— Здесь. Они делали со мной это здесь.
— Да, это действительно так, — проговорил Илья.
— А вам откуда известно?
— Ваша запись… кхм… она сохранилась, — на лице мужчины отразилось смущение, и он увел взгляд.
Значит, он все видел… От этой мысли стало нестерпимо больно, словно я сейчас снова стояла обнаженной перед чужими людьми.
— Пойдемте отсюда, — процедил Серебрянский.
Я не помню, как мы выбрались наружу, свет фонарей рябил под ногами, освещая почерневший пол, и я благодарила судьбу, что ночь скрывает меня от Горячева. Как теперь смотреть ему в глаза? Как?
— Яна, знаю, как вам неприятно это, но я не мог не смотреть запись. Это главная улика. Вы должны понимать, что на суде…
— Вы покажете это на суде?
Дура! И как я раньше не поняла, что давая показания против Абрамова, придется подтверждать их неопровержимыми уликами. Илья молчал, и в этом был ответ.
— У нас нет выбора. Только так мы сможем засадить Абрамова, — Горячев обращался к Алексу, понимая, что именно его согласие должен получить, и мой мужчина его дал.
— Ян, после суда все кончится, слышишь? Родная, мы должны это пережить.
В ту ночь я снова не могла уснуть, только теперь вместо дурманящей надежды на светлое будущее, варилась в желчи прошлого, понимая, что никуда не деться и снова придется шаг за шагом, час за часом переживать мои мучения. А вот Серебрянской уснул, и я не могла винить его за это. Он устал за последние месяцы и, наконец, позволил организму расслабиться. Только на рассвете и меня, наконец, сломила усталость.
Когда я проснулась то была в комнате одна, а день палящим солнцем сообщил, что давно настал. Часы показывали два, и это странно, ведь утром Горячев снова хотел наведаться на завод. Наспех одевшись, я вышла из спальни и увидела на кухне Александра и Илью, деловито накрывавших на стол.
— Завтрак? — усмехнулась я, наблюдая всю эту забавную сценку.
— Любимая, уже обед, — подошел ко мне Серебрянский и потянулся за законным поцелуем, но я отвернулась.
— Не целуйся с помойкой, я еще не чистила зубы, — пробурчала я.
— Я любую тебя люблю и готов целовать.
— Охотно верю, но все же не стоит идти на такие жертвы ради меня. Доброе утро, Илья.
— Доброе, Яна. Умывайтесь и приходите на кухню. Нам с Александром есть, что вам сказать.
Я посмотрела на Алекса, вмиг ставшего серьезным, но он и бровью не повел. Стало ясно, что разговор предстоит небыстрый, и лучше действительно сначала умыться.
Когда я вернулась, передо мной стояла тарелка пюре с полуфабрикатными котлетами, которые я не стала бы есть, не будь это блюдом от моего мужчины. Илья выложил на блюдце несколько соленых огурцов и поставил на центр стола. Мужчины переглянулись, судя по всему не зная, как начать разговор.
— Я понимаю, что вы хотите сообщить что-то важное. Давайте, не нужно тянуть, — не выдержала я, прекращая весь этот фарс.
— Яна, есть один способ избежать просмотра вашего видео на суде, — обратился ко мне Илья, и вроде бы это должно было обрадовать, но по суровым мужским лицам я поняла, что не все так просто.
— В чем загвоздка?
— Солнышко, — Алекс положил мне на тарелку огурчик, а потом внимательно посмотрел в глаза, — люди Ильи получили доступ ко всем видео, которые снимал Абрамов, а, значит, там должны быть съемки твоей сестры. Ты, как ближайший родственник…
— Нет! — отрезала я. Мысль демонстрировать Риту судье, адвокатам и прочим казалась мне омерзительной. За себя отвечала я, но память о сестре — это другое. Если покажу ее видео, чем сама буду отличаться от Абрамова?
— Яна, но тогда…
— У вас же есть видео и других девушек. Почему не показать их?
