– Ну что же, хочешь гулять? Давай, гуляй. Флаг тебе в руки. Только потом хоть слово мне вякни, – цедил он сквозь зубы между звонками.
Ромка напился. Пил целенаправленно, не пропуская ни одной кружки с пивом. Саня даже уже его одёргивать начал и пацанам запретил ему наливать.
– Ты что творишь, тебе же ехать завтра с утра, ты же всю машину заблюёшь. Подыхать же будешь.
– Не буду. Мне надо. Мне с тобой поговорить надо, а трезвый я не могу.
– О чём таком тебе поговорить приспичило, что ты нажрался?
– Надо. Все уйдут, и я скажу, – икал пьяный Ромка.
Саня, видя такое дело, быстро стал всех выпроваживать. Пили они у Ромки в бане. Благо, отец ещё при жизни отстроил такую баню, которая больше смахивала на дачный дом. Кроме Ромки, никто не напился. В их компании это вообще было редкостью. Пиво попить они любили, но всегда знали меру. И то, что Ромка наклюкался, было непривычно.
Тем более он обычно пил меньше всех, так только – компанию поддержать. И никто не желал встретиться с возмущённой тёть Аней, когда она увидит, в каком состоянии перед отъездом её сын. Так что упрашивать никого не пришлось. Пообнимав Романа на прощание и пожелав ему удачи в Томске, все смылись.
– Ну, давай, алкаш, говори. Что там у тебя за секрет такой?
– Ты, Сань, выпей и сядь.
– Да говори уже, не тяни резину.
– Сань, я голубой, – выпалил Ромка на одном дыхании. Хоть совсем не так всё хотел сказать. «Чёрт, надо же было так ляпнуть, без подготовки, объяснений». У него всё похолодело внутри, он даже протрезвел, кажется. Сашка сидел с каким-то застывшим взглядом. «Как кол проглотил», – мелькнула у Ромки дурацкая мысль.
– Саня, блин! Ну не совсем голубой, вернее, совсем не голубой. Блин! В общем, я с мужиком переспал. Нечаянно. – Ромка был готов провалиться под землю или ещё глубже.
Втянул голову в плечи и зажмурился. Он почувствовал, что Сашка встал и подошёл к нему, и зажмурился еще крепче. «Сейчас врежет».
– Сань, ну бей уже, что ли. Не молчи только.
– Ромка, Ромка. Как же ты жить-то с этим будешь? Тяжело же. Не поймёт ведь никто.
Вместо удара Роман почувствовал руки друга у себя на голове. Саня ерошил его волосы.
Ромка ошарашенно открыл глаза. Он ожидал любой реакции, но только не жалости. А Санёк жалел его.
– Саш, Саш, ты… ты не бросишь меня? Не откажешься? – Ком застрял в горле и мешал нормально говорить.
– Ромка, ты мне как брат. Я за тебя глотку любому порву. Если нарвёшься на какого-нибудь мудака и он тебя обидит, только скажи. Порву как Тузик грелку.
– Какого мудака? – шмыгнул носом Ромка, глядя на друга снизу вверх.
– Ну, если встречаться с кем начнёшь, а он тебя обижать вдруг станет.
– Саня, блин, ты такой дурак.
– Сам такой.
Ромка вскочил на ноги, и они обнялись. Крепко-крепко. Потом они выпили ещё пива, и Ромка рассказал Сашке про Серёгу, про свои чувства и сомнения. Про баню и последний их поцелуй во дворе. Его как прорвало, он ничего не утаил от Сани. И стало на душе так легко, так спокойно, как будто тяжёлый камень свалился с сердца. Он знал теперь цену этой поговорке.
– Значит, тебе понравилось?
Ромка хоть и покраснел, но отрицать не стал:
– Честно скажу – понравилось.
– Ну а с девчонками тебе нравится или у тебя совсем к ним тяги нет?
– Ну, нравится, конечно. Только я ещё не влюблялся ни в одну.
– Ну, влюбляться и я не влюблялся. Ром, так значит, ты не голубой. Ты – би.
– И что? Какая разница-то? Показывать это всё равно никому нельзя.
– Ну, это ясен пень. Ты и не показывай. Поосторожней там, в Томске. Здесь-то никто знать не будет. А там тоже шибко не пались. Мало ли на кого нарвёшься.
– Сань, а с Серым мне что делать, как думаешь?
– Я тебе советую с ним не связываться. Всё-таки они тебя в своём доме как родного встретили. Как ты его жене и матери в глаза смотреть станешь? Он что, тебе так сильно понравился?
– Если честно, не знаю. Но когда он на меня смотрит или обниматься лезет, у меня поджилки трястись начинают.
– Это у тебя сексуальное влечение. Недотрах.
