— Я идиот. Но не полный.
— Совершенно не полный. Очень стройный, я бы даже сказала, изящный.
— Умеешь ты сказать комплимент, — пробубнил Женька по дороге в прихожую.
Ничего. Сегодня ему, пожалуй, лучше остаться со своими мыслями. А с Лизой пока можно не торопиться. Они теперь все равно будут часто видеться.
И это главное.
Два дня промчались для Лизы так, что она даже моргнуть не успела. К привычной суете по работе добавились звонки Женьки. Такие долгожданные и всякий раз такие неожиданные, что сердце пропускало удар.
Разговаривали, конечно, про таинственного рукоблудника, неожиданно оказавшего рукопашником.
В основном.
Если кратко подвести итог двух-с-половиной-дневных расследований, то «мужик в пальто» оставался величиной постоянной и неизвестной. В приемной передач его по описанию не узнали. Пациентки ничего не говорили, сестры ничего не слышали. Летучий голландец пятого роддома, блин. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы нашей станицы…
Под окнами он больше не торчал. Так, появлялся, отмечался минут пять-десять, всякий раз в том же месте, и исчезал. Как та крыса из «Ревизора» — пришла, понюхала и ушла прочь. И так несколько раз в день. В разное время. Только не вечером. Так что Женькины «вахты» пошли коту под хвост. Или змЕю? Хотя с точки Лизы, у змеи за хвостом шла голова.
От безделья Змей зависал на телефоне, вроде как выясняя обстоятельства дела. Благо ночных смен предыдущие два дня у Лизы не было. Зато сегодня ей полагался трудовой вечер с переходом в ночь. Значит, есть время спокойно, не торопясь, еще раз все проверить на месте.
Собственно, для роддома эти выяснения значения уже не имели, поскольку подозрения в публично-негуманном обращении с семенным материалом с мужика общим решением сняли.
Но Женьке шлея под хвост попала.
Блин, дался ей этот хвост?
Не дался, ехидно заметил Внутренний Голос, не к ночи помянув Фрейда. Или к ночи?
Так, спокойствие, только спокойствие, напомнила себе Лиза, и двинулась в сторону сестринского поста.
— Добрый день, Аля! Что у нас нового и интересного?
— Да ничего нового, ЕлизаветСергевна. Говорят, что под окнами завелся «снайпер». Теперь только и разговоры, что о величине «орудия», дальности его стрельбы, зарядности и скорострельности.
— Серьезные вопросы, так запросто и не решить. А среди пациенток?
— Так пациентки этим и занимаются. Мы-то делом заняты, — Лиза про себя саркастично хмыкнула. — А пациенткам, им чем еще заниматься? Лежи себе да в потолок поплевывай.
— Они тоже делом заняты. Очень важным. Они заботятся о себе и ребенке.
— Сомнительные у них порой способы заботы, — фыркнула медсестра. — «Эти таблетки я пить не буду», — Аля состроила брезгливую мину, копируя кого-то из сохраняющихся. — «Магнезию я колоть отказываюсь!» «От капельниц у меня голова кружится», — она манерно приложила запястье ко лбу.
— А вы им «Больной, не занимайтесь самолечением, доктор сказал в морг — значит в морг», — подмигнула Морозка. Иногда, кстати, пациентки бывали правы, как ни грустно это признавать.
Хотя Стас вел жесткую политику в отношении профессионализма персонала, нагрузка, возраст, «выгорание» давали о себе знать.
— Не, о таких мы врачам сообщаем, — не поняла шутки Аля. — Они там потом вместе решают, кому, куда, что и зачем. Хуже, когда они молча. Не приходят на процедуры, и всё. У нас же учет пофамильный только для лекарств из Списков. А остальное — что пациентки сами называют. Ну, если забыли, мы по направлениям смотрим.
Морозка, конечно, была в курсе такой безалаберности. Но по утрам в процедурку и так очередь, как в мавзолей. Штат среднего медперсонала же не резиновый.
— И что, много таких?
— Не знаю. Сегодня, судя по использованным ампулам, у нас не сделали… — Аля назвала препараты.
У Лизы в голове что-то щелкнуло, расставляя все по своим местам. Так бывает иногда: пришла решать одну загадку, а решила другую.
— И часто у вас такое? — уточнила она.
