— Так и игра идет по-крупному, — старший брат невозмутимо кивнул, показывая, что они пока не едут за уже исчезнувшим из поля зрения внедорожником. — Значит, уже свое сделал, пора уступить место другому.
— Где наши их перехватят?
— Километрах в пятнадцати отсюда. Пусть расслабятся и решат, что наружки нет. Трогай, только не очень спеши.
Сидевший до этого момента каменным истуканом водитель кивнул и медленно вывел машину с парковки.
— Говорить сам будешь?
— Да там и спрашивать особо не о чем, — Дан повернул голову, чуть хрустнув шейными позвонками. Да, так и до старости рукой подать… — Но — да, надо же поддерживать репутацию.
— Нарываемся.
— А когда было по-другому? — свет от фар встречных автомобилей на несколько секунд выхватывал из постепенно сгущающееся темноты их лица.
— Тоже верно… — Димкин мобильник звякнул, отчитываясь о пришедшем сообщении. — Они у наших. Боковое ответвление дороги, через три кэмэ поворот направо.
— Хорошо, Дмитрий Александрович, — водитель чуть прибавил скорость.
Как оказалось, говорить можно было совсем свободно — девушку Михайлов как-то вырубил, и она теперь лежала на заднем сиденье тихая и безмолвная, как покойница. Этот факт был, вроде на руку Даниилу, но пульс на её шее он все-таки проверил. Потому как, если она уже не тут, то начнется то, чего гарантированно стремятся все избежать — война. Герман, при очень большой необходимости, может отступить, возможно, даже разрешит себя переиграть — опять-таки, на своих условиях, но смерти дочери точно не простит.
Самому Астахову по этому поводу опасаться точно нечего, хоть Николай в последние годы и набрал силу, только тягаться с ним на равных вряд ли сможет. Но и портить взаимовыгодные отношения тоже не с руки. Лучше уж оказать друг другу небольшие услуги, которые в будущем только пойдут обоим на пользу.
Даниил всегда был против пыток. Физических, во всяком случае. А вот морально…
— Давайте я позвоню Матвею Анатольевичу, уверен, что произошла ошибка, — Михайлов тщательно старался не показать страх, но ему это не удавалось. Дрожащие пальцы и судорожное движение кадыка выдавали почти животный ужас.
— Если бы я хотел поговорить с Матвеем Анатольевичем, — фамилию достойного человека Даниил тоже решил не трепать. Не из опаски, просто им ещё сотрудничать, чего всуе поминать одного из любимых партнеров, — я бы с ним и общался. А сейчас спрашиваю тебя. Куда её нужно было отвезти?
Димка на собственных руках отнес бесчувственную девушку к ним в машину и уложил на заднее сиденье.
— К нему на дачу, — похоже, Михайлов смирился с необходимостью сдать хозяина. В конце концов, с Астаховым он был знаком, потому знал, что тот все равно все вытащит. Тут вопрос только в применяемых технологиях.
— Даже так… — Димка, устроив Алену и прикрыв дверь машины, разогнулся и чуть поморщился. — Вроде, и некрупная, а тяжелая…
— Это все отцовский характер. Хоть надорвись… — Даниил продолжал с любопытством и легкой издевкой во взгляде наблюдать за отловленным мужчиной.
Тот же от такого внимания нервничал все сильнее, наверное, сам не замечая, что вытирает влажные ладони о ткань брюк. И ведь на помощь никто не придет — водитель сейчас стоял в нескольких десятках метров в плотном кольце охраны Астахова. А орать "Караул" тут можно хоть до второго пришествия — специально отъехали от трассы на несколько километров. И неизвестно, где тут ближайшее жилье, и даже если оно тут есть, сильно сомнительно, чтобы у аборигенов настал приступ гражданской ответственности. Как правило, нормальные вменяемые люди, заприметив картину из четырех весьма недешевых машин, стоящих плотной кучкой во тьме ночной, изредка подсвечиваемой только вспыхивающими огоньками сигарет, испытывают резкий и необратимый приступ амнезии. Иногда она усугубляется ещё и медвежьей болезнью.