— Они также будут приобщены к делу, но вы — жертва и можете дать показания, что именно по приказу Абрамова все это с вами сделали. Рита — ваша сестра, ближайшая родственница. Вы сможете представлять в суде ее интересы.
— Ее видео вы тоже смотрели? — равнодушно спросила я, но это было напускное. Зная, как оборвалась жизнь сестры, я не могла найти иного способа держаться, кроме как демонстрировать стойкость.
— Мы просмотрели не все видеозаписи. Сегодня к вечеру я принесу фото, и вы опознаете по ним сестру. Саму запись смотреть ни к чему.
— Мне нужно подумать.
Никакого аппетита больше не было. Пюре с котлетой остались нетронутыми. Я ушла в комнату и, забравшись прямо в тапочках на кровать, начала размышлять над словами Горячева. Показать видео сестры — все равно что стать подобием мерзавцев, что спекулировали на ее несчастье. Но ведь это будет моя попытка наказать Абрамова? Выступить не только за себя, но и за Риту… Может быть, Илья и Алекс правы?..
— Родная, можно? — в дверях стоял Серебрянский с кружкой кофе. Удивительно, как сильно он изменился за пару дней, стоило обрести надежду. Он снова стал заботливым, нежным… Именно такой он мне был нужен. Он и поможет принять решение.
***
Вечером этого дня мне предстояло опознать на фотографиях с видео свою сестру, потому что я согласилась представлять в суде нас обеих.
— Яна, это непросто. Выпейте, — Илья поставил передо мной рюмку коньяка, и я недоверчиво посмотрела на мужчину, — пейте-пейте. Поможет.
Не глядя, я махнула залпом всю рюмку. Никогда не любила крепкие напитки, но сейчас это действительно было нужно. Закусив долькой лимона и снова поморщившись, я попросила налить еще.
— Только одну. Иначе будет хуже, — Илья наполнил рюмку, кивком предложил Алексу, но тот отказался, — а я, пожалуй, составлю компанию.
Мы выпили, не чокаясь, после чего Илья протянул мне стопку фото. Я понимала, что жертвами Абрамова были многие девушки, но только ощутив тяжесть фотографий у себя в руке, с ужасом осознала, что держу множество поломанных судеб. Страшно. Как же было страшно.
— Я бы хотела остаться одна, — прошептала я, откладывая в сторону фото незнакомой перепуганной темноволосой девочки.
— Уверена? — Алекс опустил ладонь на мое плечо, — может, лучше вместе?
— Уверена, — твердо ответила я, не желая делить этот страшный момент ни с кем, а тем более с ним.
— Александр, подождем в комнате, — тихо обратился к моему жениху Илья, и оба вышли из кухни.
Я рассматривала каждую фотографию, стараясь не думать о том, что пришлось пережить этим совсем молоденьким девочкам. Горячев распечатал кадры начала их пыток, стараясь уберечь меня от страшных последствий экзекуций этих нелюдей, но ужас в глазах, знание дальнейшей судьбы каждой жертвы все равно причиняли нестерпимую боль.
Около пятидесяти фотографий. Около пятидесяти молодых девушек. Около пятидесяти покалеченных судеб.
Алекс с Ильей терпеливо ждали в комнате, запрещая охране даже выходить в коридор, чтобы меня не тревожить. Когда я пришла к ним, по их лицам поняла, что даже через стену они оба вместе со мной пережили этот ужас.
— Яна, кто из них ваша сестра? — первый обратился Горячев.
— Никто.
Ни на одной из фотографий не было Риты. Возможно, это были кадры не из всех видео, а возможно…
— Вы уверены, Яна? Может быть, не узнали…
— Уверена. Моей сестры нет среди этих девушек.
— Илья, вы отсмотрели все видео? — вмешался Алекс, он встал с дивана, подошел ко мне и крепко обнял, словно пытаясь забрать мою боль.
