Лиом вернулся в свою комнату выжатым как лимон. Ему было очень стыдно, ведь никто еще не видел его тело, кроме девушек-рабынь в купальне. А тут учитель. И не откажешь, он ведь готовит его, да и мастер все знает. Юноша осмотрел свои покои - огромная комната условно разделена на гостиную и место для рукоделия - в поисках Раиль.
Девушки нигде не было видно. Медленно прошел в сторону комнаты рабынь, но девушки остановили его. Он только лишь кивнул им один раз дернув колокольчик. Он знал, если его не впускали, то ее спину лечат, а ему видеть такое запрещалось. Только когда наказывают. А как лечат, нельзя.
Лиом пошел в сторону диванов и присел, поджал ноги. Он положил руки на спинку и опустил на них голову. Ему так было страшно. Всего через три недели его возьмет на свое ложе император. Если Лиом не понравится ему, то его убьют отравив в покоях правителя… вернее он сам убьет. Он заставит облизнуть его ядовитый перстень, который он откроет и будет смотреть, как жизнь покидает тело. Либо убьют в тюрьме. Если же он понравится, то жить ему все равно не так долго. Как только он родит и врачи заверят правителя, что кокон свит полностью, роженика убьют, а малыша провозгласят дитем законного супруга императора.
Рожденный что бы умереть…
Лиом отправился спать едва ли притронувшись к еде. Служанки спрятали в своей комнате часть пищи, дабы к ним не нагрянули врачи, выяснять почему у избранного наложника нет аппетита, почему он такой грустный и мастер опять накажет три или более девушек, что бы не смел голодать. Но Лиом просто не мог есть. Его мутило от страха. Ему было настолько страшно, что едва ли не половина принятой пищи почти всегда отправлялась в туалет. И такие приступы были у него последнюю неделю.
Служанки ели за него, поили его настоями, что подворовывали у старого лекаря, покрывали большую часть "провинностей" избранного, которого нельзя бить. Его даже ткнуть пальцем или схватить за лицо нельзя. Его тело берегут как зеницу ока. Он ничего тяжелее иголки в руках не держал, да и то минут двадцать в день. В его тело втирали благовония и масла, его массажировали и в шесть рук расчесывали волосы до колен. Его лицо нежно протирали всякими настоями, что бы не было угревой сыпи и кожа была нежной, как у младенца.
Лиом переоделся в ночную одежду и лег спать. Свернувшись в клубочек. Служанки жалели его. Они каждый день видели, как к нему относятся. Они слышали на кухне, что именно происходит с избранными наложниками. Почему за ними так пристально наблюдают. Зачем бьют на его глазах его приближенных людей, которые заменяют ему семью. Для чего требуют полного послушания и молчания.
Раиль одна из тех, кто прекрасно понимает его. Он рабыня, вырванная из своего мира. Обученная "подруга" избранного наложника. И как ей объяснил мастер Дома, после того, как Лиом будет передан во двор императора, в эти покои будет приведен следующий избранный в возрасте семи лет. Для Раиль это стало шоком. Малышей отрывали от родителей, запирали в четырех стенах, учили полному послушанию и готовили смиренно идти на плаху к палачу.
Утро было как обычно серое. Лиом встал, принял ванну с нежными маслами. Его тело мягко обработали маслом лишающим кожу растительности. Его волосы высушили и расчесали. Одели. Повели завтракать. А потом он отправился к учителю манер, к учителю становления речи и в итоге к учителю танцев.
Они вышли из главного здания Дома Юрельт и пошли в соседнее, на территории огромного комплекса зданий. Здесь были сады и небольшие искусственные пруды, мостики через каналы воды и полно охраны. Лиом шел в сопровождении двух рабынь и одного расторопного слуги Дома. За ними шло два рослых кота в доспехах и при оружии. И все, кто видел эту процессию с черноволосым светлоликим юношей, расступались и склоняли головы. Зависти ни у кого не было. Все, кто знал, кто этот юноша, все они испытывали жалость к нему.
Слух, о том, что Дом представляет своего эльвирса императору через три недели, уже разнесся по кулуарам Дома. И что сейчас его будут охранять боевые коты-шаки, которым сегодня передадут смену его постоянные коты-ягуары, говорит о том, что мастер Дома возлагает большие надежды на его тело и лицо, манеры и умение танцевать, говорить и просто быть очаровательным юношей, которого возжелает император.
Лиом не дошел до здания обучения всего шесть шагов, как услышал свист и что-то врезалось в площадку перед ним. Стражи за его спиной среагировали мгновенно и он ощутил, как его словно пушинку выдергивают из дыма и оттаскивают в сторону. Второй страж трансформировался и прикрыл своим телом напарника, который держал на руках эльвирса.
Лиом раскрыл глаза от ошеломления. В кота перед ним стреляли стрелами. Четыре из пяти врезались в его бок, а пятая просвистела совсем рядом. Зарычал тот, кто держал его на руках. Отовсюду высыпали воины. Но их обстреливали из-за густой стены дыма. А потом на площадку выскочило более десятка альф шаки и таури.
- Боевой отряд Кушаров! - раздался вопль по площади.
Державший на руках Лиома альфа стремительно полетел в сторону безопасной зоны, откуда сможет отправить эльвирса в подземелье, где тот переждет нападение, пока тут все не уладят. Но задуманному не суждено было случиться. Перед ними из дыма выскочил огромный таури и глухо зарычал.
- Мой господин, отойдите за колонну. - Шепотом произнес альфа, опуская Лиома на землю.
Лиом послушно шмыгнул за ближайшую колонну. За его спиной раздались рыки и произошел бой. Неравный. Ибо с таури не сравнится ягуар. Никогда. Лиом закрыл глаза. Три недели или сегодня? Какая разница?
Рядом раздался рык. Лиом скосил свои ультрамариновые глаза и обмер. На него смотрели желтые звериные глазищи таури, пасть окровавлена, дышит тяжело и вдыхает его запах. Лиом закрыл глаза. Бежать от опасности его не учили. Его учили послушанию. Его учили смирению со своей скорейшей кончиной. И он принял ее сейчас. Только никогда не думал, что будет убит одним из племени Кушар.
Его руку с силой сдавили и потащили куда-то вперед. Через секунду закинули поперек дикого кота и раздался на округу боевой клич, собирающий племя. Ему ответили более десятка альф. И дикий кот плавно развернулся на месте, тронулся в путь. Лиом только и видел, как замелькала кладка мостовой, а затем и черепица. А потом у него закружилась голова и он потерял сознание.
Ремал был собою доволен. Он ехал по горной местности, возвращаясь в свою деревню. Рядом были верные соратники. Чуть позади, всего на пол корпуса его верного товарища, кота Ша, ехал на таком же диком животном его друг - Клем. Они иногда перекидывались парой слов, посмеивались над неповоротливостью охраны знаменитого Дома содержантов.
- Ремал, твоему Ша не тяжело тащить это тело? - поинтересовался Клем.
- И то верно. Эй! - он шлепнул украденного напыщенного содержанта по заднице и тот вздрогнул. - Слыхал? Моему боевому товарищу надоело тебя тащить. Давай, ножками.
Он немного притормозил кота и за шкирку стянул хлипкое создание с тела животного. Юноша едва устоял на ногах, придерживаясь за сбрую. Не поднимая глаз.
- Смотрите-ка, миленький. - Заулыбался Клем. - Как думаешь, кому из властолюбов он должен был достаться?
- Да плевать кому. Теперь его удел работать, а не о удачной партии думать. Слыхал? - Ремал хохотнул. - Теперь твои нежные рученьки будут стирать и готовить, а не на ситаре играть.
Юноша только кивнул в ответ.
- Видал? - Клем расхохотался. - Так боится, что язык проглотил! Эй! Эй, содержанка! Я к тебе обращаюсь! - он махнул рукой из-за тела друга, - как имя твое?
- А не все ли равно? - Ремал осмотрел щупленького юношу. - Тебе какая радость от его имени? Сдохнет он у нас от непривычки работать, так что и имени его некому вспоминать будет. Все, поехали. А ты, неженка, ножками и что бы не отставал! Ха!
Кот послушно полетел вперед, Клем за ним. Юноша повернулся и пошел быстрым шагом. Но его обувь не предназначена для прогулок по горам. Ноги больно натыкались на каждый камешек. А еще вокруг было полно огромных и страшных альф верхом на кошках, диких и необузданных. Но юноша терпеливо шел в строю, с каждой секундой отставая.
Через час Клем повернул голову.
- Смотри, в самом хвосте плетется.
