— Тебе не надо работать.
— Надо. Я не понимаю, почему ты считаешь, что не можешь стать хорошим отцом, — призналась Джина, — но я буду любить его за двоих. Если ты хочешь помогать ребенку деньгами, это твое решение. Мне никогда не были нужны твои деньги, Ланзо.
К удивлению Джины, все оказалось проще, чем она думала. Ланзо помог ей собрать вещи и отвез ее на свою виллу в тот же день, когда он появился на пороге дома ее сестры. Она не знала, что он сказал Саре и Ричарду, но, когда она спустилась вниз, держа в руках сумку с наспех собранными туалетными принадлежностями, они болтали с ним, как со старым другом.
— Дафна останется с тобой, она будет готовить и следить за домом, — объяснил Ланзо, когда экономка встретила их в дверях дома и провела в гостиную, где уже был накрыт стол с чаем, лепешками и джемом.
— Может, три лепешки — это слишком для меня, — сказала Джина, выходя из ванной чуть позже.
Ланзо угрюмо посмотрел на ее изможденное лицо:
— Так не может продолжаться. Это вредно для тебя и ребенка.
— Гинеколог заверил меня, что на ребенке это никак не отразится. Он забирает все необходимые ему вещества из того небольшого объема пищи, который мне удается удержать. Главное, чтобы ребенок был в порядке, а я справлюсь, — бодро сказала она.
— Дафна будет готовить для тебя маленькие порции, но часто, и она будет следить, чтобы ты много отдыхала, — сказал он ей на следующее утро перед отъездом в командировку. — Я лечу в Нью-Йорк, чтобы проверить, как восстанавливают здание после пожара, а потом во Флориду и в Москву. Но я буду на связи.
Она хотела сказать ему, что он не обязан звонить ей. Она приняла его нежелание участвовать в воспитании ребенка, но какая-то ее часть радовалась, что он не собирался терять с ней связи, даже просто время от времени звоня ей.
— Ты хочешь открыть ресторан во Флориде?
Ланзо бросил кейс на заднее сиденье машины и посмотрел на Джину, стоящую на ступеньках его дома.
— Нет, я участвую в гонках катеров в Майами.
Джина прикусила губу. Совсем недавно сын известного английского мультимиллионера погиб, когда его катер перевернулся во время гонок. Эта история попала в заголовки газет, и Джина испугалась, прочитав ее. Глупо было надеяться, что Ланзо останется здесь с ней, в своем красивом доме с видом на залив, и будет ждать рождения ребенка. Он, скорее всего, умрет от скуки, печально подумала Джина. Он обожал опасные виды спорта и совершенно не интересовался ребенком.
Она сдержала слова «Будь осторожен!» и холодно проговорила:
— Желаю повеселиться.
Ланзо кивнул и сел в машину. Ему неожиданно захотелось отправить в Нью-Йорк кого-то из своих сотрудников, но он напомнил себе, что Джина будет в полном порядке с Дафной. На этой вилле, как и во всех остальных его домах, стояла самая современная пожарная сигнализация и система тушения. С ней ничего не случится. Но она выглядела такой несчастной, когда махала ему рукой, что он вспомнил, как десять лет назад подвез ее домой и сообщил, что возвращается в Италию.
Он помнил ее шок и блеск слез в глазах, которые она попыталась от него скрыть. Конечно, он знал, что она влюблена в него. И только поэтому решил уехать из Пула, не желая причинять ей боль. Только когда он в последний раз поцеловал ее и почувствовал, как она дрожит, он понял, что разбил ей сердце. Но она была так молода и только начинала жить и вскоре забудет его, убеждал он себя, уезжая прочь.
И она забыла: построила успешную карьеру, вышла замуж... Его челюсть напряглась, когда он подумал о шраме на ее щеке, оставленном мужем-алкоголиком. Джина обладала внутренней и внешней красотой, и она заслуживала лучшей жизни, чем давал ей Саймон. Но вместо этого она забеременела от Ланзо, а он сказал, что не может оказать ей никакой моральной поддержки. Он дал ей дом и деньги, чтобы успокоить собственную совесть, и собирался уехать, оставляя ее наедине со своей беременностью.
