Зато джинн, который наконец вылез из ручки ножа, решил этот вопрос по-своему и, устроившись на коврике посреди комнаты, стал нам рассказывать легенды о сотворении мира.
— Когда моя был еще маленький джинн, этот легенд рассказывай моя любимый дедушк, очень уважаемый джинн. Дед говорить про великий джинн Миргиунус, которого любить весь мир. Дед говорить, что Миргиунус была рожден от великий дух под удары тамтама. Миргиус учил: джинны — любите мир, и мир будет любить вас. И тогда джинны любить весь мир! Когда последователь учения любить женщина-гоблин — получиться гном, когда женщина-тролль — получиться эльфы, когда женщина-орк — получиться оборотень…
— Стесняюсь спросить. А как тогда кентавры произошли? — стараясь удержать серьезное выражение лица, спросил вампир, но тут уже мы все не выдержали и заржали в голос.
Джинн невозмутимо на нас посмотрел, и демонстративно не обращая внимания на наш ржач, стал пояснять.
— Когда моя был еще маленький джинн, моя отец, очень уважаемый джинн, говорить мудрый легенда. Джинны побеждать вампиров и прогнать их к морю. Легенда говорить — глупый народ приходить опять. Тогда великий джинн сказать — они боится нас, поэтому приходить верхом, чтобы быть выше. Мы справедливый воины, мы оставить им право быть выше! Легенда дальше рассказывай, что каждый великий воин ловить конника и отрывать ему ноги и прибивать большой гвоздь к конь, потом отпускай. Так говорить легенд откуда появиться кентавр.
Пока мы в недоумении хлопали глазами и пытались сообразить как реагировать на этот бред, джинн продолжил.
— Но моя думай — это неправда. Моя даже экспериментировай, но вампир умирать, и конь тоже. Моя сделать мудрый вывод — гвозди не причем. Моя знай, что и среди вампиров есть последователи учения великого Миргиунуса, очень жаль, что они не быть такой же разборчивая как джинн и обижать бедный коняшка…
Вот тут уже все сообразили, что джинн над нами просто издевался. Сдерживая смех, все же подошел к этому язве и попробовал передать энергию. Выяснилось, что хватает просто хорошего настроя. Зато я первый раз заметил, как из моих рук потекли голубоватые полупрозрачные ручейки, впитываясь в кожу джинна. Дальше уже чуть поэкспериментировав, сообразил, что если немного расфокусировать взгляд, то предметы начинают терять свои очертания и я с интересом стал рассматривать то, что называется 'аура' окружающих предметов. У неживых объектов она казалась как в дымке, просто в паре сантиметров над предметом стелясь контуром вокруг него, а вот у живых она вся будто радуга играла разноцветными бликами и пятнами, то и дело изменяясь. Пока баловался со своим зрением, не заметил как ребята расползлись по углам, готовясь ко сну. В спальню так никто и не пошел, видимо не только мне претила мысль спать в постели покойника. Самое противное, что как раз в это время меня пробило поболтать. Пару раз на меня шикнули, потом гаркнули и пришлось заткнуться.
