Я получила во временное пользование биографию без темных пятен, чудесное тело, друзей и любимого мужчину. И я не шутила, говоря, что планирую извлечь из отношений с милордом ректором максимум приятностей. В моих жизненных планах уже три года значился пункт “Завести любовника”, но когда реально представлялась такая возможность, я шла на попятную и обрывала все связи с вероятным кандидатом. Сложно объяснить, почему. То ли все еще ждала чего-то большого и светлого, то ли, наоборот, боялась, что мимолетная интрижка разовьется в нечто серьезное. Здесь же, в мире, придуманном мной самой, все казалось игрой, и я готова была сыграть. Не обязательно заходить слишком далеко. Достаточно почувствовать себя любимой и желанной, пережить снова те неповторимые ощущения, когда все только начинается, когда каждое прикосновение, каждый взгляд — что-то особенное. А первый поцелуй? Что может быть прекраснее и волнительнее, чем первый поцелуй?
В общем, я решила отнестись к случившемуся со мной, как к маленькому увлекательному приключению, и почувствовала себя еще лучше, чем после чуда божьего. И в таком приподнятом настроении я шла к нему — к мужчине ее мечты.
Идти было не близко. Описывая академию, кое-кто не удовлетворился парой-тройкой стоящих по соседству корпусов или, что было бы привычнее для фэнтези, переоборудованным под учебное учреждение старинным замком. Нет, этот кое-кто придумал целый академический городок, занимавший обширную площадь. Тут были парки, стадионы, оранжереи, музеи, театр, больница, собственная пожарная часть и даже кладбище. Учебные корпусы и студенческие общежития были разбросаны по всей территории, а преподаватели и служащие академии жили в небольших, десятка на два домов, поселках, жавшихся к окраинам городка. Сейчас все вокруг, строения, деревья, кусты, мраморные статуи, арки и заледенелый фонтаны покрывал пушистый снег, блестевший в ярких солнечных лучах, и уверенность, что я попала в сказку, крепла во мне с каждым шагом.
Дорога от общежития для девушек, в котором жила Элизабет, до главного корпуса, где располагался ректорат, заняла полчаса. Отчасти это обуславливалось непривычной обувью и моим неумением ходить в длинных платьях, еще и с пышной нижней юбкой, в которой ноги так и норовили запутаться, но к концу пути я худо-бедно освоилась с обновками.
Оставила пальто в гардеробе главного корпуса. Полюбовалась собой-Элизабет в высоком зеркале, отметив, как удачно Мэйтин выбрал платье. Не эльфийское, но грудь и тонкую талию, облегало и подчеркивало, отсутствие украшений компенсировалось изящной вышивкой, а насыщенный синий цвет прекрасно гармонировал с глазами Элси. Или моими? После объединения сознания отражение не казалось чужим, лишь непривычным, как бывает, когда кардинально меняешь прическу. Но эта прическа, как и все к ней предлагающееся, мне нравилась.
Оглядев себя с головы до ног, я направилась в приемную.
— А, мисс Аштон, — секретарь, молодой, но до ужаса неприятный брюнет, весь какой-то скользкий, прилизанный, приподнял голову, отвлекшись от толстой книги, в которой делал какие-то пометки заточенным с обоих концов карандашом. — Милорд ректор ждет вас… — он демонстративно посмотрел на большие настенные часы, — уже давно.
Сердце екнуло, коленки мелко задрожали. К чему бы это?
В кабинет ректора я не вплыла лебедушкой, а вползла недужной черепахой. И застыла в дверях, увидев его. Или, как принято писать в женских романах, — Его. Потому что это был именно Он, с большой буквы и никак иначе.
Он стоял у окна. Как король, оглядывающий с дворцовой башни свои владения. Высокий, статный. Серая ткань сюртука натянулась на широких плечах. Блестящие черные волосы собраны на затылке в длинный, почти до пояса хвост. Когда я вошла, Он обернулся, и я увидела смуглое лицо, высокий лоб, резко очерченные скулы, прямой нос с небольшой горбинкой, плотно сжатые губы. Заглянула на миг в завораживающую ночь, плескавшуюся в его глазах, и отвела взгляд.
— Присаживайтесь, — не предложил, а приказал Он.
Голос у него был красивый, сильный и властный.
О, да! Это — герой моего романа.
Я послушно заняла кресло, на которое мне указали, и опустила голову. Пусть милорд ректор выскажет Элси все, что планировал, а уж потом она сделает свой ход.
