— Прости?
Отстранившись, Сэйди рассмеялась:
— Хочешь пива?
Иисусе. Минет и пиво. Большинство парней посчитали бы, что их мечты осуществились, но Винс к большинству не относился. Было кое-что, что нравилось ему больше. Он стянул футболку Сэйди через голову и склонился к ее губам. Ему нравился оральный секс. Нравилось зарываться лицом в женскую грудь, но все это — лишь прелюдия. Развлечение, ведущее к настоящему делу.
Винсу нравился полный контакт. В любой позиции. Он любил отдавать и брать. Жесткие толчки и спокойное скольжение. Он был любителем проникновения.
— Нет. У меня на уме кое-что получше, чем пиво. — И коснулся застежки лифчика.
Сэйди отстранилась, глядя в зеленые глаза Винса, все еще затуманенные желанием, но полные энергии.
— Разве тебе не нужно время восстановиться?
Все мужчины, которых она знала, нуждались во времени на восстановление.
— Нет. Готов продолжить. — Он спустил бретельки лифчика по ее рукам и отбросил ненужную вещицу в сторону.
Когда Сэйди приехала домой, то переодела белье. У нее не было ничего сексуального, но хотелось, чтобы лифчик и трусики хотя бы подходили друг к другу. Поэтому она надела белые трусики и белый бюстгальтер. Винс, казалось, не заметил таких стараний и прижал ее обнаженную грудь к своей теплой груди.
— А тебе нужно время на восстановление?
У Сэйди затвердели соски. Винс подхватил ее ладонями под ягодицы и поднял, будто она ничего не весила. Сэйди обхватила его ногами за талию: горячее желание сгустилось меж ее бедер еще до того, как она вытащила впечатляющий член Винса из его штанов.
— Я готова продолжать.
Он пронес ее в темную гостиную и опустил на пол. Поцеловал в шею и снял то, что оставалось на ней из одежды. Касаясь большими теплыми руками всего тела Сэйди и втягивая губами кожу у нее на шее. Как и тем вечером, в комнате невесты, Сэйди чувствовала, что надолго ее не хватит. В этот раз она подтолкнула Винса к дивану своей прабабушки и протянула руку:
— Презерватив.
— На выбор!
И предложил ей три: красный, зеленый и голубой.
— Возьму тот, что подходит к твоим глазам, — сказала она, выбирая зеленый.
— Хочешь, чтобы мой член подходил к моим глазам?
Отбросив остальные кондомы на софу, Сэйди смотрела, как Винс раздевается.
— Считай меня модницей.
Он снял ботинки, носки, спустил брюки и трусы по мощным бедрам. На его загорелом теле не было ни грамма жира, ни миллиметра обвисшей кожи. Когда Винс остался полностью обнаженным, Сэйди толкнула его в грудь, чтобы он сел. Это был не самый романтичный секс в жизни Мерседес Джоанны Холлоуэл, но романтика сейчас мало кого интересовала.
— Мы куда-то спешим?
Сэйди оседлала колени Винса, и бархатная головка его возбужденного члена коснулась ее там, где ей это было нужно больше всего. Каждую клеточку тела сотрясла дрожь, и Сэйди с трудом сдержалась, чтобы не броситься очертя голову в наслаждение и не опуститься прямо сейчас на этот горячий, ничем не покрытый пенис.
— Ты же сказал, что готов продолжать.
Он и выглядел готовым.
— Так и есть.
— Тогда продолжим.
Она разорвала упаковку кондома, и в четыре руки они раскатали презерватив по длинному, толстому члену. Винс, обхватив лицо Сэйди ладонями, смотрел ей в глаза, пока входил в нее. Ему потребовалось несколько толчков, и когда он сказал:
— Как узко, — его голос был низким и хриплым.
— М-м-м. — Сэйди откинула голову назад и схватила Винса за плечи. Жар, зародившийся в том интимном месте, где они соприкасались, спиралью закручивался в ее теле.
— Так хорошо чувствовать тебя здесь. — Винс скользнул ладонями с ее груди на бедра. — И видеть тоже.
— Да, Винс. — Он приподнял ее, затем опустил обратно. — Очень хорошо.
— Не зря разделась?
— Нет.
Боже, он что, собирается всю ночь разговаривать? Ничто не портит секс быстрее, чем болтовня. Особенно если парень ляпает что-нибудь тупое и сводит всю концентрацию на нет. А иногда требуется большая концентрация, чтобы события дня не всплывали вдруг в голове.