От безделья я даже заглянул в память старого Яроша, пытаясь выяснить отчего тот так раздражал братца, и почему ему вздумалось унижаться и просить что-то. После получаса все же вырисовалась неприятная история. Оказалось, что семейства, подобные нашему, перед тем, как детей отправлять в академию, обязаны их представить ко двору императора. Что-то наподобие первого выхода в свет. Вот там-то и ждала Яроша засада. Он умудрился влюбиться, и нашел совершенно неподходящий объект для своих 'чуйств' — третьего сына императора, молодого щеголя, со сворой вечно подтявкивающих ему во всем молодых придворных. Тот, не долго думая, стал вовсю издеваться над признавшимся ему Ярошом, но морф тоже оказался упрямым, а может чересчур влюбленным и, не обращая внимания на насмешки, как хвостик всю неделю балов таскался за принцем. Гадостей ему прынцик умудрился кучу наговорить, при этом подзуживая своих прихлебателей, чтоб и они не давали спуску Ярошу. Морф выполнял все капризы этого пижона. Нужно прыгнуть в фонтан при куче народа? Пожалуйста. Стать на колени посреди полного зала? Да запросто. К сожалению, при старших, принц вел себя очень любезно и отцы не подозревали ничего, но когда пришло время уезжать, до них донесли интересные подробности. Гарриш, который развлекался вообще в другой компании тоже был ни сном ни духом об поведении братца и о измывательствах над ним. Когда уже вернулись домой, то Ярош еще и истерики стал закатывать, чтобы его отпустили назад к принцу. Вот тут то родители взялись за головы — как объяснить бестолковому сынку, что его просто используют как мальчика для оттачивания острот и ничего, похожего на любовь, принц к нему не испытывает? В ход тут же пошла куча угроз, вплоть до отречения от сына, но Ярош, упрямо растирая слезы по лицу, стоял на своем — подавайте ему принца. Дальше пришлось домыслить самому, видимо помолвка — это тот выход, который родители нашли, не предупредив сыночка… Да уж, стало по-настоящему жаль Яроша. Не повезло парню дважды — влюбиться в такого урода и иметь таких холодных родителей, которые вместо угроз не нашли других слов, чтоб объяснить сыну реалии мира.
Чуть побродив из угла в угол, стараясь отвлечься, я заметил небольшой ящик, возле лестнички у входной двери, в котором от безделья решил порыться. Ничего занятного так и не нашел, кроме заинтересовавшего меня пакета, который сколько ни вертел, так и не нашел как открыть. Пока крутил его в руках, неожиданно входная дверь распахнулась и, не останавливаясь на пороге, в комнату вломился наш декан, который умудрился взять разгон, но видимо забыл, что в землянках есть еще и ступеньки вниз, поэтому стараясь удержать равновесие, уже у самого пола резко ухватился за меня, так и стоявшего в тупом ступоре. От рывка пакет в руке разорвался и все содержимое высыпалось наружу. Вот тут и впрямь настал полный писец. Внутри пакета оказался какой-то порошок, который от движения тут же взметнулся до самого потолка, и затем медленно начал оседать на всех нас. Всё это происходило в полнейшей тишине, даже проснувшиеся от грохота входной двери ребята, молча наблюдали этот фейерверк из разноцветных искрящихся пылинок.
А вот дальше мне предстояло просмотреть представление цирка шапито на выезде.
Вернее я бы наверное тоже в нем участвовал, если бы не образовавшаяся на пороге мощная фигура ректора, который тут же дернул меня в свою сторону и велев не дышать, наложил на нас какой-то фильтр, так во всяком случае он объяснил мне свои манипуляции над моим лицом. Видимо я все равно успел вздохнуть эту пыль и через мгновение, я с ужасом попытался смыться от того, кого раньше посчитал нашим ректором. Теперь прямо впритык ко мне стоял самый настоящий красномордый демон, с огромными витыми рогами и выпирающими из нижней челюсти здоровенными клыками.
Демон как-то обиженно поцокал языком и пробурчав что-то о том, что мог бы послушаться, а теперь… Из-за того, что его лапа крепко держала меня и вывернуться не удалось, я попытался укусить это чудовище, за что тут же получил подзатыльник, после которого вновь оказалось, что передо мной ректор, который обиженно потирает свою укушенную руку.
— Я кинул на тебя заклятие очистки крови, слишком быстро впиталось… — заметив мой непонимающий взгляд, ректор вздохнул и уже подробней объяснил. — То что сейчас витает по всей комнате — запрещенный наркотик, созданный из пыльцы фей, в зависимости от дозы, которую вздохнули, разумные видят разные картинки окружающего, в малых дозах — приятное, в больших — свои ужасные фантазии.