— Да с переменным успехом. Обычно одна-две ампулы остаются. А в прошлую смену как сегодня было.
— А с таблетками как?
— А что с таблетками? Наше дело разнести стаканчики. А выпили они или нет — кто их знает? У нас на унитазах датчики не стоят.
— Спасибо, что сказала. Пойду я, волью кое-кому… за самолечение.
Она направилась к «мелким». Девчонки бодренько поздоровались.
— Ну, дЕвицы, как самочувствие?
— Когда же это «самочувствие» кончится? — простонала новенькая, пришедшая взамен девочки, которая все же «выкинула», как и чуяла Лиза. У этой был сильнейший токсикоз. Глюкоза внутривенно была сейчас единственным способом ее питания. Но ребеночек сидел крепко, и от маминой морской болезни его не штормило.
— Через восемь месяцев, — ответила ее соседка.
— Ага, через восемь месяцев самое «самочувствие» и начнется, — включилась третья. — Нам тут по ночам это «самочувствие» очень хорошо слышно. Во всех воплях и подробностях, — пояснила она для врача.
Действительно, «мелкие» находилась в крыле над родильными палатами.
— Не дрейфить! — скомандовала Лиза. — Вам к этому времени живот уже настолько надоест, что вы сами побежите на первый этаж. Верный признак приближающихся родов, когда мысль «скорее бы это уже кончилось» становится сильнее всех страхов.
— Тогда я точно не сегодня-завтра рожу, — это опять новенькая.
— Язык прикуси и по дереву постучи, — шикнула на нее Морозка. — Олеся, пойдем-ка в смотровую, — позвала она BDSM-щицу, которая, как обычно, не подавала признаков присутствия, отвернувшись к стене.
— Ну-с, любезная моя, не желаете ли вы мне что-нибудь объяснить? — максимально вежливо поинтересовалась Лиза у пациентки, хотя на самом деле ей хотелось надавать той ремешком по педагогической зоне. — Например, почему ты игнорируешь показания врача? А я-то не могу понять, голову ломаю, почему у нас картина с каждым днем все хуже и хуже?
Олеся молчала.
— Я одного не могу понять. Если ты не хочешь сохранять ребенка, какого черта ты вообще легла в больницу и занимаешь чужое место?! Пошла бы и сделала аборт, раз вы с супругом предохраняться не научились и до ответственности не доросли.
— Это не ваше дело, — привычно не глядя на врача, ответила Олеся.
— Не мое дело?! Да из-за тебя, может, кто-то ребенка лишается! Если тебе нет никакого дела до той маленькой жизни, что зреет внутри тебя, пожалей чужую!
— А я?! А меня кто пожалеет?! — Олеся впервые подняла на Лизу свой взгляд. — Чем я виновата? Тем, что захотела из деревни в город вырваться? Так кто же не хочет? А малыш… За что ему с таким папашей страдать? Он и сам рождаться не хочет, зачем его насильно к такой жизни привязывать?!
— Так, успокоились. Теперь мы сядем, и ты мне все нормально расскажешь, — произнесла Лиза, понимая, что разгадала обе загадки. И обе отгадки ей не понравились. Совсем.
— Зачем вам? Идите, вон, работайте, — пациентка направилась к двери.
— Подожди.
— А чего ждать? Мне ваши нотации даром не нужны. Думаете, я не вижу, как вы ко мне относитесь? Я же еще в консультации все поняла, так что не надо из себя добрую тетеньку строить.
Лиза почувствовала, как холодная игла вошла в ее сердце, опровергая гипотезу о бессердечности Морозки.
— Олеся, подожди, прошу. Я думала, что у вас все добровольно. У тебя же никаких следов насилия не было.
— А какое насилия? Он знаете какой заботливый? Он же, пока я не кончу, меня не отпускает. Сколько бы не просила. Правда, я уже и не прошу. Смысл? А он доведет до… оргазма и спрашивает так ласково: «Тебе хорошо?» И что ему сказать должна на это? Что меня от слова «оргазм» колотить начинает?
— Он тебя избивает?
— Нет. Так нельзя сказать. По попе иногда ремнем шлепает, это да. Говорит, в целях воспитания. В угол ставит. На колени, голышом… Вывернет как-нибудь…неприлично. Говорит: «в изысканной позе», сам сидит и смотрит. Или свяжет. Чтобы удобнее было «удовольствие» доставлять…
— Так уходи. У тебя же есть, ради кого бороться. Маленький — это главное.
