в моторку ящик спиртного, удочки в дорогом чехле, какие-то пакеты и высокие болотные сапоги. Оксанка задремала на бабушкином плече, поэтому простились быстро, без разговоров и восклицаний.
- Дядя Паша приехал! – прыгали и хлопали в ладоши Арнины пацаны. – Фейерверк будет вечером, правда?
- Куда ты столько привез?! – поморщилась Настя на звякнувший ящик. – Сережа всё купил!...
- Ээээ, не говори! – покачал головой Павел. – Мы тут тучного клиента уважили. Это он нам поверх гонорара был так «благодарен». Армянский завод! Ты таких названий и не слышала!
В соснах, на высоком берегу, метрах в ста от рыбачьей избушки был сколочен из распиленных вдоль бревен прочный стол. На нем теснились бутылки, привезенные из дома нарезки и салаты, и два больших котелка только что снятой с костра свежей ухи.
- «Арцах Серебряный»*, 45 градусов, - прочитал Мишка незнакомую этикетку. - Лёль, по ходу, в честь тебя названа. И градус – в жилу!
Олег вынул у него из рук бутылку и переставил на другой конец стола:
- Как бы мне в своей семье исхитриться, чтобы раз и навсегда закрыть тему градусов?
Андреич, отвинчивая крышку с бутылки и разливая по тесно сдвинутым стаканам, подмигнул:
- Там, за протокой полянка есть с а-а-а-атличной крапивой. Попробуй, если ничего другое не берет.
Олег покосился на Мишку, иронично поднял одну бровь и задумчиво протянул:
- Ты думаешь?...
Эта тема не всплывала в их разговорах с зимы. Всё остальное наладилось, но тут - словно отрезало. А сейчас Олег молчал, не сводя взгляда с Мишкиного лица, и Мишины щеки медленно набирали румянец. Лёха хохотнул:
- Самсонов, ты хоть так не красней. А то мы, правда, подумаем, что Олег тебя крапивой жарит.
Вдруг встрял Арни:
- Лёх, завали своё радио! Орешь на весь бор, а рядом – дети, - и кивнул на своих пацанов, которых Настя чем-то занимала у костра.
От такого заступничества Мишка вспыхнул до корней волос, вскочил и ломанулся через собранные в груду ветви для растопки.
- Что вы за люди! – сердито пробормотал Олег и рванул следом.
Лёха фыркнул:
- Когда у этих балбесов медовый месяц-то закончится? Сколько можно всё это смотреть!?
- «Молодожены», едрёнать! – улыбнулся Андреич. И сам первым поднял стакан: - Ну, за любовь!
И остальные присоединились к тосту чарками с необычно крепкой армянской водкой.
А в это время в рыбацком домике целовались «молодожены».
- Лёля, я - хочу! – стонал Мишка. – Мне так нужно! Милый мой, родной, пожалуйста!...
Олег, прижав пацана к стене и раздвинув коленом его ноги, впивался губами в его губы, а пальцами в ягодицы:
- Подставишь?! Вечером, когда уедем, ок?
Мишка, прогибаясь в пояснице, терся стояком об Олегову затвердевшую ширинку.
- Да!
За окнами раздались голоса Арниных сыновей. Олег отпрянул от любовника:
- Всё, надо идти. А то застанут! Давай, ты – первым!...
Мишка, отвернувшись, старался успокоиться. Сделал несколько вдохов и выдохов. Провел ладонью по лицу. Положил ладонь на дверную ручку и обернулся в дверях:
- Лёль, ты только не дрочи сейчас, ладно?!
- Да не буду, не буду! Всё тебе достанется. Всё – твоё! …Ненасытный!
Сумерки густели.
Перемыв посуду, Настя увела сынишек спать в избушку. Вернулись рыбаки с «вечерней зорьки». Попонтили друг перед другом уловом, переоделись в сухое, стянулись поближе к костру. Хлебали уху, разливали водку. «Градус» компании постепенно повышался. Трезвый Мишка терпел и держался. А подвыпивший Олег, пользуясь спустившейся под сосны темнотой, украдкой тискал то его локоть, то талию.
- Мне свою Настюху жалко иногда, - откровенничал вполголоса Арни. – Красивая же баба, да? Даже вон после третьих родов – стройная. Глазищи! Волосы! А ведь никто на нее никогда глаз не поднимет, правда? Все знают, чья она жена. И ни один ханурик не решится….
Лёха хмыкнул:
- Ну а ты чего хотел?
- Да мне это нравится, конечно. Спокойно. Но и жалко её порой. Я захочу - гульну, а она – как в клетке. Иногда думаю: взять и купить ей путевку в Таиланд. Пусть съездит, развлечется! …Но не куплю, конечно! – он махнул рукой и потянулся вилкой за нажаренными его Настюхой еще дома котлетами.
- Ай, не рефлексируй! Залечись! – старший брат наклонил бутылку над Арниным стаканом. – Знаешь фишку: после первого стакана хочется бабу, а после второго – третий!
- У нас не всем бабу хочется, - хмыкнул Андреич. – Вишь, бывают разные предпочтения.
Мишка напрягся от этого разговора. Поднялся от костра и начал звякать котелками у стола.
- Самсонов, ты не обижайся! – окликнул Андреич. – Я ж – ничего!
- Всё ок, - ответил тот. – Нам просто ехать с Олегом пора. Мы завтра сына с утра забираем. …Собирайся, Лёль!