– Я дома уже три недели, заниматься больше не надо, трахайся – не хочу. Алёнка чуть сама на меня не прыгает. А я не хочу. Прикинь? Не хочу. Как, по-твоему, это называется?
– А с ним хочешь?
Ромка прикрыл глаза. И вдруг Сергей нарисовался в его мыслях так чётко, так реально, что он даже вздрогнул.
– Хочу. С ним – хочу.
– Блин, Ромка, я не знаю тогда. А на других парней тебя тянет?
Ромка задумался.
– Не-а. Не тянет. Ну, пока, по крайней мере.
– А на меня?
– Саня, ты идиот!!! Ни хрена на тебя не тянет.
Сашка засмеялся и притянул к себе Романа. Обнял его за плечи и уткнулся ему в лоб.
– Не ссы, Ромашка. Всё будет хорошо. Пойдёшь проктологом работать, обязательно какую-нибудь геморройную задницу себе найдёшь.
– Саня, вот ты урод! Ты меня теперь подкалывать постоянно будешь? – Ромка, смеясь, отпихнул от себя ржущего друга.
– А то! Я думал, ты гинекологом станешь, а теперь на проктолога учиться придётся.
– Идиот! Я ни тем ни тем не буду.
Утром Ромка спал на заднем сиденье машины и улыбался во сне. Мать то и дело поглядывала на него и вздыхала.
– Как же я не хочу в такую даль его отпускать. Приспичило же в Томске учиться. В Кемерове тоже медицинский есть, так нет – его к черту на кулички потянуло.
– Не ворчи, мать. Гордись, что Ромка у нас умница такой. – Сергей приобнял жену одной рукой, не отрывая взгляда от дороги.
– Да я горжусь, – вздохнула она.
Глава 4
В субботу вечером Сергей как ни в чём не бывало встретил жену у конторы. Молча выслушал её сетования на усталость. В душе, конечно же, всё кипело, и на языке вертелись слова обвинения. Весь день старался внушить себе, что будет лучше, если он сделает вид, что ни в чём её не подозревает. Вырабатывал стратегию поведения. Решил для себя, что пока не приедет Роман и он не выяснит с ним отношения, не убедится, что парень испытывает хоть какие-нибудь чувства к нему, он никаких шагов предпринимать по отношению к измене Маши не будет.
Где-то в глубине души он понимал и оправдывал Машу, а заодно и себя. И всё-таки, наверное, больше себя… Прислушивался к своим эмоциям и убеждался, что ревности нет. Понимал, что в нём кипит злость и обида собственника, обманутого мужа, а не любовь и горечь потери. Его самого удивляло своё почти безразличие к тому, как рушится его семья.
«А была ли она, семья?» – осадок на душе всё больше заставлял задавать себе этот вопрос. Были ли они по-настоящему счастливы?
С Машкой до армии он дружил почти год. Любил ли он её? Наверное, любил. Других у него не было, чтоб сравнить. А она? Она, наверное, тоже. Из армии нелюбимых не ждут. После армии – радость, что она его дождалась. Гордость перед теми, кого не дождались. Молодой голод, первая их ночь. Она потеряла девственность, которую берегла для него, а дальше свадьба и будни. Вот и вся любовь. Нет, они, конечно, гуляли под луной, ходили в кино, не вылезали из постели и трахались, трахались, трахались.
Его мысли прервал телефонный звонок. Маша выловила телефон из его кармана.
– Алло. Да, Ань, привет. Нет, мы не дома, из города едем. Сейчас спрошу.
Она повернулась к Сергею:
– Ты квартиру нашёл? Завтра Ромку привезут.
– Договорился на счёт одной, но ещё не смотрел. Приедет, вместе посмотрим. Квартплата три тысячи в месяц. Самая дешёвая.
Маша затараторила в трубку:
– Ань, в общем, одна на примете есть. Три тысячи в месяц. Ну, приедете, обговорите всё.
Ну, всё. Ждём.
Телефон запихала назад в его карман.
– Ты чего злой такой?
– С чего ты взяла? Нормальный. Устал просто.
– Устал? Что делал? – Она игриво ущипнула его за бок.
– Маш, я же машину веду. Не шали.
– Ну, так чем занимался весь день?
– Коровник почистил. Крышу подлатал малость. У свиней перегородку переделал. Так, всего помаленьку.
– Умница ты моя, хозяйственный. – Машка чмокнула его в щёку и игриво потерлась головой о его плечо.
И он вдруг сразу вспомнил, как ещё недавно сам вот так же подлизывался к ней после секса с Ромкой.
– Маш, не мешай. Врежусь куда-нибудь. –Голос охрип от комка в горле. На душе было так мерзопакостно. Противно было – от себя, от неё. От всей этой дурацкой ситуации.