- Плевать.
- Ремал, кровью пахнет. - Втянул носом воздух друг.
Альфа повернул голову. Ветер дул им в спины и он так же принюхался.
- И правда. Кто-то ранен?
- Да вроде нет.
Они остановились нюхая воздух. Колонна из сорока шести членов отряда поравнялась.
- Кто ранен? - задал вопрос Ремал повторно втягивая носом воздух.
Парни замотали головами. Вожак осмотрел все лица и опустил глаза. И замер. Их пленник, сжимая пальцами рук свои штаны стоял и молча ждал когда они пойдут дальше, а его ступни, обутые в тряпичные домашние тапочки, были кроваво красные. Но он стоял прямо, словно и боли не ощущает.
- Что за… - Клем уставился на его ноги, на его белую обувь в красных пятнах.
- Ну-ка подними его. - Скомандовал Ремал.
Ближайший к юноше воин легко вцепился в его талию и приподнял, посадил перед собой и показал его ноги. У Ремала вырвалось ругательство из горла. Все стопы были изрезаны, шла кровь и попала грязь. А юноша молчал потупив взгляд, замерев и едва заметно покусывая губы. И ни звука.
- Ты что, немой? - задал вопрос Клем.
В ответ тишина. И даже глаз не поднял.
- Вы трое, затереть следы. - Приказал Ремал. - Повезешь его.
- Надо бы кровь остановить. - Пробормотал Клем.
Пока они говорили, кто-то из воинов, не слезая с кота, дотронулся до ног юноши, дабы осмотреть их. В ответ сдавленный стон и пленник отключился. Он был бледным, щеки горели, из уголков глаз текли слезы.
- Что там? Сильно? - спросил Ремал.
- Очень. - Произнес один из отряда. - Тут грязь попала. Зашивать надо.
- А ведь даже не вскрикнул ни разу. - Пробормотал Клем. - Немой что ли?
- Да Боги его знают, какой он. - Рыкнул Ремал. - Сними с него это подобие обуви. И посмотри что сейчас можно сделать. До деревни не далеко.
Мужчина только кивнул и разрезал ленты обуви. Осмотрел раны, плеснул водой и перебинтовал лентами, стянув потуже. Через пару минут колонна двинулась дальше, а трое отделившиеся от отряда рассыпали по дорожке кровавых следов специальный порошок, который все следы растворял.
Отряд проехал еще часа три по каменистым холмам и въехало в долину, пересекая которую оказались в своих родных местах. Трио догнало их на самой границе. Отчитались, что затерли следы и никого не видели в погоне. Ремал только кивнул в ответ.
Деревня встретила их оживлением и ожиданием потерь. Но были только легко раненные, пара ушибов и трофеи. Кое-кто прихватил денег, кто-то дорогие вазы и прочий мусор, а кто-то и раба. Ремал заулыбался своему наставнику, который осмотрел бессознательного юношу, которого подвезли к дому вождя.
- И чего это ты решил содержанта прихватить? - спросил наставник.
- Да глаза у него такие, что продать можно дороже всех взятых трофеев. - Хохотнул Ремал.
- А чего ноги раненные? Убегал? - поинтересовался старик, когда рослый воин внес его в дом в первую комнату, где жил воспитанник Ремала.
- Нет. Обувь у него комнатная. К нашим дорогам не пригодная. - Влез Клем и поклонился наставнику. - Здравия вам отец.
- И тебе, сын Каружа. - Старик улыбнулся. - Лекаря звать?
- Как хотите. - Ремал улыбнулся и осмотрел собирающееся племя. - Мы вернулись с победой! - взревел он и за ним взревели воины, а за ними и все остальные, вплоть до детей.
- Роженики, собирайте в большом доме столы! - заулыбался старик. - Будем отмечать хороший улов.
В массе людей-оборотней наметилось движение и к большому дому, где собирались все жители на совет, суд и свадебные бои, устремились те, кто жил в деревне и воспроизводил на свет потомство. Старик заулыбался и миролюбиво спросил:
- А все же, зачем заставлять тело, что собрался продать, идти пешком по острым камням, не проверив его обувь? Не уж-то разозлил он тебя, вождь?
- Нет. - Ремал усмехнулся. - Ша устал после битвы. Вот и решил ему путь облегчить. А как оказалось у содержанта не обувь, а хлам.