Они сняли ялик* с цепи, отшутились от их забористых подколок провожавших и оттолкнулись от берега. Сначала каждый сел на свое весло. Но когда отплыли метров сто, и оживленные мужские голоса стихли за их спинами, Мишка сказал:
- Пусти-ка!
И Олег беспрекословно отдал ему весло и пересел на корму.
У берега они привязали лодку к свае, надели замок и пошли к машине, стоявшей на пологом склоне. У них уже снова был жигуленок. Чадящий, ржавый и раздолбанный, он обрёл в Мишкиных умелых руках вторую жизнь. Заботливый новый хозяин снял и отнес к заводским сварщикам в починку прогоревшую выхлопную. Промыл мотор профессионально набодяженным ядрёным очистителем. Поменял ремень ГРМ. И благодарная машина не бойко, но ездила, и уже не грозилась заглохнуть навеки после каждых пяти километров.
Июльская ночь накрыла ватной тишиной пустынный берег. Туман подбирался к шоссе. Фары машины прорезали его рваные комья и отразились двумя огоньками в глазах какой-то небольшой зверушки, смотревшей из темноты. Миша пару минут грел мотор, дождался, пока печка подсушит влажные стекла, и тронулся, осторожно выбираясь на асфальт.
- Ну что, не передумал? – в голосе Олега переливались соблазняющие, искушающие нотки.
- Прямо здесь остановить? – с придыханием спросил Мишка.
- Нет, съедь с шоссе куда-нибудь, - Олег был уже не в состоянии держаться и вытащил из брюк ремень.
Мишка всматривался в дорогу, время от времени бросая взгляд на его руки:
- Лёлька, что ж ты творишь-то, а? Дай хоть куда-нибудь доедем….
Он свернул было на пологий съезд, но там сразу за кюветом началась канава. Он сдал задом, снова выбираясь на дорогу. Проехал еще пару километров и, наконец, резко крутанул руль вправо: меж кустов уходил от дороги неширокий проселок. Жигуленок трясло по колдобинам.
- Сейчас здесь полмашины оставим! – иронично усмехнулся Олег.
- Не оставим. Всё ок, - отозвался Мишка.
Дорога огибала рощу. Миша тормознул на опушке, за первыми же кустами. Широкое поле клочковато клубилось туманом. Луна застыла над озером узким серпом. Где-то в перелеске закричала потревоженная птица.
- Увидят, а? – с сомнением спросил Олег.
- «Комары» еще скажи! – фыркнул Мишка. – Не могу больше. Ни секунды. Давай!
Они вышли из машины. Руки Олега крутили ремень, то складывая его вдвое, то разворачивая. Мишка замер перед ним, послушливо потупив голову:
- Люблю!
Олег накинул ремень ему на плечи. И – двумя руками за два конца – притянул его к себе. Миша закатил глаза от возбуждения. Поцелуй получился жестким:
- Хотел? Получи! – Олег с силой засосал дрожащие от вожделения губы.
Мишка застонал. Олег забрал оба конца ремня в один кулак и опустил его вниз. Ременная петля заставила Мишку склонить голову к его паху. Он опустился на колени в росистую траву и, повинуясь властной ладони любовника, начал прямо через джинсы целовать его стоящий член. Олег, уже не торопясь, смакуя каждое движение, расстегнул ширинку:
- В рот!
Мишкины губы жадно приникли к желанному «орудию». Уверенная рука легла на его затылок, задавая нужный ритм. Закаменевшая головка скользила по нёбу. Темные березы шелестели над их головами. И влажный запах каких-то ночных цветов сливался с запахом их страсти.
- В горло! – с напором сказал Олег, прислоняясь спиной к автомобилю.
Миша привстал на одно колено, поменял угол движений, и стал забирать твердый, уже сочащийся смазкой член в самую глотку. Олег был на взводе:
- Вставай!
Мишка поднялся. Олег содрал с него штаны и, обвив за талию, притянул к себе, забрал в кулак оба члена и начал дрочить, ритмично стискивая пальцы. Миша пошире расставил ноги и оперся одной рукой о крышу машины за Олеговым плечом. От прикосновения Мишкиного напряженного ствола, от его рваных выдохов и мускусного запаха желания короткий спазм поджал все мышцы Лёлькиного паха, и сперма залпом выстрелила на его пальцы и Мишкин лобок. В кулаке стало скользко. Несколько толчков послабей прошили его – от поясницы до колен – сладкими, медленно замирающими судорогами.
Мишка тоже застонал, но ему не хватило возбуждения, чтобы кончить. Он начал было толкаться в руку любовника, но тот разжал кулак:
- Ну-ка – к капоту!
Путаясь в опущенных до щиколоток штанах, он сделал несколько шагов и оперся ладонями о теплый капот. Олег сложил ремень вдвое:
- Хотел? Получай!
Удар звонко щелкнул в ночной тишине. Снова вскрикнула птица. А Мишка, слабея от желания, прогнулся в пояснице:
- Да! Лёлечка, да! Я – хотел! Я – с ума схожу по твоему ремню! По твоим рукам. По херу твоему обалденному. Я люблю тебя, Лёлечка! Да!
Удары ложились на ягодицы и бедра. Мишка накрыл было ладонью член, но следующий же удар по силе перекрыл все предыдущие:
- Руку убери!
Ладонь послушно легла на капот. Наказание продолжалось еще минуты три. Ягодицы горели. И возбуждение уносило крышу напрочь.
- Вставай! – наконец сказал Олег.
Мишка развернулся к нему лицом и, глядя, как Олег откручивает крышку с тюбика смазки, с трудом переводя дыхание от возбуждения, выдохнул просяще: