Под конец монолога она уже существенно выдохлась и, не дождавшись ответа, привалилась к прогретому солнцем камню. Странно, но Соню уже совершенно не напрягала близость к Даниилу, который занимался тем же самым. А именно — сидел у того же булыжника, запрокинув голову и прикрыв глаза, чтобы яркий свет не так бил в глаза.
— Нужны ветки. Много. — Маркевич уже начала думать, что он прямо так и уснул, когда Астахов заговорил. — Но они тяжелые.
— Ты тоже не пушинка, — сидя с ним плечом к плечу, Софья поняла, что как-то перестала воспринимать его, как умную и прожженную сволочь. Сейчас это был просто человек, который устал, ему больно, а они попали в ситуацию формата "Задница".
— Согласен, — мужчина тихо хмыкнул и осторожно провел пальцами по её плечу. Мышцы тут же отозвались ноющей болью и непроизвольным напряжением. — Только приноси лиственные, иначе мы будем все в смоле.
— Хорошо. Но мне нужен будет нож, не уверена, что смогу наломать их голыми руками.
Астахов молча потянулся к своей лодыжке, но вместо того, чтобы вынуть оружие, снял его вместе с ножнами.
— Ты же правша?
— Да.
— Ставь на меня левую ногу, — не дождавшись адекватного ответа, он сам пристроил её ступню себе на бедро. — Взяла ты нож правильно, так что проблем не будет, — закатав штанину джинсов и примерившись к тонкой щиколотке, Даниил одернул брючину обратно и застегнул крепление ножен прямо поверх одежды. — Так точно не потеряешь, и руки будут свободны. Если что — кричи, поняла?
— Все ясно. Спасибо, — организм очень не хотел вставать, но Соня поборола себя — это сейчас камешек теплый, а как только стемнеет, сидеть на нем уже будет далеко не так комфортно.
— Пока не за что, — Астахов тоже с трудом, но все-таки поднялся и теперь оценивающе осматривал место их стоянки.
Не став ждать вердикта, девушка ушла охотиться за ветками и листьями. Эх, вот зря не утрамбовала в сумки какой-нибудь спальник. Хотя, при её нелюбви к подобного рода отдыху, Софья с трудом представляла себе, как этот самый спальник выглядит. Кстати, нужно бы проверить, что там ещё в сумочке есть. Потому что там порой заваливаются уникальные вещи…
Даже при помощи ножа ветки пилились неохотно, но потом девушка вошла в раж и, остановившись, чтобы перевести дух, поняла, что обкорнала уже добрую часть близлежащей растительности. Ладно, им на них спать, так что лучше уж если подстилка будет потолще, может, листья не будут давать ветвям впиваться в тело…
Перетаскав почти всю добычу к камням, Соня с интересом уставилась на Астахова, который как раз сооружал чего-то там из принесенной ею растительности. Переплетая её непонятным для Маркевич способом, он сделал что-то, вроде стен.
— А крышу из чего будешь строить? — любопытство пересилило усталость, и девушка тоже подключилась к постройке жилища.
— Тоже из веток. Но у тебя сейчас будет другое задание, — Даниил на пару секунд замолчал, надеясь, что приступ головокружения пройдет сам собой. Прошел, но не полностью.
— Какое именно? — укладывающая более мелкие и мягкие ветки Соня не обратила внимания на заминку.
— Возьми длинную палку и потыкай между камнями. Там могут быть змеи, лучше прогнать их сейчас, — он не хотел вообще говорить этого, собираясь провести рейд против ползучих гадов самостоятельно, но самочувствие за последний час существенно ухудшилось — к уже неутихающей боли в ноге добавился озноб и головокружение. Значит, поднялась температура. Вроде, ничего страшного, так иногда бывает при травмах, но лучше закончить все до того момента, как он просто свалится без сознания.
Как он и предполагал, Соня тут же подтянула ноги и тревожно оглянулась. Хоть в этом по-женски предсказуема, а то уже начал думать, что она совсем другого биологического вида.
Маркевич ушуршала на распугивание пресмыкающихся, пока он сам достраивал их лубяную избушку. Конечно, это и шалашом с трудом можно назвать, но лучшего варианта все равно нет, придется довольствоваться таким. Нужно ещё не забыть показать ей, как пользоваться пистолетом, если его совсем вырубит, а будет какая-то непредвиденная ситуация.
В том, что убивать его она не станет, Даниил был уверен. Почти две недели пытался понять, кто она такая и что собой представляет, а получилось это за несколько часов экстремальной прогулки. И ему нравилось то, что он видел. Иногда жесткая до такой степени, что становится не по себе, но с четкими принципами, за которые он её искренне уважал. Если что-то пообещала, то сделает все, чтобы сдержать слово — в этом они похожи. Только немного сбивало с толку, что такой не самый легкий характер выработался у молодой женщины. Значит, было что-то в её жизни, отчего она предпочла ожесточиться и стать язвительной ледышкой. Теперь было ещё интереснее, кто она такая на самом деле.
Пока он возводил крышу шалаша, Соня добросовестно обежала окрестности, издали ткнув палкой во все подозрительные щели и сдвигая мелкие камешки. С чешуйчатым гадом она встретилась только однажды — из-под её ног, едва не доведя до сердечного приступа, вынырнул ужонок сантиметров пятнадцати длиной. В остальном же все было спокойно. Во всяком случае, ничего подозрительного она не заметила, разве что уже на обратном пути к ней привязался крупный слепень, но агрессивно отмахивающаяся веткой жертва не вдохновила на дальнейшее преследование, и насекомое улетело по своим делам.
— Закончил? — Софья аккуратно потормошила Даниила, который сидел, привалившись спиной к стволу дерева. То, что он соорудил, нельзя было назвать полноценным шалашом, скорее, навесом, но сама Маркевич и такое бы не построила.
— Да, — Астахов с некоторым трудом открыл глаза, понимая, что рано ещё расслабляться.
— Давай я принесу немного сушняка. Или костер разводить нельзя? — стараясь, чтобы жест получился незаметным, Соня, убирая запутавшийся в его волосах лист, мазнула ладонью по лбу. У него был несильный, но жар.
— Сейчас не надо, а когда стемнеет окончательно — можно, — он рывком встал, мгновенно вернув утраченное было равновесие.
— Ты далеко собрался? — у неё уже не было сил спорить с настолько упертым существом, но попытаться стоило.
— Нет, буду рядом. Здесь тоже есть сухие ветки. Отдохни пока.
— Уговорил. Но сначала выпьешь таблетки.
— Спасибо, не хочу.
— И что ты хочешь доказать своим самопожертвованием? — девушка, отмахнувшись от возражений, как несколько минут назад — от слепня, с непреклонным видом протянула лекарство. — И воду допей, я сейчас пойду к ручью, все равно наберу.
О том, что у неё от репеллента чесалась вся кожа, Соня упоминать не стала. Это слишком интимный вопрос, чтобы посвящать в него Даниила. Но постоянно усиливающийся зуд настроения ей точно не прибавлял.
— Не хочу! Золотце, ты сегодня и так перевыполнила норму добрых дел, смотри, а то испортишь себе репутацию, — ему очень не хотелось выглядеть в её глазах слабаком, поэтому слова получились немного резче, чем он планировал.
Девушка же, не готовая к такому ответу, даже немного отшатнулась. А потом положила на камень таблетки, рядом — бутылку с остатками воды и отступила на пару шагов.
— Если кто-то ведет себя, соответственно обстоятельствам, это не значит, что он лишен элементарного сочувствия и человечности. И я не понимаю, с чего такая реакция. Если ты передумал и теперь считаешь, что гораздо мужественнее подохнуть, но не принять мою помощь, пожалуйста, мешать не буду.
От вспышки злости и обиды, причем, такой силы, что она сама от себя не ожидала, даже откуда-то силы появились, поэтому Софья, развернувшись на сто восемьдесят градусов, быстро пошла вниз с пригорка, едва сдерживаясь, что бы не пнуть попавшийся под ноги камешек.
— Соня, подожди!
— Меня не будет около получаса, — как она определит время, девушка не представляла, но жизненно нуждалась хотя бы немного побыть наедине с собой. — Если передумаешь, лекарство на камне. Нет — воля твоя, но учти, хоронить не буду. Так далеко моя доброта не распространяется!