Джина посмотрела, как машина Ланзо скрылась из вида, и медленно вошла в дом, отчаянно борясь с подступающими слезами. После его реакции на ее новости о беременности она за час собралась и уехала из его виллы в Позитано, думая, что больше никогда не увидит его. И она до сих пор оправлялась от шока, когда увидела его вчера в Пуле. Он снова ворвался в ее жизнь, как торнадо, и прежде чем она смогла прийти в себя, согласилась переехать в его дом.
Она и правда радовалась, что больше ей не придется беспокоиться о жилье, но после встречи с Ланзо она поступила очень глупо и позволила себе влюбиться в него. Время, когда она работала на него и путешествовала вместе с ним, стало самым счастливым периодом ее жизни. Ее сердце сжалось при воспоминании о том, как они смеялись, долго разговаривали и проводили бессонные ночи, занимаясь любовью.
Она бесцельно бродила по гостиной, выглядывая в окно на рыбацкую лодку, выплывающую из бухты. Через несколько минут вошла Дафна с подносом.
— Я принесла вам перекусить, — сказала она с сочувствующей улыбкой.
— Спасибо. — Джина поколебалась несколько секунд. — Дафна, что случилось с невестой Ланзо? Как она умерла?
Улыбка мгновенно исчезла с лица Дафны.
— Это было страшное несчастье. Кристина и родители Ланзо погибли. — Она торопливо направилась к дверям. — Простите, у меня кое-что осталось в духовке, — пробормотала она и ушла, прежде чем Джина смогла спросить что-то еще.
Ланзо позвонил из Нью-Йорка и сообщил, что ресторан отремонтирован и снова начнет работать на следующей неделе. Он снова позвонил из Майами, чтобы сообщить о своей победе в гонках, и через несколько дней — из Москвы, где он собирался открывать еще один ресторан «Ди Козимо».
Ланзо звонил два-три раза в неделю, и Джина всегда с нетерпением ждала его звонков.
— Везет тебе, — сказала она ему, — ты греешься под солнцем на Карибском море, а в Англии бушуют октябрьские ливни. — Его смех заставил ее улыбнуться, осветив мрак дождливого дня. Почему-то ей проще было разговаривать с ним, когда он находился в тысячах миль от нее. Ее утренняя тошнота постепенно прошла, и она с радостью устроилась на полставки секретарем местного советника. — Я не устаю, — заверила она Ланзо. — Самое сложное, что мне приходится делать, — это ходить в соседнюю комнату за документами.
— Но тебе не надо работать, — протянул Ланзо, выглядывая из окна отеля в Бангкоке.
Ему очень хотелось сесть на первый же самолет в Англию и лично удостовериться, что Джина действительно так хорошо себя чувствует, как утверждала.
— Почему ты не берешь деньги со счета, который я открыл для тебя в банке?
— Я хочу сама за себя платить, — решительно ответила Джина.
Она решила не прикасаться к его деньгам, и ей повезло, что она нашла работу. Она любила ходить по магазинам для будущих мам, выбирать одежду для себя и крошечные рубашки и штанишки для новорожденных, которые она складывала в будущей детской.
Не верится, что беременность проходит так быстро, подумала Джина, проснувшись утром на Рождество и вычеркнув еще одну неделю в календаре. Она должна была родить в конце апреля, и постепенно к ней приходило осознание, что все это реально и скоро она будет держать на руках своего малыша.
Джина ждала, что Ланзо позвонит утром, поэтому отложила обед с семьей и стала ждать у телефона. Он говорил, что на праздники останется в Риме, потому что его новый временный ассистент жила в этом городе. В эти дни он был с головой завален работой, и Рафаэлла согласилась приехать к нему домой, чтобы помочь с бумажной работой.
Джина закусила губу. Может быть, Рафаэлла, которая звучала невероятно сексуально по телефону, когда она однажды сняла трубку вместо Ланзо, помогала ему не только с бумажной работой? У него был бешеный темперамент, и он не мог воздерживаться несколько месяцев.
В животе все сжалось при мысли о Ланзо, занимающемся любовью с другой женщиной, и Джина накинула пальто, чтобы поехать к людям, которые любили ее, а не сидеть наедине со своей ревностью.
Она распахнула входную дверь.
— С Рождеством, cara.
— Л... Ланзо?