— Подождите минуту, — хмуро ответил Горячев и практически выбежал из комнаты.
Мы с Алексом не решались заговорить, словно лелея в тишине слабую надежду. Он просто меня обнимал, слегка покачивая из стороны в сторону, как маленького ребенка. А Горячев все не шел…
Из соседней комнаты доносились голоса, я слышала, как Илья говорил с кем-то по телефону, а потом все стихло. Слабо скрипнула дверь, и Горячев подошел ко мне, протягивая какие-то распечатки.
— Что это? — спросила я, невидящими глазами разглядывая бумаги.
— Это документы на вывоз крупногабаритного груза. Внутри контейнера было пять девушек, которых переправили в Румынию для… кхм… Яна, если вашей сестры нет ни на одном из снимков, то значит, она была в этом контейнере.
— То есть пять лет назад Риту не замучили до смерти? Моя сестра жива?
========== 32 Глава ==========
Каждому человеку необходима вера. Кто-то отдает предпочтение Богу, зная, что все происходящее есть его промысел. Иные верят в судьбу — благосклонную заступницу или же злодейку. Третьи полагаются только на себя. Но всех без исключения объединяет вера в лучшее. Даже самый пессимистичный человек, оказавшийся в безвыходной ситуации, где-то глубоко в душе будет верить пусть в мизерную, но вероятность на чудо. Слова Ильи Горячева о том, что мою сестру не убили на заброшенном заводе пять лет назад, вселили надежду на лучшее. Я не была готова от нее отказаться.
— Илья, не молчите! Скажите, моя сестра жива?
— Яна, я бы не хотел, чтобы вы жили иллюзиями, — вздохнул мужчина и сел на спину дивана, — Риту продали в румынский бордель. Простите, что говорю это, но только одному Богу известно, через что она там прошла. Шанс, что она до сих пор жива — ничтожен. Даже если это не была смерть от руки какого-нибудь клиента или хозяина, ваша сестра могла погибнуть от болезни или физических насилий.
— Нет! Нет! Нет! Рита жива! Она жива! — все разом помутилось, я почувствовала, как внутри меня закипает нечеловеческая ярость. Захотелось ударить Горячева за то, что он в прямом смысле сидел передо мной, опустив руки. Если бы не Алекс, что меня удержал, я так бы и сделала.
— Яна, прошу вас, не живите иллюзиями. Если окажется, что ваша сестра все же погибла, вам будет тяжелее вдвойне, — он поднялся, подошел ко мне и говорил, не разрывая зрительного контакта, словно пытался загипнотизировать, и у Ильи это вышло. Как-то неосознанно я успокоилась, его слова стали доходить до сознания, и сам он уже не казался главным злодеем.
— Мы все равно должны ее искать! Должны… — силы меня покинули, и я чуть ни рухнула на пол, но Алекс меня подхватил и усадил на диван.
— Послушайте меня, если Рита жива, то мы обязательно ее найдем. Мои люди занимаются поиском всех пятерых девушек. Теперь мы знаем одну из них. Может быть, именно Рита станет ниточкой Ариадны к остальным.
— Илья, держите нас в курсе, — строго сказал Алекс, но Горячев и не собирался спорить.
— Как только мы что-то выясним, вы будете первыми, кому сообщим. Если понадобится, то вместе полетим в Румынию.
— Спасибо вам…
Как-то незаметно злость ушла, оставив место безмерной благодарности этому человеку. Теперь, когда мы узнали Илью лучше, он не казался мне таким скользким, как в начале. Наоборот, я видела в нем героя, борца за справедливость.
— Нам нужно будет ехать на завод снова? — поинтересовался Алекс, видя, что я потихоньку прихожу в себя.
— Да, нужно сделать несколько снимков помещения, чтобы предоставить суду. Кроме того, хорошо бы записать видео, где Яна расскажет о том, что происходило на заводе, но если вы не согласитесь…
— Я сделаю, — ответила я, чувствуя, как страх и слабость уступают место отчаянной решимости. Нет, мне все еще было тяжело думать о том месте, но теперь у меня появился куда более важный стимул добиться правосудия.