Я тут же взглянул на остальных. Там сейчас происходило такое, что заставило меня схватиться за живот и ржать, пока снова не заработал подзатыльник от ректора.
Оказалось, что декан сейчас вместо ребят видит каких-то феек, которых он отчего-то люто ненавидит. Опознав в Михе краснокрылую фейку, этот тип ломанулся к парню, пытаясь фейке-Михе сломать крылья. Зато фейка-Миха сейчас видел перед собой какого-то сержанта, которому сейчас же пообещал показать такую-то мать и сходу влупил подбегающему декану в глаз кулаком. В это время вампир заметил Витуса и стал подкрадываться к декану со спины, злобно оскалившись, а Кит почему-то в Маре признал квакиша и попытался его прихлопнуть попавшейся под руку табуреткой. Только Сандр и Гарриш вели себя более менее спокойно: первый, внушительно тыкая пальцем в комод, заставлял его перечислить по пунктам все загоны какого-то Касэла Морнио, а второй, расслабленно устроившись на полу в углу комнаты, пытался насвистывать что-то наподобие марша, вот только выходило плохо… Видимо, один брат умудрился совсем мало вдохнуть, потому что когда всё произошло — находился дальше всех от входной двери. Не знаю как Сандра, но остальных срочно нужно было выводить из этого состояния, иначе покалечат друг дружку. Похоже к такой же мысли пришел и ректор, который взмахнул рукой, начал чертить в воздухе какие-то фигуры, после чего в комнате сразу же пронесся небольшой вихрь свежего воздуха, не оставив после себя ни грамма порошка. Заодно с ребятами и деканом он что-то проделал, после чего все замерли в тех позах, которых находились до этого. Декан непонимающе вылупился на свою руку, сжимающую почти оторванный воротник Михиной рубахи, сам оборотень недоуменно хлопал глазами на кулак, который завис в паре сантиметров от ребер декана. Кит пялился на поломанную об спину вампа табуретку в своей руке, а сам Мар, с ужасом в глазах, пытался разжать свою челюсть и избавиться от ноги декана. Сандр подозрительно посматривал на комод, но тот остался нем к его молчаливому вопросу. Гарриш, судя по скосившимся глазам в сторону своих губ, пытался разобраться отчего они у него вытянуты в трубочку. Когда ректор в очередной раз произнес абракадабру, которая в этой гнетущей тишине раздалась как крик, я даже подпрыгнул на месте. Зато и остальные ожили и резко рванули в стороны друг от друга.
Так же молча мы все, по приглашению ректора, вышли из дома сатира. Выяснилось, что наше руководство пришло с подмогой, и у входа нас поджидали около десяти магов, сурово осматривавших каждого из нас, будто подозревая в чем-то. Один из них тут же обратился к ректору.
— Мы же говорили, что после сканирования не выявили там никаких сатиров, зря вы…
Дальше я уже не слышал, ибо нас тут же запихнули в порталы и отправили в академгородок, где нам предстояло рассказать всё то, что произошло с нами.
Нас пару часов мурыжили, расспрашивая обо всех подробностях, вплоть до того — кто где стоял и что говорил. Особенно всех интересовала территория джиннов. Благо про случившееся в лесу, расспрашивали только как получилось, что мы ухайдохали сатира. Ну и подробности самой смерти. Тут даже хотел бы соврать — фиг бы вышло. Зато я выяснил, что от кольца джинна избавиться не удастся так просто. Считалось почему-то, что вообще если кто-то другой расы, кроме джиннов, оденет такое кольцо, то тут же его должен поглотить огонь, и он умрет в страшных мучениях. Добрый декан тут же предложил отрезать мне палец, но видя как у меня глаза на лоб полезли, уточнил, что целители вырастят мне новый. Но ректор, к счастью, обломал сочащегося нездоровым энтузиазмом декана, сказав, что какая-то руна на тату показывает, что кольцо просто перейдет на другой палец. В глазах декана просто таки всполыхнула жажда оторвать мне все пальцы, но ректор велел ему помолчать и ненадолго задумавшись, предложил вариант попроще — на каникулах отправиться к оракулу и, если тот пожелает, то расскажет условия избавления от кольца. На том и порешили.