- Понятно. - Наставник посмотрел на вождя и покачал головой. - Где будет до весны этот юноша?
- Здесь. А как только торговые пути ото льда отойдут, так и продам его. - Ремал улыбнулся. - Ты его глаза когда увидишь, сам скажешь, что он стоит куда как больше, чем все то, что мы взяли при набеге.
- Хорошо бы.
Старик вздохнул. Лекарь вошел в дом, осмотрел ноги юноши, промыл их лечебным раствором и перебинтовал, туго сжав. А потом отправился на пир.
Лиом проснулся рано утром и не понял где он находится. Его распорядок дня сменился одним мазком. Никто его не будет, никто не просит жестами поспешить, ибо мастер идет. Никого рядом нет. И все здесь пахнет по другому. Даже звуки другие. Более живые.
Юноша медленно привстал на локтях и осмотрелся. Он был в маленькой комнатушке. Лежал на кровати из твердого дерева на жестком матрасе. В комнате был стол, стул и комод. Небольшое окно показывало часть неба и деревья.
Попытавшись сесть, потревожил ноги и зашипел, тихонько, что бы его не услышали. Он вспомнил где он теперь. И прекрасно понимал, что его нынешнее положение ничуть не лучше, нежели было до этого. Если в Доме Юрельта его уничтожали эмоционально, то тут скорее всего будут физически.
Лиом медленно сел, спустив ноги. Их пекло и дергало. Но хотелось в туалет, да и кушать. Все же он вчера только позавтракал, и неизвестно сколько времени прошло с тех пор. Он медленно встал и вскрикнул, рухнул на пол, вцепился в ногу. Заплакал от невыносимой боли. Раны начало дергать и печь сильнее, сводить судорогой и на краю сознания он ощутил, как кто-то ругаясь поднял его грубой хваткой и швырнул на кровать рыкнув, что бы не смел сползать с нее. Лиом отключился через мгновение после этого.
Дальше несколько дней он провалялся в бреду. Он ничего не говорил, только постанывал и метался по подушке. Когда ему становилось чуть лучше, его заставляли сходить в туалет, выпить бульон, но от еды его тошнило и выворачивало наизнанку. Затем его поили какими-то травами, мазали стопы и на третьи сутки лихорадка отступила.
Юноша проснулся рано утром. Вялый и от слабости не способный сделать хоть шаг или даже жест. В комнату вошел врач. Осмотрел его, потрогал лоб, открыл ноги и принялся разматывать бинты. Намочил присохшие места и подождав немного снял остатки. Смазал ранки мазью, что-то вскрыл и прочистил от нагноений. Затем дал выпить настойку и Лиом благополучно провалился в сон.
Полностью в себя он пришел только на пятый день. Его еще потряхивало от слабости, все казалось нереальным. И хозяин дома зарулил в комнату, швырнув ему в лицо охапку вещей, усмехнулся:
- У нас, кто не работает, тот не ест. Эти вещи надо починить. Надеюсь шить ты умеешь, кроме как ноги раздвигать для богатого кота.
И вышел. Лиом сглотнул. Он медленно подтянул тело и устроился полулежа. Осмотрел фронт работ. Шить и вышивать он умел, только больше получаса в день ему не разрешали держать иголку в руках. А тут столько всего порвано…
Лиом исколол себе все пальцы, пытаясь хорошо заделать куртку. Остальные легкие вещи он уже сделал. Правда не понимал, как можно дать один цвет ниток для разных тканей и расцветок. Но делать нечего. И он как мог аккуратно зашил все разрывы, заштопал где было необходимо, даже кое-где прошил по рисунку.
А вот куртка была на редкость пакостной. И грубой. Но все же он доделал и ее. Аккуратно сложил в стопочки готовые вещи и понял - делать больше нечего. И желудок требовал пищу. И в туалет хотелось. А воспоминания о чудовищной боли в ногах страшили его попробовать еще раз встать.
Хозяин дома не пришел. Вместо него залетел сверкая глазами паренек лет шестнадцати и собрав охапку заштопанных вещей небрежно бросил круглую булочку и чуть ли не с силой поставил кружку с киселем на стол. И улетел молча, фыркнув только себе под нос. Лиом смотрел строго перед собой и вниз. Заученный этикет императорского наложника был теперь его второй составляющей. Его броней от всего.