— Какая вы добрая тетенька… А кто нас кормить будет?
— А сама работать не пробовала?
— Я-то пробовала, я все-таки из деревни. Любопытно просто, как вы себе это представляете: 17 лет, без образования, без денег, без документов, без жилья, с младенцем на руках? Куда работать? Уборщицей? Посудомойкой? И так всю оставшуюся жизнь?
— Почему без документов? — не поняла Лиза.
— А вы думаете, почему я до сих пор не сбежала? У меня ни паспорта, ни аттестата об образовании.
— Вернешься домой и сделаешь дубликаты.
— А как вы думаете, где он будет меня искать в первую очередь?
— Будет?
— Будет, — убежденно ответила сидящая на кушетке Олеся.
Лиза устало села рядом.
Они помолчали.
— Как ты во все это вляпалась?
И Олеся, не поднимая взгляда, рассказала.
Начиналось все как сказка. Прямо ни дать, ни взять — «Золушка». Жила-была на свете девочка. В одной деревне. У девочки были папа, мама, и две младшие сестры. Папа был намного старше мамы, и однажды, когда Золушке было 15, у него случился инсульт. Спасти-то его спасли, да только то, что от него осталось, лучше бы и не спасали. В общем, на шее матери оказался беспомощный отец и три девочки. На скромную зарплату и пенсию по инвалидности. И пошли честолюбивые мечты Золушки о вузе и далеком городе, где под ногами асфальт вместо грязи, под хвост дворовому барбосу.
Но тут случился Бал — дискотека в клубе, и явился Принц — Алексей Михайлович. Он как увидел Золушку, так больше глаз и не отводил. Девочка сначала испугалась, мало ли что взрослому дяденьке от нее надо. По телевизору чего только не понарассказывают. Но он был такой вежливый, обходительный, сильный, умный, на машине, при деньгах. Ухаживал красиво, когда на выходные приезжал. Подарки дарил. Целовал бережно. А дальше ни-ни. Ему местные как-то попытались объяснить, что нечего на местных девчонок зариться, так он всех по деревьям как груши развесил. А ее на руках к матери понес, разрешение на брак спрашивать. Денег дал. Мать только образовалась — и дочку пристроила, и одной головной болью меньше. И Золушка была на седьмом небе от счастья.
Но как известно, сказки не зря заканчиваются на том месте, где свадьба.
У Принца оказались свои взгляды на «счастье». Он как с ума сошел. За каждым углом ему чудились коварные любовники и измены. В доме появились камеры, даже в туалете и ванной. Каждые полчаса он звонил, проверял, чем Золушка занята. Ни о какой учебе речи не было. Он даже обувь запирал, чтобы девушка без него из дому выйти не могла. И в сексе всё стало по-другому… У него оказались специфические вкусы. Тогда Золушка сказала, что хочет уйти. А Принц сказал, что любит ее больше жизни и никуда не отпустит. Совсем.
Олеся умолкла.
— А почему аборт не хочешь сделать?
— Алексей Михайлович очень хочет этого ребенка. А когда я заикнулась, что мне еще рано, он мне популярно объяснил, что со мной будет, если я рискну сделать аборт. И сказал, что в случае аборта мне выдадут совершенно другую выписку, — или как там эта бумажка называется? — она приложила руку в низу живота. — Тянет, — пояснила на вопрошающий взгляд Лизы.
— Это он стоял под окнами?
— Угу. Напоминал про преступление и наказание. Что он все видит и все знает. Ненавижу! Ой! Ой, мама! — вскрикнула Олеся, сгибаясь пополам. — Мамочки, как больно! — она завалилась на бок, сворачиваясь в позу эмбриона. На халате багровело пятно крови.
— Твой выбор принят. И за все приходится платить, — тихо сказала Морозка. И поспешила на пост и уведомила операционную о чистке. Глядя на удаляющуюся в сторону лифта девушку, Лиза думала о том, как она могла настолько ошибиться? Раньше все было просто: если есть следы насилия — значит это насилие. А теперь модное поветрие затерло грань между насилием просто и «насилием» добровольным. Между сабами[2], которые играют жертв, и настоящими жертвами. Но разве это ее оправдывало?