Меня так вымотал допрос, что когда уже на выходе из кабинета ко мне подошел Миха, я даже не нашел в себе сил и дальше злиться на поведение его зверя. Так и выходили из кабинета — уставшие, но довольные, что остались живы и относительно здоровы после всех наших походов черт знает куда. Интересно, а тут нервы лечат? А то боюсь, что скоро я в этом мире стану издерганным неврастеником, с тиком обоих глаз.
Эпилог
Прошло почти полгода с того времени, как мы с Михой попали в этот мир.
Эти полгода я провел под девизом — 'главное выжить!'
Было ужасно тяжело войти в ритм учебы. С утра и почти до самого вечера мы носились по академии. Самой любимой для меня оказалась целительская магия, там я отдыхал душой и телом. Зато ментальная и боевая — это как добровольно ходить на каторжные работы. Если после ментальной у меня просто раскалывалась голова и хотелось тихо лечь и умереть, то боевая наоборот — все кости и мышцы выкручивало и выгибало, но перед смертью оставалось последнее желание — утащить в могилу за собой препода по боевухе. Тот не зря предупреждал, что в зале будем умирать…
Как оказалось, чаще всех умирал я и Сандр, то ли из-за того, что мы морфы и физически не приспособлены к таким нагрузкам, то ли еще из-за каких-то причин, но, во всяком случае за себя, могу сказать точно — я старался, честно старался, но ни одного занятия не прошло, чтоб в очередной раз не пропустил удар, и снова целитель и состояние полутрупа. В среднем на уроке по боевухе условно погибало примерно двое-трое из группы. Вероятно, это считалось нормой, ибо возле кабинета всегда был открыт портал в медкабинет, где я за эти полгода бывал чаще, чем в своем номере в общаге. Выяснилось, что старый Ярош все же занимался, хоть и не ахти как, боевыми искусствами, поэтому первое время приходилось полностью полагаться на память тела, иначе, наверное, вообще не выходил бы из состояния 'условно убитого'. Зато, когда пошла в ход еще и магия, которую нужно было призывать для усиления удара — стало поворотной точкой для меня. Здесь уже я перестал быть постоянно боксерской грушей и даже иногда выходил победителем из поединка. После того как в течении пары месяцев тебя постоянно роняют, пинают и швыряют, даже эти редкие победы стали для меня настоящими праздниками. Со следующего семестра препод пообещал, что в ход пойдут еще и боевые заклятия, формулы которых мы зубрили на теории боевой магии, но ни разу нам так и не разрешили пока их на деле применить.
Самыми жуткими и запоминающимися зато оказались предметы у нашего классного руководителя, Фиони Блика. Этот гад все-таки выбил дополнительные занятия у себя для нашей группы и измывался над нами как хотел. Знаний мы конечно получили много — теперь я точно знал как ругаться на диалекте вампиров и оборотней и других рас, которым не посчастливилось оказаться в нашей группе, а в плане установления моментально защитных щитов на себя любимых, мы наверное стали профессионалами, уж очень всем жить хотелось. Зрелище двух лежащих на столе тушек разрезанных животных или кого-то еще, кому не посчастливилось стать объектом интереса нашего горе-ученого, самого препода над ними, со своими жутковатыми инструментами и колбами, которые он попросту засовывал за пояс, чтоб не отвлекаться на поиски — стало для нас привычным. Признаться, первый месяц его занятий для меня, как и еще для пары адептов со слабыми желудками, был адским. То и дело сглатывая подошедший к самому горлу ком, я мечтал только о том, чтоб занятие когда-нибудь закончилось, стараясь не смотреть на внутренности, в которых с упоением ковырялся препод, отвлекаясь только на то, дабы нудно начать перечислять нам куда, как и с чем лучше совмещать этот или иной орган. При этом вездесущая лиана на стене не давала даже отвернуться — стоило отвлечься, как тут же по затылку следовал увесистый хлесткий удар вытянувшейся ветки. Как же я ненавижу это растение!