— И что теперь с ним делать? — Димка кивнул на притихшего Михайлова, который сглотнул и повел шеей так, словно воротник рубашки врезался ему в горло.
— Ничего, — Дан перестал полировать джинсами капот машины и встал, потягиваясь, словно не на допросе присутствовал, а дремал в тишине и уюте. — Распорядись, чтобы нашего дорогого товарища проводили до трассы и отпустили. Хозяевам передашь, что девушка у меня. Времена нынче неспокойные, да и не хочу их в лишние траты вгонять, женщины — существа привередливые, то то им принеси, то это подай… Все понятно?
— Да, — судя по осипшему голосу, горе-встречающий представил, что ему ответит начальство на такую заботу, проявленную Астаховым.
— Как же приятно работать с такими отзывчивыми людьми, — Даниил кивнул на прощание Михайлову и сел в машину, приподнял все ещё спящую девушку, усадив рядом с собой.
Димка, пару минут интимно пошептавшись с охраной, у которой и был суровым, но справедливым начальником, попытался откосить от чести быть подпоркой для Алены. Но старший был непреклонен.
— Может, в багажник уложим? Все равно же без сознания, что с ней будет, — несмотря на ворчание, младший все-таки разделил скорбь брата и плечом прижал заваливающуюся девушку к спинке сиденья. Хорошо, что хоть салон просторный, а то сразу бы вспомнились студенческие годы и общественный транспорт в час-пик.
— Хватит жаловаться, лучше следи, чтобы лбом о переднее сиденье не ударилась.
— Знаешь, а эта мне нравится больше, чем Маркевич. Тихая и не пытается убежать, — мягкий ход автомобиля немного убаюкивал, поэтому закончил Димка, уже зевая. — Только вместе их не сели, переопылятся ещё…
Чтобы пытаться бежать, предварительно не разведав обстановку, это нужно быть либо очень везучей, либо совсем безбашенной. Удача Соне перестала улыбаться ещё несколько дней назад, поэтому рассчитывать на неё сейчас было бы немного опрометчиво. А в отсутствии ума и вовсе вряд ли кто-то мог упрекнуть, поэтому Маркевич, пользуясь временным затишьем проявляемого к её персоне интереса, предприняла мозговой штурм.
Первое и главное — комната точно просматривается камерами. Иначе с чего бы тот самый знакомец по имени Артем, прибежавший на её вой, сразу кинулся к креслу, от которого она шарахнулась за двадцать две секунды до этого? И — да, она считала. Не для восхищения же своими вокальными данными давала этот концерт…
Ладно, это полбеды, значит, просто не будет тут щеголять в неглиже. Хотя, интереса к себе, как к сексуальному объекту, она не заметила. Не сказать, что это сильно огорчило, скорее — не удивило. В конце концов, самой ли не знать, что перед тем, как полюбоваться на её прелести, их ещё нужно найти…
Но ведь она и не собиралась пытаться бежать прямо из комнаты. Это же полный бред — допустим, через окно она выберется (и то, учитывая скорость реагирования охраны, это ещё бабушка надвое сказала), а дальше? Для разработки плана нужно знать не только внутреннее расположение помещений дома, но и в какую сторону предпочтительнее бежать. А то окажется, что чешет в прямо противоположном от цивилизации направлении… Значит, нужно налаживать контакты с коренными жителями. И для этого нужно таких жителей хотя бы увидеть.
Проскучав половину вечера и успев немного проголодаться, Соня решила, что ждать у моря погоды можно до утра, пора начинать действовать самостоятельно.
Но повторять эпизод с пауком будет излишним, нечего постоянно нервировать сторожащих тебя граждан. Пусть расслабятся и поверят в полную беззащитность и безвредность объекта, а потом уже можно и попытаться оглушить стулом по голове.
Перестав изображать из себя впавшего в нирвану мастера йоги, девушка встала с постели и, нерешительно приблизившись к двери, аккуратно в неё поскреблась. Это действие пришлось повторять трижды, пока, наконец, в коридоре не послышались шаги, и чей-то басовитый голос промычал в замочную скважину:
— Чего тебе?
— Простите, пожалуйста, — Соня не только манерами, но и голосом выражала безмерную скромность и даже застенчивость. — Можно вас попросить об одолжении?