Не оглядываясь, девушка почти сбежала к реке, продравшись через окружающие её в этом месте кусты с грацией того самого медведя, о котором они сегодня говорили.
Странно, настолько сильно и остро она даже на Кирилла не обижалась, а уж за несколько лет совместной жизни многое было. А тут распсиховалась только из-за того, что этот придурок так оценил её попытку помочь. Если бы Соня, предлагая помощь, имела скрытые мотивы, то даже внимания бы не обратила, но сейчас…
Тихий плеск воды почему-то совершенно не успокаивал. Наверное, она за сегодня слишком пресытилась и им, и бескорыстными поступками во благо спутника. К черту все, как только выберутся из леса, Астахов снова в него же и пойдет, только теперь уже в переносном смысле. Не сможет она на него работать, слишком сильный раздражитель.
Мимо лица Сони пролетела крупная стрекоза, выбравшая в качестве места для посадки молодой тоненький лист рогоза, который немного качнулся под массой насекомого. Нервно подрагивая слюдяно-прозрачными крылышками, она прошлась туда и обратно, словно демонстрируя наблюдающей за ней девушке травянисто-зеленое брюшко и огромные, отсвечивающие бирюзой, фасеточные глаза.
У Сони перед глазами картинка немного поплыла, теряя резкость, и только тогда Маркевич поняла, что плачет. Странно, она ведь и сама вряд ли могла сказать, когда последний раз пускала слезу, а тут разревелась при виде крыльев стрекозы.
" — Я останусь здесь. Если кто-то появится — дам знать"…
А ведь она так и не узнала имени человека, который почти гарантированно умер, чтобы дать им возможность уйти. От этого стало настолько противно, что её затошнило. Маркевич наклонилась, опустившись ладонями в грязь, не пытаясь вытереть текущие слезы, только кусая щеку изнутри, чтобы плач был хотя бы беззвучным.
Влажный запах с ноткой болотной тины и ароматом нектара от плавающих на поверхности воды мелких белых цветочков, немного прочистил мозги, не давая совсем сорваться в истерику.
Соня, все ещё не разгибаясь, начала глубоко дышать, глотая рыдания и сдерживая всхлипы.
Взрослые девочки не плачут. Потому что, видя их слезы, окружающие только смеются.
Нельзя. Она же сильнее всего этого. И не может отвечать за поступки других. Как и не было шанса спасти того парня.
Астахов… Его воля, больше она не будет такой размазней, чтобы появился шанс повторения этого разговора. Хватит, поиграла в сострадательность, и баста. У неё даже с Кириллом так и не получилось нормальной семьи, ведь четыре года прошло, а все равно, выходит, как были, так и остались друг для друга чужими людьми.
А ведь он её, скорее всего, продал. Как ни гони от себя эти мысли, но по-другому не получается. Не складывается эта картинка. Ведь следили же за ним, но поймали Соню. И не нужно быть совсем уж умной, чтобы понять, что, при желании, Кира бы поймали. Значит, не хотели, потому что свою полезность он исчерпал. В то, что Суханова убили, девушка не верила. Вот не верила, и все тут — и сама не знала, почему. Жив он.
Слезы постепенно не то отступили, не то закончились, и Софья, осторожно склонившись над мелководьем, тщательно умылась холодной водой. Ледяной настолько, что даже скулы заломило, а мгновенно натянувшуюся кожу закололо сотнями мелких иголочек. Зато, хоть не чешется, а то уже никакого терпения. Хорошо, что краснота с глаз спала. Хоть и темнеет, но давать малейший намек на шанс заметить, что плакала, она Астахову не станет.
И тут же тяжело вздохнула, услышав характерный шум за спиной. Вот не сидится человеку на месте ровно… Если честно, услышала Соня ещё пару минут назад, но не собиралась делать шаг навстречу ни в прямом, ни в переносном смысле. И не из природной мстительности или злорадства. Просто не хотела. Слишком уж сейчас неуравновешенна, ни к чему снова испытывать собственные нервы на прочность.
— Зачем ты пришел? — говорила она тихо, не зная, осип ли голос или звучит нормально.
Он не ответил, остановившись рядом. Близко, но не вплотную, давая хотя бы иллюзию личного пространства. Дожили, им двоим уже и в лесу тесно.