В воскресенье к вечеру Сергей уже весь издёргался, выглядывая на дорогу. Гости приехали поздно. Анна с мужем отдохнули буквально два часа и двинули в обратную дорогу. Сергею – отчиму – нужно было в понедельник в ночную смену выходить. А перед сменой хоть немного поспать. Серёга затопил по второму кругу уже остывшую баню. Мать и Машка ещё днём помылись. А он не ходил, ждал Романа. Ромка старался не смотреть на Сергея. Вообще вёл себя так, как будто первый раз был в доме Захаровых.
Маша и Любовь Ивановна, проводив гостей и прибрав со стола, пошли смотреть очередной сериал.
– Мать, ты Ромке постели, пока мы в бане будем. – Сергей старался выглядеть спокойным и деловитым. – Вы, если что, ложитесь, не ждите нас.
– Да у меня уже глаза слипаются. Я и так сейчас спать пойду. Устала. Шутка ли – один выходной, и тот хрен выспишься с этим хозяйством. – Маша сладко зевнула и потянулась.
– Вы сильно-то там тоже не запаривайтесь. Не забывай, что тебе завтра с утра Машу на работу везти да квартиру Роману искать, пока у тебя ещё отпуск. – Любовь Ивановна встала с дивана и пошла стелить Ромке постель.
Ромка раздевался в предбаннике, кожей чувствуя взгляд Сергея. Сашкины слова не выходили из головы: «Не связывайся». Умом он всё понимал, а вот телом… Тело ждало, хотело, чтобы эти сильные руки обняли, прижали к себе. Чтобы твёрдые жадные губы сминали его рот. Чтобы колючая щетина царапала кожу, а горячее дыхание обжигало ушную раковину. Ромку начала бить мелкая дрожь – от желания почувствовать эти ласки. И он почувствовал. Ощутил, как к спине прильнула горячая грудь, как упёрлась и обожгла мужская твердь ягодицы. А руки обхватили, стиснули, крепко прижали к чужому телу. По шее пробежали мурашки от лёгких скользящих поцелуев. Он непроизвольно откинул голову на плечо Сергея, закрыл глаза и отдался этим ласкам, желая ни о чем не думать, ни о чем не жалеть. Губы – горячие, властные, ненасытные – ласкают, выпивают душу, сводят с ума. Плавят, лишая силы. Руки – мозолистые, сильные – гладят, трогают, исследуют тело. Роман уплывал от этих ощущений, растворялся в нежности, отдаваемой ему мужчиной… И когда Сергей вдруг одним рывком подхватил его на руки, прижимая к себе, глядя не отрываясь в глаза, Ромка понял – он пропал.
Уже неделя, как начались занятия в институте. Отработка пролетела незаметно.
Группа, в которую попал Роман, состояла из тридцати человек. Получилось так, что девчонок и парней было поровну. Девушки все были как на подбор – умные и красивые. Неумных в мед не берут. Преподаватели сразу предупредили – отсеивать будут нещадно, так что расслабляться было некогда. Перезнакомились все ещё на отработке. Успели и пиво попить, и на катере по Томи покататься. Большинство ребят было местными. Из Новокузнецка в группе, кроме Романа, никого не было. Ромка был человеком стеснительным, но общительным. Там, у себя в городе, в компании своих ребят, да когда под боком верный друг Саня, было намного проще, здесь же он терялся среди чужих.
Квартиру они с Сергеем сняли на следующий же день после его приезда. За эти три недели они фактически не виделись. Сергей вышел на работу. Машу в город больше не возил, она на автобусе добиралась. Он работал у себя в деревне на лесопилке. Его ожидания, что жена будет «работать» в очередную субботу и он это время проведёт с Ромкой в съёмной квартире, не оправдались. Она, как назло, сидела все субботы дома: то ли у них с Павлом роман закончился, то ли совесть заела. Ромка один раз приезжал в выходной в баню, и то он его кое-как уговорил. Мылись отдельно – Маша вдруг решила сходить в баньку с мужем. И один раз они с Машей отвозили ему продукты, побыли недолго и поехали к брату.
Сергея дома всё раздражало, он себе места не находил. Вечером, когда мать и жена засыпали, уходил подальше в огород и звонил Ромке. Ромка рассказывал, как у него дела в институте, что учили, куда ходил. В общем, разговор ни о чём и в то же время – обо всём. Он бы всю ночь мог так говорить, но Ромка начинал зевать в трубку, да и Маша могла хватиться.
У Маши настроение было перепадами. Она то льнула к Серёге и ластилась как кошка, то вдруг начинала шипеть и когти выпускать, как та же кошка. Сергей о таком странном поведении жены не заморачивался, у него своя проблема была – как хоть часик выкроить да к Ромке одному, без Машки съездить. В общем, их семейная жизнь катилась по наклонной, абы как. Прожили день – да и ладно. А ночь просто пролежали рядышком. Ну, пошебуршали разок-другой, когда Маша ластилась.