— Ну?
Да уж, похоже, разговор совсем не удался…
— Просто мне скучно…
— Развлекать тебя приказа не было, — невежливо перебил невидимый собеседник.
— Да я и не прошу развлекать! — стараясь не показывать нарастающего раздражения, девушка вздохнула. — Можно мне принести какую-нибудь книгу? Пожалуйста…
Тишина в коридоре, воцарившаяся после этих слов, была настолько густой и абсолютной, отчего Маркевич заподозрила, что общалась с местным призраком.
— Подожди пару минут.
Фуф, значит, все-таки это был живой человек.
В ожидании второго пришествия охранника Софья ещё раз просканировала свой вид. Все скромно, ничего откровенного, разве что руки почти полностью обнажены, так и в доме не холодно, чего тут потеть в теплой кофте.
— Держи, — дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель засунулась мускулистая, слегка заросшая темной шерсть рука, сжимающая книгу.
— Спасибо большое…
Дальше выражать признательность было уже некому, потому как владелец втянул конечность обратно и, не забыв запереть дверь, утопал обратно.
Да, первый контакт не удался. Но это ещё не повод отчаиваться, должен же её кто-то покормить. Как-то сомнительно, чтобы Астахов провел такую кампанию по поимке беглянки только для того, чтобы потом заморить её голодом…
Успокоив себя такими мыслями, Соня посмотрела на врученную книгу и с трудом сдержалась от невеселого смеха. Это даже не совпадение, а какой-то символизм. Потому что принесли ей "Преступление и наказание". А если вспомнить, что одну из главных героинь звали Соней… Намек, что ли? Так откуда бы Даниилу знать, что она попросит знаний и печатной продукции… Наверное, просто совпадение, зато какое!
И все-таки интересно, кто это тут такой любитель классики? Неужели Астахов, перечитывая великий труд, тоже задается вопросом: "Тварь я дрожащая или право имею?" Хотя, скорее всего, его такие мелочи не волнуют, ибо он четко уверен в своих правах…
Поскольку пренебречь даром охраны было бы совсем невежливо, Соня устроилась в одном из кресел и, включив настольную лампу, погрузилась в несколько больное сознание Раскольникова. Правда, долго заниматься этим ей не дали. Девушка только успела дойти до того момента, как герой читал письмо матери, как в дверь снова постучали, но теперь уже с другой стороны.
— К тебе… вам можно? — судя по голосу, там мялся тот самый парень, который и одарил Соню печатным словом.
— Да, конечно, — Маркевич поднялась и машинально встала так, чтобы между ней и вошедшим оказалось кресло. А ведь нервы уже ни к черту… — Вы что-то хотели?
— Слушай… те, — тут же поправился охранник.
— Если можно, то на "ты", — Софья успокоилась. Вряд ли он пришел, чтобы сопроводить на дыбу, вон как нерешительно топчется на пороге.
— Ага. Ты же её раньше читала? — он кивнул на так и оставшееся лежать на столе творение Федора Михайловича.
— Естественно, — выбор темы Соню удивил. Но больше всего поразила просьба.
— А можешь сочинение написать? Сыну нужно срочно исправить "двойку" по литературе, завтра сдавать нужно, а он эту хе… фигню уже вторую неделю мусолит, и до сих пор на десятой странице, — папенька юного небиблеофила разочарованно нахмурился. — Я и сам её в школе еле прочитал…
Маркевич прикусила щеку изнутри, чтобы не начать улыбаться. Итак, процесс пошел — нужно теперь воспользоваться шансом обаять жителей дома сего.
— А тема какая?
— Сейчас! — парень порылся в карманах и вытащил откуда-то смятый тетрадный лист. — Вот.
Соня, уже почти не опасаясь и совершенно не показывая колебаний, подошла к своему сторожу.
"Корень злых дел — в дурных мыслях".
Не самая сложная, вполне можно помочь отроку. И, заодно, приобрести должника среди охраны.
— Часа через два зайди, отдам черновик, — девушка, изъяв замусоленный лист, вернулась к столику. — Только принеси какую-нибудь тетрадь, мне писать не в чем.