— Хочу извиниться, — Даниил заговорил, когда Соня уже решила, что ответа не дождется. — Не нужно было этого говорить. Я признаю, что был не прав, и прошу прощения.
— Хорошо. Ты принес бутылку для воды? — Маркевич, так и не глядя на него, поднялась, тщательно отгоняя мысль, что ему сейчас должно быть очень больно. Она когда-то давно ломала руку, и хорошо запомнила, что "приятные" ощущения сначала не так сильны, но нарастают с каждым часом.
— Да, — и полное отсутствие движения за спиной.
Делать нечего, пришлось оборачиваться. Соня так и не поняла, как ему хватило силы сюда дойти, наверное, черпал их в поганом характере. Но факт налицо — если она все-таки собирается помочь ему выбраться к людям и там уже сдать с рук на руки брату, то стоит поторопиться.
— Если ты проделал этот путь только для того, чтобы сказать "Прости", то зря. Я не обладаю твоей страстью к мазохизму, так что точно бы вернулась, — она протянула ладонь за бутылкой.
— Если хочешь, извинюсь ещё раз.
Маркевич даже не стала глаза закатывать, просто пояснила взглядом, куда ему стоит засунуть свои просьбы простить. Судя по тому, как Даниил нахмурился, место приложения извинений ему не понравилось.
— Я сейчас иду к ручью, — она все-таки отобрала у него пустую тару. — Стой здесь и даже думать не смей идти следом. Я не двужильная, и на подвиги, в отличие от некоторых, меня не тянет. Если через пару минут, когда вернусь, тебя здесь не будет, назад пойдешь сам.
Все-таки женская сущность выдала внутренний протест такому обращению с недужным, но Соня подавила неуместную жалостливость, от обилия которой, как утверждает народная молва, можно быть пожизненно беременной.
Потому, не ожидая реакции Астахова, поплелась к крохотному ключу, который заметила ещё во время своей игры в "отпили ветку дерева перочинным ножом". Ладно, нож был нормальным, но на сути процесса это не особо отразилось.
Если вода в речушке была холодной, то в ручейке ледяной до такой степени, что от одного только касания ладонью пластика у девушки появился озноб. Кстати, о прекрасном. Если жар у Даниила не спал, то ему сейчас должно быть холодно. Ну, тогда прогулка точно во благо — хоть согрелся. Но это не снимает основного вопроса, а точнее, утверждения. Хочет она того или нет, но спать им придется в самой непосредственной близости. Если сейчас, когда ещё окончательно не стемнело, уже стало существенно прохладнее, то ночью будет реальный колотун.
Набрав воды и почти уже на ощупь вернувшись к своей импровизированной купальне, Соня, к некоторому разочарованию и, что греха таить — облегчению, нашла Астахова на том самом месте, где и велела себя дожидаться. Он стоял под деревом, привалившись к стволу спиной и, судя по неподвижности, то ли так уснул, то ли медитировал, сливаясь с природой.
Без слов протянув ему бутылку, Маркевич уже привычным жестом обняла его и только беззвучно застонала, когда на плечи легла такая знакомая тяжесть. Но хоть больше не пытался высказываться, и то спасибо, иначе назрела бы дилемма: бросить раненого не позволяет совесть, а продолжать помогать после таких слов — гордость.
Спотыкаясь и пару раз оступившись, они, наконец, дошли к своей лежанке. За это время окончательно стемнело, и теперь к прохладе добавилась ещё одна напасть — развитое воображение. Хруст, тихий трест и какие-то пощелкивания, на которые Соня днем просто не обращала внимания, теперь стали не просто громкими, а зловещими. И присутствие мужчины, пусть даже и почти врага, оказалось совсем не лишним.
Особенно это проявилось, когда рядом кто-то зашуршал ветками и довольно приятным голосом сказал что-то, вроде, "уть-то-та". Через пару секунд крик повторился. А потом ещё раз. И ещё. Особенно впечатлил аккомпанемент из тревожно затрепетавших на ветру листьев и усилившегося комариного звона над ухом.
— Не бойся, это сова, — Астахов последние несколько метров не столько опирался на девушку, сколько пытался её удержать — у Софьи уже подкашивались ноги.