Сэйди качнула бедрами… вот оно — жаркое трение. В горле Винса завибрировал стон, член скользнул внутрь и наружу. Винс был большим, мощным и вбивался в нее глубоко. Очевидно, он не принадлежал к болтливому типу парней, и Сэйди не нужно было стараться и концентрироваться на том, что он делает с ней. Она была захвачена мгновением. Поглощена им. Дом мог гореть синим пламенем, а она бы даже не заметила, объезжая Винса, словно он один из призовых жеребцов ее отца. Двигаясь страстно и жестко, снова и снова, бесконечно, до той секунды, пока не сорвалась головой вниз в обжигающий оргазм, который лишил Сэйди разума. Оргазм вышел из-под контроля, подчинил ее, пока Винс входил в нее снова и снова. И когда Сэйди только-только начало отпускать, он надавил ей на бедра и так и держал своими большими сильными руками.
— Ола, — низко застонал Винс. Сэйди наклонилась вперед и легонько укусила его за плечо. Некоторые люди, кончая, молчали. Другие — возносили хвалу Господу, третьи ругались матом. Но Сэйди никогда раньше не слышала «ола».
* * *
Сэйди разрезала слоеный круассан на разделочной доске.
— Хочешь, добавлю авокадо на твой сэндвич?
— Давай. — Винс стряхнул капли воды с листьев салата и положил их на столешницу рядом с доской.
Сэйди была в футболке и трусиках. Винс — в штанах карго. После разминки они оба нагуляли аппетит.
— Мужская еда в летней кухне на улице, — сказала Сэйди, намазывая круассаны майонезом. — Каролина никогда не стала бы кормить парней круассанами.
— Кто такая Каролина? — Винс оторвал бумажное полотенце и вытер руки.
— Каролина — наша кухарка. — Сэйди положила на круассаны индейку, салат и авокадо. — Она два раза в день готовит еду для работников ранчо. Большой-пребольшой завтрак и большой ужин. Ее сестра Клара Энн ведет хозяйство здесь и в домиках для рабочих. — Она подошла к холодильнику и открыла его. Холодный воздух коснулся ее бедер, когда Сэйди наклонилась, чтобы взять маринованные огурчики, банку пепперони и нарезанный сыр. Поскольку она вернулась, сестры держали холодильник и буфет полными продуктов для сэндвичей. — Думаю, сестры работают здесь около тридцати лет. — Она закрыла дверцу и повернулась. Винс стоял в центре комнаты: голова наклонена набок, взгляд прикован к ее заднице. — Что?
— Ничего. — Он усмехнулся, будто его застали за чем-то нехорошим, но он об этом не сожалеет. — Сколько мужчин живет в бараке?
Пожав плечами, Сэйди бросила ему сыр. Винс поймал его и пошел за ней к столу.
— Я точно не знаю. — Она поставила банки и взяла фарфоровые тарелочки своей мамы из шкафчика над головой. — Когда я была ребенком, их было около пятнадцати. Сейчас, я думаю, большинство тех, кто работает в «Джей Эйч», живет в городе. — Она добавила на сэндвичи сыр и пепперони. — Беспокоишься, что один из людей моего отца может ворваться сюда и надрать тебе задницу за то, что крутишь с дочкой босса?
Винс рассмеялся, и Сэйди посмотрела на него через плечо. На такого большого и загорелого, и плохого.
— Нет, просто задумался, насколько безопасно находиться здесь женщине совсем одной.
— Собираешься что-то сделать?
— Что-то кроме того, что я уже сделал?
Она засмеялась:
— Мне понравилось то, что ты сделал. Я должна беспокоиться, что ты сделаешь что-то, что мне не понравится?
— Есть несколько позиций, в которые я хотел бы тебя поместить, но гарантирую — они тебе понравятся.
— Мне нужно иметь под рукой мой шокер? Просто на всякий случай.
Приподняв бровь, Винс положил сыр на стол.
— Я не поверил, когда ты в прошлый раз угрожала мне своим воображаемым шокером.
Сэйди улыбнулась, но не стала ни в чем признаваться, а указала на буфет:
— Возьми чипсы, пожалуйста.
Она положила круассаны и огурчики на голубое блюдо веджвудского фарфора, а когда Винс вернулся, то выложила туда и «Лэйс».
— Воду, пиво или сладкий чай?
— Воду.