Он улыбнулся:
— Ну, уж точно не Баббо Натале[2].
— Я догадалась, потому что на тебе нет красного костюма и длинной белой бороды, — поспешно ответила она. — Что ты здесь делаешь? Я хочу сказать... — Она покраснела, вспомнив, как представляла, что он сейчас с Рафаэллой. — Я думала, ты в Риме.
— Я хотел провести Рождество с тобой.
Джина хотела броситься в его объятия и целовать его, пока он не ответит и не отнесет ее в дом и наверх в постель. Но ее остановила мысль, что ему будет тяжело нести ее теперь, когда она набрала вес, кроме того, его могли совсем не привлекать ее нынешние формы. Поэтому она просто улыбнулась, когда он поднялся по ступенькам.
— Я собиралась на обед к папе и Линде. Здесь почти нечего есть, потому что Дафна уехала к сестре на Рождество, и я сказала ей не набивать холодильник, потому что я буду у родных.
Ланзо пожал плечами:
— Я не жду, что ты будешь менять свои планы из-за меня. Иди к своей семье, увидимся позже.
Джина покачала головой:
— Ты не можешь встречать Рождество один. Пойдем со мной, если хочешь. Я знаю, что Линда не будет возражать, она всегда готовит еды на целую армию. Сара и Хэзел приедут со своими семьями. Будет шумно, но весело. Но если ты не хочешь...
— С радостью, — ответил он. — Твой отец пьет вино? У меня в машине шесть бутылок прекрасного бургундского вина.
Глава 9
Джина уснула на диване. Неудивительно, подумал Ланзо, после такого сытного обеда и игр с племянниками и племянницами. Рождество с ее семьей, как она и предупреждала, прошло шумно, но после первых минут неловкости его удивительно тепло приняли ее отец, мачеха и сводные сестры.
Он вытянул ноги и посмотрел на мигающие огоньки на елке, которую Джина поставила в гостиной. Он никогда не украшал дом на праздники. Не важно, проводил ли он Рождество в Позитано или в Риме, для него это был обычный день.
Он снова вспомнил, как его приняла семья Джины. На следующий год в это время здесь уже будет ребенок, но он не приедет в Англию, чтобы провести с ним время. Это будет нечестно, если он не может быть хорошим любящим отцом, какими были мужья сестер Джины. Когда он наблюдал за тем, как Ричард Мелтон укачивает своего сына, он почувствовал укол вины, потому что он не будет любить своего ребенка.
Джина потянулась во сне и повернула голову к Ланзо. У нее всегда была потрясающая фигура, но из-за беременности грудь стала больше. Соблазн прикоснуться к ней и почувствовать ее вес был так велик, что Ланзо шумно вдохнул, чувствуя, как по телу разливается желание.
У него давно не было секса. Прошли месяцы с тех пор, как он последний раз занимался любовью с Джиной, и он не хотел заводить другую любовницу. Ему казалось неправильным спать с другой женщиной, пока его ребенок растет в животе Джины. Может, когда он родится, ему будет проще отдалиться от нее. Но сейчас он мог думать только о том, чтобы стянуть платье и оголить ее груди.
— Ланзо... Прости, должно быть, я задремала. — Джина покраснела, заметив, что ее голова почти лежит на его плече. — Наверное, тебе скучно сидеть здесь в темноте, — пробормотала она и оглядела комнату, освещенную только огнями на елке.
— Мне не скучно, cara.
Она напоминала маленького котенка, свернувшегося возле него, и он поднял руку, чтобы убрать волосы с ее лица.
— Здесь так спокойно, рядом с тобой.
После ее отъезда из Позитано он погрузился в работу, чтобы не думать о ней или ребенке. Пятнадцатичасовой рабочий день и постоянные перелеты по всему миру оставляли мало времени, чтобы думать о чем-то помимо бизнеса. Но, несмотря на его плотный график, она всегда занимала его мысли, и он не мог жить без их долгих разговоров по телефону.
Его страсть к ней не угасла за несколько месяцев разлуки. Воспоминания о ее великолепном теле занимали его мечты, а беременность сделала ее еще более соблазнительной и желанной.