Снова оказавшись на заводе, я уже не чувствовала себя жертвой. Напротив, теперь это место было словно обязано мне, тем более что с позволения Горячева при себе у меня было оружие, правда, не огнестрельное. Я приехала со своим фотоаппаратом и теперь, пробираясь сквозь почерневшие залежи металлолома, думала о том, как снять все это, чтобы показать весь творившийся здесь ужас. Ответ пришел сам собой, когда я натолкнулась на большое стекло, прислоненное к закопченной стене, что делало его похожим на зеркало. Направив фотоаппарат на эту стену, я сделала снимок своего отражения в стекле.
— Ян, что ты делаешь? — нахмурился Алекс, наблюдая, как я щелкаю фотоаппаратом, стоя в расстегнутой рубашке.
— Документирую. Только так можно передать через снимки ужас, что здесь происходил.
— Милая, Илья просил к нему подойти. Давай закончим с делами.
— Хорошо.
Алекс помог выбраться через кучу какого-то металлического мусора, и мы пошли к Горячеву. Мужчина снимал ту самую комнату, где меня пытали, но стоило нам появиться, как он остановился. По взгляду Ильи я поняла, что от меня требовалось.
— Мы начнем съемку прямо сейчас? — уточнила я, и он кивнул, доставая из сумки небольшую камеру.
— Яна, начните с самого начала, как сюда попала ваша сестра, а потом похитили вас.
На съемки ушло не менее двух часов, но, к счастью, мы справились. Уже в нашей квартире Горячев вдруг предложил выпить. Мы с Алексом удивились, но решили не отказываться, тем более что сами мечтали расслабиться. За бутылкой коньяка для мужчин и кувшином вина для меня, как-то быстро стерлись социальные статусы, и мы стали общаться скорее по-приятельски, чем как деловые партнеры. По комнатам мы разошлись в полночь, чтобы утром легко встать и отправиться в Москву. Правда, ни мне, ни Алексу спать не хотелось.
— Как ты, Ян? — стягивая с меня рубашку, поинтересовался Алекс.
— Нормально. Правда, нормально. Я успокоилась и теперь готова к борьбе, — ответила я, поворачиваясь к своему мужчине, — а ты как?
— Переживаю за тебя.
— Все будет хорошо, — прошептала я, легко целуя Алекса в губы.
— Знаешь, родная, — расстегивая лифчик и откидывая его, начал мой мужчина, — я рад, что ты больше не носишь водолазку.
Это действительно было так. После нашей с Алексом близости, после того, как показала ему свое уродливое тело, я перестала так стесняться шрамов. Он не оттолкнул меня, а что до остальных, то их мнение заботило меня в последнюю очередь.
Я провела рукой по груди Серебрянского, чувствуя, как легко щекочут ладонь небольшие волоски. Потом снова повела рукой вверх, чтобы спустить с плеч его расстегнутую рубашку. Алекс шумно выдохнул, когда я коснулась губами его соска. У меня не было любовников до Серебрянского, поэтому могла судить лишь по нему, но оказывается и у мужчин соски могут быть эрогенной зоной.
— Иди ко мне, — он поднял меня за предплечье, когда я хотела опуститься на колени. Не давая мне опомниться, мой мужчина властно поцеловал меня, а после резко толкнул на кровать, — ты слишком сладкая, чтобы я отказывал себе в удовольствии тебя вкусить.
Серебрянский стянул с меня юбку вместе с трусиками и, целуя внутреннюю поверхность бедра, губами добрался до изнывающего по его ласке чувствительного места. Еще мгновение и его горячий язык меня коснулся, а легкий полутон ласточкой выпорхнул в комнату, усаживаясь на дверной косяк в ожидании, когда к нему присоединится новый.