Сэйди налила стакан чая и еще один воды, а потом вместе с Винсом они перенесли тарелки и стаканы в столовую. Стол Сэйди украсила лучшими льняными салфетками своей матери.
— На самом деле мы тут никогда не едим, кроме Рождества и Дня благодарения.
— Немного вычурно.
Она посмотрела на громоздкую мебель из красного дерева и шторы из дамаста. Гости всегда ели в столовой из фарфоровой посуды. Таково было правило, которое мама заложила маленькой Сэйди в голову. Как, например, жевать с закрытым ртом и не показывать «нахмурюшки».
Винс взял с тарелки чипсы.
— А где ты ешь?
Сэйди расстелила салфетку на коленях.
— В детстве я всегда ела или в летней кухне, или в уголке на кухне. — Она откусила кусок сэндвича, прожевала и проглотила. — Я — единственный ребенок, и после смерти мамы всегда были только я и папа. — Глоток чая. — Просто было разумно кушать в летней кухне, чтобы Каролине не приходилось бегать туда-сюда.
— Сколько тебе было, когда твоя мать умерла? — Винс отхватил большой кусок круассана.
— Пять.
— М-м-м. — Он откусил еще кусок, прожевал и когда все проглотил, сказал: — Очень вкусно, Сэйди. Хотя обычно я не жалую круассаны.
— Спасибо. Приготовить сэндвичи легко. А вот ужин из семи блюд — сложно.
Винс взял стакан с водой, но замер, не донеся тот до рта.
— Ты можешь приготовить ужин из семи блюд?
— Дело давнее, но да. Вместе с манерами и шармом, и всякими другими уроками, которые я брала в своей жизни, я взяла и пару уроков по готовке. — Она откусила кусок своего легкого слоеного сэндвича. Индейка, авокадо и пепперончини — идеальное сочетание вкусов. — Моя мама потрясающе готовила и была ярой сторонницей хороших манер. Не то чтобы я в самом деле это помнила. Отец пытался воспитать меня так, как, по его мнению, хотела бы она. Пытался, но, конечно, часто об этом забывал.
Сделав глоток, Винс поставил стакан на стол.
— Ты похожа на нее?
— Она была Мисс Техас и едва не выиграла титул Мисс Америка. — Сэйди бросила соленые чипсы в рот и захрустела ими. Вот что она любила в «Лэйс»: соленый хруст. Конечно, «Читос» были самыми лучшими снэками на свете. — Мама была по-настоящему красивой и умела петь.
— А ты поешь?
— Только если хочу вывести людей из себя.
Он рассмеялся:
— Значит, ты очень похожа на нее. — И откусил еще кусок.
Это комплимент? Она что, в самом деле краснеет?
— Не знаю. Люди говорят, что да, но у меня глаза отца. — Еще кусочек сэндвича.
— Ты тоже была королевой красоты?
Покачав головой, Сэйди взяла стакан с чаем.
— Выиграла когда-то несколько лент и корон, но не титул. У меня проблемы с тем, чтобы ходить и махать рукой одновременно. — Она отпила чая. — Быть королевой — тяжкий труд. — Винс рассмеялся. — Так и есть. — Сэйди улыбнулась. — Ты пытаешься петь, танцевать, искриться и сиять. И все это одновременно. Думаешь, быть «морским котиком» трудно? Думаешь, террористы жестокие? Все это детские игрушки в сравнении с атмосферой на конкурсе. Мамочки некоторых претенденток безжалостны. — Где-то в ее книге хороших манер было правило о том, чтобы не говорить слишком много о себе. Кроме того, Сэйди хотела узнать побольше о Винсе. — Почему ты присоединился к «морским котикам»?
— Взрывать и стрелять в честь дяди Сэма казалось интересным.
— Так и было?
— Ага.
Он сунул в рот чипсы и взял стакан с водой. Определенно, Винс был не из болтливых. По крайней мере, когда говорить нужно о себе. Но тут сложностей не возникало. Одной из причин, по которой Сэйди стала таким успешным агентом, было то, что она заставляла людей доверять себе настолько, что они могли говорить обо всем. Иногда о том, что ее совсем не интересовало. Как, например, физиологические проблемы или странное поведение.
— Разве «котикам» не приходится много плавать?
— Ага. — Он отпил глоток. — Мы учимся серфингу, но в нынешних вооруженных конфликтах отряды проводят большую часть времени на суше.