Оливер Дин’эрт Райхон приблизился и навис надо мной заприметившим добычу ястребом.
— Элизабет Катарина Амали Ислин Лиер Аштон! — выговорил он грозно, ни разу не сбившись.
Да уж, дал бог имечко.
— При чем тут я? — обиженно протянул Мэйтин, появившийся рядом и тут же умостившийся на подлокотник моего кресла. — Сама сочинила.
В неизменных джинсах и футболке он странно смотрелся рядом с безупречно элегантным Оливером, но тот и не заметил присутствия божества.
— Вы знаете, почему я вас вызвал? — не теряя суровости, спросил ректор.
Я отрицательно замотала головой.
— Неужели? И вам неизвестно, отчего смотритель музея-бестиария разбудил меня телефонным звонком в третьем часу ночи? И кому я обязан счастьем, через полчаса после этого лицезреть под своими окнами ожившее чучело василиска, трех горгулий, давно мумифицированных, но почему-то не утративших способности к передвижению, и не уступающий им в подвижности скелет плотоядной коровы?
Корову я помню. Нравился мне в детстве этот мультфильм про страну невыученных уроков, там еще полтора землекопа были, но я их в книжку не включила, обошлась плотоядной коровой — типа, шутка юмора.
— Хороша шутка, — мрачно выговорил Мэйтин. — От клыков плотоядных коров погибает до ста человек в год.
— Как?! — воскликнула я ошарашено.
— Вы не знаете? — переспросил милорд Райхон. — А я уже знаю об организованном вами вчера девичнике. О выпивке. О том, что вы покидали общежитие после полуночи, что категорически запрещено. А уж магический след на оживленных экспонатах я распознал, не сомневайтесь.
Ничего не помню. Не писала я такого. Пьянка была. И что-то о том, что ректора ждет сюрприз, но что за сюрприз я тогда еще не придумала. А Элси, судя по всему, неплохо повеселилась, потому что в ее памяти и следа о минувшей ночи не осталось.
— Так оно и работает, — пожал плечами Мэйтин. — Ты создала предпосылки к определенному развитию сюжета, и…
— Отмалчиваться — не выход, Элизабет, — сурово сказал ректор. — Вы и прежде не отличались примерным поведением, но эта выходка превзошла все предыдущие. Хотя, следует отдать вам должное, оживляющее заклинание вы сплели идеально. Мне понадобилось полчаса, чтобы деактивировать его. И все это время я вынужден был слушать жуткий рев существ, которых вы прислали к моему дому.
— Это был не рев, — вздохнула я, решив, что наступил удобный момент. — Они пели вам серенаду.
— Подобные шутки только усугубляют ваше положение, мисс Аштон, — нахмурился глава академии.
— Мое положение сложно усугубить, — проронила я с задумчивой грустью. — Что может быть хуже, чем любить вас?
Ректор, собиравшийся продолжить отчитывать Элси, застыл с приоткрытым ртом.
Есть контакт!
— Да, я люблю вас, — продолжала я. — И уже отчаялась привлечь ваше внимание.
Подняла на него глаза. Нижнюю губу закусила. От страсти, ага.
— И давно… кх-кх… вас посещают подобные фантазии? — осведомился мужчина нарочито холодно.
Но я и не ожидала, что он тут же бросится перед Элизабет на колени.
— Вы не верите в мои чувства? Или боитесь их?
— Чувств? — уточнил он бесстрастно. — Ничуть. Меня пугает перспектива снова обзавестись хвостом. Отравиться едким газом, который вы выдаете за ароматизатор помещений. Мертвых горгулий у себя под окнами я с недавних пор опасаюсь. А чувств — нет.
— Вы смеетесь надо мной! — обиделась я.
— А вы надо мной?
— Я призналась вам в самом сокровенном!
— Лучше признайтесь, что вы вчера пили, мисс Аштон.
Крепкий орешек. Но я не сомневалась, что расколю его. Мэйтин говорил, что если в тексте были предпосылки для возникновения какого-либо явления, оно должно возникнуть. А я написала достаточно, чтобы милорд Райхон воспылал к Элси искренней страстью. Лишь его положение и репутация стоят между ними, но это ненадолго. К тому же я — автор, и знаю то, чего не знала Элизабет. Козырь в моем рукаве Оливеру бить будет нечем.
— Вы отталкиваете меня, потому что боитесь признаться, что тоже неравнодушны ко мне, — сказала я прямо.
Милорд Райхон сел там же, где и стоял.