— Один момент, — охранник так быстро скрылся, что, скорее всего, даже не успел запереть дверь. А ведь это шанс…
Но воспользоваться им, значит, показать себя конченой дурой — это вполне может оказаться провокацией. Поэтому Соня не стала совершать резких движений и, словно не заметив оплошности охранника, прогулялась по комнате.
— Держи, — чуть запыхавшийся парень положил рядом с томом классики мировой литературы обычную тетрадь в синем переплете. — Кстати, меня зовут Егор.
— Очень приятно. Соня, — девушка протянула руку, которую охранник, немного поколебавшись, крайне осторожно сжал своей лапой.
— Взаимно.
Дождавшись, пока Егор скроется в коридоре, Софья негромко фыркнула, но обещание решила выполнить. Все равно делать особо нечего, почему не оказать услугу тому, кто сможет вернуть её через некоторое время?
Ровные ряды букв и слов ложись на линованную бумагу, складываясь в предложения и абзацы. Последний раз сочинение Соня писала, лет так десять назад, но теперь азарт и вынужденное безделье пробудили такую фантазию, что сына Егора будет ждать или "отлично", или обвинение в использовании труда литературного раба.
"… Таким образом можно утверждать, что поднимаемая Федором Михайловичем проблема намного глубже и объемнее, нежели физические и моральные муки отдельно взятых людей. Общество, разъедаемое изнутри противоречиями, завистью, черной злобой и равнодушием, крайне редко может стать источником светлых помыслов и деяний. Нельзя винить одного в грехах всех, но оправдывать каждый совершенный плохой поступок, кивая на окружающих, тоже неверно. И хотя считается, что каждый человек кузнец своего счастья, но, одновременно, он же и его палач. Неважно, совершен этот поступок или нет, но, если он уже оформился в мыслях, то стал реальным для конкретного индивида, и навсегда останется на его совести…"
Поставив последнюю точку, девушка выпрямилась и, машинально постукивая ручкой по губам, ещё раз перечитала заключение. Не шедевр, но сойдет. Интересно, сколько времени она корпела над скорбным трудом? И где носит её тюремщика? Или он решил подействовать на нервы своим отсутствием? Тогда расчет в корне неверен — Соня намного неуютнее чувствовала себя, находясь в непосредственной близости от Астахова.
Она уже выпрямилась, собираясь потянуться, когда чья-то ладонь легла на плечо.
— Я вижу, вечер ты провела с несомненной пользой…
Договорить Даниил не успел, потому что Софья мгновенно вскочила и на чистых рефлексах попыталась уйти от прикосновения, взмахнув локтем и сбрасывая его руку. Вот только забыла, что все ещё сжимала ручку.
Она и сама не поняла, как именно едва не ткнула ею в шею Астахову. Мужчину спасла только быстрая реакция.
Вроде, действие заняло, буквально, полторы секунды, но вот они уже стоят, тесно обнявшись, и Соня вжимает довольно острый предмет куда-то в район его сонной артерии.
Даниил, крепко держащий тонкое запястье, чуть сжал её кисть, вынуждая выронить ручку и, перехватив канцтовар, поднес его совсем близко к лицу Сони. Да и сам наклонился так, что между ними осталось не больше пяти сантиметров. Маркевич даже смогла рассмотреть более темные пятнышки на серой радужке возле зрачка.
И эта проклятая ручка, которую он начал вертеть в пальцах совсем близко от её щеки…
Почему-то стало страшно настолько, что даже не получилось проглотить комок в горле, да и вообще ощущение, как будто отпила слишком горячий чай, обжигая нёбо и язык.
— Ты забыла, — Астахов сделал паузу и приблизился настолько, что они почти соприкоснулись носами. Пауза в несколько секунд, а, кажется, что прошло уже часа два, — выделить вводное выражение.
Даниил повернулся, чуть отодвинув Соню от стола, и поставил пропущенную ею запятую после слова "образом". А потом, как ни в чем не бывало, отпустил девушку и отступил на пару шагов.
— Я вижу, ты тут вовсю развлекаешься?
Маркевич прочистила горло, тщательно стараясь, чтобы голос звучал нормально, а не поднялся до жалобного скулежа.