Тишину нарушало только тиканье часов на камине. В полумраке глаза Ланзо сверкали, и Джина замерла, когда он наклонил голову. Она знала, что он собирается поцеловать ее, и знала, что не должна позволять ему это делать, но она не могла пошевелиться.
Ее губы раскрылись.
— Cara...
Он накрыл ее рот своими губами и поцеловал так нежно, что на глаза стали наворачиваться слезы.
Она не могла устоять перед ним, и в этом заключалась вся проблема. Она влюбилась в него, когда ей было восемнадцать, и глубоко внутри она понимала, что с тех пор не переставала его любить.
Ланзо понял, что скучал по ней, когда положил руку на ее затылок и наклонил ее голову, чтобы углубить поцелуй. Ее мягкие влажные губы послушно раскрылись, когда его настойчивый язык коснулся их. Он застонал и взял в руку ее грудь, погладив пальцем затвердевший сосок.
Она хотела его так же, как он. Она никогда не скрывала свою страстную натуру, и ее готовность только усилила его нетерпение, когда он провел рукой по ее ноге и животу.
Неожиданно он замер, почувствовал шевеление под пальцами.
— Малыш говорит «привет», — прошептала Джина, чувствуя еще одно движение в животе. Ощущение было невероятно приятным, и она положила ладонь поверх руки Ланзо, чтобы он снова его почувствовал. — Может, он или она узнал папу, — прошептала она. Ее улыбка исчезла, когда она заметила, что он напрягся. — Все нормально, дети пинаются, — заверила она его, решив, что он беспокоится о чем-то.
Ланзо дернулся от нее, как от огня. Нескрываемая надежда в ее глазах снова вернула его в реальность, и он провел рукой по волосам, проклиная себя за то, что позволил ситуации выйти из-под контроля.
— Я же говорил тебе, я не могу стать таким отцом, как ты хочешь, — резко проговорил он. — Я видел, как ты смотрела на своего деверя сегодня, когда он играл с ребенком, и я знаю, о чем ты думала. Но я ничего не чувствую к ребенку, которого ты носишь, равно как и к кому-то еще.
— Как ты можешь быть уверен? — воскликнула Джина. — Когда ребенок родится, ты можешь изменить свое мнение.
— Этого не будет. — Ланзо встал и включил лампу, которая тут же залила комнату ярким светом. Он увидел боль в ее взгляде, и на него снова нахлынуло чувство вины. — Я не хочу никого любить, — признался он.
— Но почему? — Джина никогда не верила, что он может влюбиться в нее, но ребенку нужен отец, чтобы защищать и помогать ему и, самое главное, любить. Она схватила его за руку и сжала ее, когда он попытался уйти. — Я знаю, что это связано со смертью твоих родителей и твоей невесты. Дафна рассказала мне, что произошла трагедия, но она больше ничего не рассказывает.
— Мне нужно ехать, — сказал Ланзо.
Она пораженно смотрела, как он идет к двери. Его пиджак висел на стуле, и, когда он перекинул его через плечо, Джина поняла, что он действительно уезжает.
— Куда ты поедешь? Сегодня Рождество.
День, который начался с такой радости и надежды, заканчивался отчаянием.
— Мой самолет на стоянке. Я сделаю короткую остановку в Риме, а оттуда полечу в Канаду.
Работа, как всегда, заполнит привычную пустоту внутри, а переговоры об открытии нового ресторана в Торонто займут его мысли на несколько дней.
Джина вышла за ним в холл. Его чемодан стоял все там же, куда он бросил его утром. Он взял его и открыл входную дверь, впуская в дом холодный ветер. Она не могла поверить, что он уходит. Он же повернется? Скажет что-нибудь? Он вышел на крыльцо и стал закрывать дверь. Джина побежала к нему.
— Ланзо! — Она вдохнула, когда он медленно повернулся, но мертвый взгляд его глаз лишил ее последней надежды. — Ты нужен нашему ребенку, — прошептала она. — Ты нужен мне.
Он покачал головой, словно отрицая ее слова.
— Прости, cara,— тихо сказал он и сбежал вниз по ступенькам не оглядываясь.
Январь принес в Дорсет снег. Утром Джина открыла занавески и увидела, что сад превратился в зимнюю сказку. Красногрудая птичка, прыгающая по белой лужайке, заставила Джину улыбнуться впервые за несколько недель.