Правда, стоял он рядом с креслом, и сел в него же. Откинулся на спинку и забросил ногу на ногу.
— Что-то новенькое, — произнес он, избегая встречаться со мной взглядом. — Позвольте узнать, что заставило вас так думать?
— Я вижу это в ваших глазах, — прошептала я с придыханием. — Чувствую в биении сердца…
— Я далек от поэзии, мисс Аштон. И, наверное, нам лучше закончить этот разговор.
— Гоните меня?
— У меня много дел. Потом поговорим об испорченных вами чучелах.
О, нет, дорогой. Поговорим сейчас.
— Боитесь, что если я останусь, вы не выдержите и признаетесь, что тоже любите меня?
— Да с чего вы взяли!
Ну-ну, отпираться бесполезно, Олли. Да, я буду называть тебя Олли…
— Ваши поступки говорят об этом… милорд…
— Взгляды и биение сердца?
— Не только. Разве вы не ищете повода встретиться со мной?
— Не ищу. Вы регулярно мне этот повод даете, как сегодня, к примеру.
— Вы назначили мне индивидуальные занятия.
— В качестве наказания.
— Разве это наказание — два часа в неделю проводить с вами наедине? — промурлыкала я, силясь поймать его ускользающий взгляд.
Кто бы мог подумать? С виду такой сильный, отважный мужчина, а как дошло до объяснений, засмущался, как институтка… В этом мире есть слово “институтка”?
Словно услышав мои упреки, Оливер решительно встал и приблизился ко мне.
— Элизабет…
Осознав торжественность момента, я поднялась навстречу.
— …мне порой недостает слов…
Отличное начало.
— …и такта. Поэтому я и предпочел бы не продолжать этот разговор. Я не знаток девичьих душ, и не хотел бы что-нибудь там задеть, но… Я не люблю вас. Поэтому, если вы вдруг не шутили, хоть у меня и нет оснований так думать, зная вас, выбросьте эти фантазии из головы.
— Вы мне не верите! — воскликнула я, и по скептическому огоньку в черных глазах поняла, что так и есть. — Опасаетесь, что все это розыгрыш?
— В этом вы сильны, — кивнул ректор.
— Я сказала правду! Я люблю вас. А вы любите меня. Это судьба, понимаете?
Наверное, все-таки стоило подождать положенные пару глав, дать Оливеру свыкнуться с охватившим его чувством, но я твердо вознамерилась объясниться сегодня и сейчас. А потому, недолго думая, выложила свой главный козырь:
— Вы предназначены мне, как и я вам. Я — ваша истинная пара! Вы ведь знаете, что это?
— Нет, — осмелился заявить он.
— У каждого дракона есть его истинная пара, одна единственная, та, кому он отдаст сердце!
— У кого?
— У дракона! И я знаю, что вы — последний дракон!
Даже книгу хотела так назвать: “Избранница последнего дракона”, но отказалась от этого варианта, потому что тогда интрига сошла бы на нет.
— Драконы ушли из этого мира больше тысячи лет назад, Элизабет, — попытался спрятаться за фразой из учебника ректор.
— Не все! Вы — последний, хоть и скрываете это.
— Да…
Ага! Признался!
— …вы не исправимы, мисс Аштон.
— Почему ты решила, что он — дракон? — удивленно спросил Мэйтин, о котором я в накале страстей успела позабыть.
— Я это придумала.
— Я догадался, — хмыкнул ректор.
Черт! Зачем я сказала это вслух?!
— Придется заняться вашим воспитанием серьезно, Элизабет, — сурово произнес милорд Райхон.
Как же так? Он же дракон. Я это придумала. Он — дракон, Элси — его единственная.
— Придумала, но не написала, — с укором покачал головой Мэйтин.
Но в тексте были предпосылки. Говорилось, что, возможно, не все драконы ушли с Трайса.
— А возможно, все, — пожал плечами бог-мальчишка. — Но я понимаю задумку. Ничем, кроме предназначения, нельзя объяснить любви, внезапно возникшей между Элизабет и вот ним.
Он кивнул на ректора, который тем временем подошел к столу и потянулся за блокнотом с разноцветными листочками. Моя идея: цвет листочка определял степень поощрения или наказания.
“Только не красный!” — взмолилась мысленно. И тут же одернула себя: я что, боюсь выговора от типа, которого сама придумала?
Но внутри все сжалось, а на глаза навернулись слёзы.
Отставить! Еще не все потеряно. Дракон он или нет, но Элси его получит!