— Я не очень хорошо плаваю. Предпочитаю наблюдать за приливом с пляжа.
— А я люблю воду. Когда был ребенком, проводил большую часть лета в каком-нибудь озере. — Винс откусил кусок круассана. — Хотя я ненавижу песок.
— Рядом с океанами и озерами много песка, Винс.
Он улыбнулся уголком рта.
— На Среднем Востоке тоже. Песок и песчаные бури. — И отправил в рот остатки сэндвича.
— Тебе приходилось учить арабский?
Покачав головой, Винс проглотил:
— Да запомнил пару слов по ходу.
— Разве не трудно было общаться?
— Я был там не для разговоров.
Здесь он тоже был не для разговоров и совсем не много рассказал о себе. Но и с этим у Сэйди сложностей не возникало. На Винса с его большими мышцами и яркими зелеными глазами на красивом лице, было приятно поглядеть. Сэйди встречалась с симпатичными мужчинами. Не с такими симпатичными, как Винс. Но в комплекте со всей этой его красотой шла настоящая скрытность. Нежелание дать женщине что-то кроме своего тела. И это было нормально для Сэйди, потому что именно на это она и согласилась. И именно это она и хотела.
— Почему ты живешь в Фениксе, когда могла бы жить здесь? — спросил Винс.
Очевидно, разговоры о нем закончились.
— Я знаю, что скотоводство кажется романтичным, вроде как освоение Дикого Запада, но здесь очень много тяжелой работы и уединенный образ жизни. Я не боюсь тяжелой работы, но расти, когда твой ближайший сосед в двадцати милях от тебя, одиноко. Особенно если ты — единственный ребенок. Я не могла сесть на велосипед и отправиться к подружке домой. — Сэйди откусила сэндвич и прожевала. У нее никогда не было лучшей подружки. Она никогда не бегала играть с соседскими детьми. Ей приходилось общаться со взрослыми или телятами, или овцами, которых она выращивала. — Если тебе нравится перегонять скот или ходить по коровьим лепешкам, тогда, я полагаю, одиночество того стоит.
Она сказала одиночество? Сэйди не считала себя одинокой, но помнила, что ребенком была совсем одна.
Винс положил салфетку на пустую тарелку:
— Разве однажды все это не станет твоим?
Когда давно знакомое чувство ужаса шевельнулось в желудке у Сэйди, ей внезапно расхотелось есть.
— Почему ты так думаешь?
— Люди говорят, а работа в магазине похожа на работу бармена. — Он пожал плечом. — Только не так много пьяниц и без чаевых.
Люди любят поговорить, особенно в Ловетте.
— Да, но я девушка.
Откинувшись на спинку стула, Винс скрестил мощные руки на обнаженной груди. Его взгляд оторвался от глаз Сэйди, скользнул вниз по ее подбородку и шее к футболке. Он улыбнулся и снова посмотрел ей в глаза.
— Это очевидно.
— Отец хотел мальчика. — Она сделала глоток чая. — Он хочет оставить «Джей Эйч» мне не больше, чем я хочу получить ранчо площадью в десять тысяч акров. Но я единственный ребенок единственного ребенка. Больше никого нет.
— Так что ты унаследуешь ранчо, которое не хочешь.
Сэйди пожала плечами. Ее чувства к «Джей Эйч» были запутанными. Она одновременно любила и ненавидела ранчо. Оно было такой же ее частью, как голубые глаза.
— Не знаю, что на уме у отца. Он не говорил мне, а я не спрашивала.
— Тебе это не кажется странным?
— Ты не знаешь моего отца, — прошептала она.
Винс чуть повернул голову влево. Сэйди заметила, что он иногда так делает и следит за ее губами.
— Сколько твоему отцу?
— Семьдесят восемь.
К чему все эти вопросы? Не может же Винса так интересовать ее жизнь. Это лишь секс на одну ночь. Ничего больше. Сэйди отодвинула тарелку.
— Закончила есть?
— Да.
Винс улыбнулся:
— Готова продолжить?
А. Он просто убивал время, задавая эти вопросы в ожидании, пока она поест. Сэйди взглянула на часы. Было чуть больше часа ночи. Сестры Партон появятся примерно в шесть утра. Нет, это был не самый романтичный секс, но он оказался восхитительным. Винс был не очень романтичным парнем, но Сэйди и не искала романтики. Винс — лишь партнер на одну ночь, и он дал Сэйди то, чего у нее давно не было.