Погрузиться в самоуничижение ей помешал звонок Женьки, который бодро сообщил, что он пост принял.
— Сдавай свой пост и поднимайся, — ответила на это Лиза, и видимо в голос ее просочились похоронные нотки, потому что от него сразу последовало обеспокоенное:
— Что-то случилось?
— Ничего смертельного. Подходи ко входу, я тебя впущу, тут и поговорим.
Лиза поднялась с Женькой в уже знакомую ему ординаторскую, в которой она сегодня хозяйничала как единственный в отделении дежурный врач. На этот раз заморачиваться с вопросами, будет ли гость чаю, она не стала. Просто налила. И отрезала кусок торта. А что поделаешь, если выписки каждый день?
Закончив с хозвопросами, Лиза взяла свою кружку и села рядом со своим напарником по расследованию. Смешно, но в его присутствии ей стало легче.
— Рассказывай, — произнес Женька, прежде чем погрузился ложечкой в торт.
Лиза рассказала. Краткий пересказ предыдущих серий занял от силы минут пять.
— Вот козел! Мало я ему врезал!
— Зато он тебе — достаточно, — по выразительному взгляду Морозка поняла, что зря она так… небережно. С нежной мужской психикой. — Я в смысле, слава богу, что тебе с ним больше встречаться не нужно. Жень, я тебя спросить хотела…
Змей выжидающе молчал.
— У тебя в милиции знакомые есть?
— А что?
— Ты можешь ей с документами помочь? Не знаю, справку сделать о том, что паспорт украден, например. И как-то документ об образовании восстановить через… о боже, полицию? Никак не могу привыкнуть к этим нововведениям.
— Лиз, ты понимаешь, что среди этой категории есть те, кому Оскара в пору давать? В ее истории правды может быть 5 %.
— Понимаю, поэтому попрошу Анечку встретиться с нею.
— Анечка — это третья мушкетерка, у которой ты пропадаешь тогда, когда не пропадаешь на работе? Кто у нас Анечка?
— А она у нас психолог. Хороший. Я ей доверяю. Так ты поможешь?
Женька молчал.
— А ты со мной… поужинаешь? — как-то ему удалось вложить в эту фразу совершенно иной смысл.
— Это условие? — и игла еще раз нашла Лизино сердце. Игла разочарования.
— Нет, Лиза, это просьба. Я в любом случае сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо! — камень упал с ее души. Да что там камень! Это просто обвал какой-то был. — Я сегодня не могу, — боже, Лиза, какая же ты дура, разумеется, ты сегодня не можешь, у тебя же дежурство, обругала она себя про себя. — Давай завтра.
На лице Женьки расплылась радостная улыбка.
Женькина кровь бурлила мелкими пузырьками в предвкушении встречи. Разумеется, ему случалось и по месяцу обходиться без полноценного секса. В конце концов, Лёнчик прав, значение женщины в жизни взрослого мужчины сильно преувеличено. Особенно, когда на работе аврал, и домой приходишь только вздремнуть. Пару часов. И наши руки — не для скуки, это все знают.
Но в этот раз все было по-другому.
Он скучал по Лизе. По драйву, азарту игры, меткому юмору… красивому телу. Хитрой улыбке, подрагивающей в уголках губ. Растерянности, почти беспомощности во взгляде в тот момент, когда он входит в нее. Да что говорить, он ни за что бы никому не признался, но он скучал даже по их скандалу! Кто бы сказал, что у него начнет вставать, когда яйца сжимают с целью нахрен их вырвать — в морду бы дал. Чтобы имидж не портили… Но нежданный адреналин ссоры так его взбодрил, что он был бы не прочь повторить. Если за этим не последует двухнедельное воздержание, разумеется. В общем, что бы он ни говорил Лёньке, что бы Тим ни говорил ему, сегодня Змей планировал вернуть все как было. Во что бы то ни стало. И сейчас, колдуя над десертом, он продумывал уже стотысячный способ соблазнения.
За что он ценил Лизу, так это за пунктуальность. Он позвонил на подъезде, и та вышла буквально через пару минут после того, как Змей остановился перед ее подъездом. С аккуратным, неброским макияжем, раскрасневшаяся от смущения… Вах! Смущенная Ведьма! Кто бы знал, что это возможно?