Листок Оливер выбрал желтый. Предупреждение.
Написал на нем несколько слов и, вернувшись, протянул мне.
— Пойдете с этим к профессору Милс, и скажете, что я назначил вам пересдачу по ее предмету. — И уточнил с почти не скрываемой издевкой: — Тема “Драконы”.
Я со злостью выдернула у него листок.
Ничего. Сейчас… Сейчас я его поцелую!
Обовью руками шею, и вопьюсь, значит, в губы… Пусть тогда скажет, что не чувствует ничего к моей Элси!
Но вместо того, чтобы осуществить задуманное, вдруг хлюпнула носом.
— Вы такой… такой сухарь!
И давясь слезами выскочила за дверь.
Вот так номер.
И что это было?
Впрочем, я, кажется, знаю.
В гардеробной остановилась перед зеркалом и строго взглянула на свое отражение.
— Какого черта, Элси? Что за нюни? Я тут стараюсь, для тебя, между прочим, а ты что устроила? Истеричка малолетняя! Ты… ы-ы-ы…
Слезы полились в два ручья. Так жалко себя стало. Оливер чуть ли не открыто посмеялся, еще и орут на меня… орет… В смысле, я ору.
М-да… Эффект Марибет в действии.
— Кхе-кхе…
Негромкое покашливание от двери дало знать, что в гардеробной мы с Элизабет уже не одни.
— Знаете, мисс Аштон, — проговорил с расстановкой милорд ректор. — Возьмите-ка и это.
Он вырвал из блокнота еще один желтый листочек и что-то быстро нацарапал карандашом.
— Пойдете в лечебницу. Найдете доктора Грина. Пусть он возьмет у вас пробы крови. Мне все же интересно, что вы вчера пили. Если выяснится, что это не просто алкоголь, я вынужден буду поднять вопрос о вашем отчислении. И пожертвования, которые ваш отец регулярно делает академии, в этот раз вас не спасут.
Глава 5
“Этот мир придуман не мной“
Главный корпус я покинула в слезах. Даже не пыталась анализировать, кто сейчас ревет, Элси, отвергнутая и не понятая любимым мужчиной, или я сама, обманутая в своих ожиданиях.
— А чего ты ожидала? — спросил появившийся рядом Мэйтин. Бог вышагивал по нерасчищенной от снега обочине дорожки, не оставляя следов. — Что он тут же предложит Элизабет руку и сердце? Она ему сводный хор чучел среди ночи прислала. А до этого чуть было не отравила сиреневым дымом с ароматом лаванды. А еще раньше…
— Хвост наколдовала! — в сердцах оборвала я перечисление наших с Элси чудачеств. — И что с того? Это — любовное фэнтези, юмористическое при том. И не такое могло быть!
— Так ты думаешь, что оказалась в дамской книжке?
— Ничего я уже не думаю! — огрызнулась я.
— Это зря. Думать надо.
Не был бы богом, уже отхватил бы пару подзатыльников за язвительные комментарии, а так я и пытаться не стала. Только набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать, куда он может пойти со своими поучениями… и медленно выдохнула, увидев идущего мне на встречу… человека? Вряд ли. Но, полагаю, это был все-таки мужчина. Высокий, худой. Какой-то неестественно худой, но худоба его не казалась признаком немощности или болезни. Просто… тонкий — да, вот правильное слово. Тонкий и гибкий. Двигался он быстро, но плавно, словно перетекая с ноги на ногу, и длинный темно-зеленый плащ колыхался в такт его шагам. Длинные волосы, белее, чем снег вокруг, развевались на ветру. А взглянув в лицо незнакомца, я уже не могла отвести взгляда. У людей не бывает таких лиц. Узкое, длинное, с тонким носом, острым треугольным подбородком, неяркими, но четко очерченными губами, оно завораживало непривычной чуждой красотой. Сероватая, отливающая перламутром кожа. Высокий, абсолютно гладкий лоб. Серебристые ниточки изящно изогнутых бровей. От переносицы к вискам, полукругами ложась на щеки, тянулись дорожки тонких светлых шрамов, формировавших сложный рисунок, похожий на тот, что украшал мальчишескую физиономию Мэйтина. Но самое нереальное — миндалевидные непропорционально большие глаза, обрамленные белесыми ресницами. Если волосы незнакомца цветом напоминали снег, то глаза — лед, в который вмерзла агатовая бусинка зрачка: блестящие, прозрачные, разве что слегка голубоватые, хотя я не поручилась бы, что это не небо отражалось в них…