Зато после — стало полегче, вернее не оставалось времени на то, чтоб переживать за свой желудок… Фиони наконец приступил к практике и зверюшки, растения, насекомые и всё, что имело несчастье попасть в его загребущие ручки, начало оживать. Если бы просто оживало — это было бы слишком скучно, наверное, для нашего сумасшедшего ученого, он как-то умудрялся еще и стимулировать их, и буквально после пары минут, как очередной эксперимент начинал подавать признаки жизни — тут же пытался этой самой жизни лишить нас. Ладно еще животные, но откуда в растениях такая агрессия — я ума не приложу. Они оказались самые изощренные в плане поимки разбегающихся адептов, выставляя то корни, которые буравили пол в кабинете, то ветви, самые гадкие были те, кто еще и плевался разными ядами… Кстати не все они оказывались плотоядными, некоторые, видимо, просто так хотели нас придушить. Притом магия их почти не брала, как похвалялся препод — он специально добавлял какую-то чудо жидкость при трансмутации, которую сам изобрел.
С джинном я за это время смирился, несмотря на его вечные подколки и ехидства по поводу моей неуклюжести, глупости-тупости и остальных нелестных характеристик. Так вышло, что брат запечатал нож, чтоб джинн не смог выйти и проболтаться о том, что слышал на поляне, даже кормежку приходилось проводить плотно прижав ножик к груди, настраиваться на то, что я люблю эту язву, которая внутри. После пары дней, в течении которых джинн так и остался голодным, он видимо решил сменить тактику и после этого стало полегче с ним общаться, но язвительность то и дело все равно проскальзывала в его словечках. Насколько он привык подкалывать меня за это время, настолько же он и поддерживал меня, когда становилось совершенно пофиг на все и хотелось просто лечь и сдохнуть. Даже на занятиях, когда я не мог что-то вспомнить, он снисходил до подсказок, так что собственная шпаргалка была для меня как находка.
Жаль, что с мухликом он не нашел общий язык. Кока, как только мы вернулись из леса сатиров, не оставлял меня ни на минуту. Не знаю каким образом, может мухлики так настроены на хозяев, но он моментально почувствовал, что я мысленно общаюсь с кем-то еще, сразу почему-то приняв джинна в штыки и решив, будто тот стал соперником на внимании хозяина. Примерно с неделю он просто бубнил под нос всякие гадости про джиннов, но потом затих и еще через пару дней меня ждал сюрприз, неприятный между прочим. Мухлик умудрился настроиться на нашу связь с джинном и теперь ни один диалог не проходил без участия Коки. То и дело в моей голове они устраивали нешуточные разборки, хорошо, что драться мысленно нельзя. Мухлики по умственному развитию все же ближе к детям, поэтому и оскорблял джинна он такими заковыристыми словами, что даже тот иногда терялся — смеяться или ругать дальше невоспитанных балбесов и таких же пришибленных мухликов. Зато мне в их разборки влезать было категорически нельзя, ибо на меня сразу же окрысивались двое, и приходилось быстро отступать. Пришлось молча выслушивать и стараться делать вид, словно это нормально, когда в голове буйствуют две совершенно неадекватные личности с маниями выстраивать предложения так, что иногда даже я не мог понять о чем они там скандалят в этот раз. Зато я сильней сделал упор на менталистику и через пару месяцев все же удалось, не всегда правда, но часто, прикрываться от буйствующих в голове голосов, отделяя свое сознание.