— Hola… — и этот звук — мой голос?
Поднимаешь глаза и через секунду приветственно киваешь. Свет лампы отражается от стекол очков, и я не могу рассмотреть твоих глаз. Не могу вообще ничего рассмотреть на твоем лице. Делаю несколько шагов и решительно усаживаюсь за стол рядом с тобой, достаю из сумки тетрадь и учебник.
— Я вам не помешаю, мальчики? — голос Светы, сидящей на диване за спиной, прерывает звонкое щелканье ногтей по клавиатуре ноутбука. Ты поворачиваешь к ней голову и что-то произносишь, пока я смотрю, как шевелятся твои губы. Почему у меня такое ощущение, что Светочка не случайно за все почти четыре месяца наших занятий впервые захотела посидеть с нами? Твоя страховка? От меня? Или от себя?
Preterito imperfecto. Preterito indefinido. / Прошедшее несовершенное время. Прошедшее совершенное время.
Слегка монотонно и тягуче невыносимо объясняешь, как спрягать глаголы.
Recibir, recibi, recibiste, recibio…
Тотальное спокойствие и невозмутимость. Будто ничего между нами не было. Будто я действительно это сам себе придумал. Для тебя это ничего не значило.
… recibimos, recibisteis, recibieron.
Лучше бы ты отказался от наших занятий, тогда я хотя бы мог питать себя обманчивой надеждой о твоих скрытых ответных чувствах. Но ты сидишь передо мной. Абсолютно такой же, как всегда, даже несколько раз чуть улыбнулся. Но эта улыбка не для меня. Тебе все равно, что происходит со мной. Тебе все равно, что ты со мной сделал.
Потому что с тобой не происходит ничего. Очевидно, твое любопытство теперь удовлетворено и наверняка интересно наблюдать за мной, зная, что я к тебе испытываю. Зная, что тебе достаточно всего лишь дотронуться до меня, чтобы я потерял голову. Чувствую себя растоптанным и грязным. Стыдно. Будто позволил тебе подсмотреть в крохотную щель свой секрет и теперь у тебя есть надо мной власть. Она и так была, но теперь возросла до безграничности, потому что теперь ты о ней знаешь.
Несколько раз ловлю твой взгляд на себе, но он непроницаем. Предпочел забыть свою ошибку. А как быть мне? Почему сам меня спровоцировал? Почему ответил? Почему не оттолкнул сразу, не оставляя мне розовых сопливых надежд на взаимность? Через месяц наши занятия подошли бы к концу, и я пережил бы тебя. Остался бы лишь легкий налет влюбленности. Романтичный и детский. На память. Вместо этого отвратительное чувство собственной слабости и наивности.
Когда занятие подходит к концу, наплевав на гордость, решаюсь на отчаянный шаг, последний тест. Ты что-то показываешь мне в тетради, придерживая ее ладонью, и я осторожно накрываю твои пальцы своей рукой. Прохладные. Мягкие. Нежные. Помню. Встречаемся глазами. Твоя речь на секунду замедляется, но уже в следующий момент ты поднимаешься со стула, мягко высвобождая руку из-под моей ладони. Забирая вместе с этим жестом тот кусочек себя, который делал меня цельным. Бескомпромиссно. Непреклонно. Окончательно.
Других доказательств не требуется. Прикрываю глаза. Сглатываю. Поспешно собираюсь, роняя стандартное «Hasta luego» на прощание, и выхожу в коридор. Ты впервые не выходишь следом за мной. Не провожаешь. Обуваю кроссовки и, захватив куртку с вешалки, приглушенно хлопаю входной дверью за спиной. Сбегаю по ступенькам. Быстро. Не думая. Только не думать. Выскакиваю из подъезда. Запах влаги. Дождь усилился, натягиваю капюшон, спеша на остановку. Ненавижу зонтики. Зонтики. Да. Лучше думать о них. Всю дорогу домой только и занят разглядыванием рекламных щитов на улице и в метро. Жаль, сегодня нет тренировки. С удовольствием бы выплеснул скапливающееся внутри отравное разочарование. Обиду. И злость на самого себя.
— Привет, малой, — захлопываю входную дверь. Ванька в одних спортивках шествует мимо с пустой чашкой на кухню. Мама еще на смене, будет через час. — Чего смурной такой?
— Отвали, — излишне резко. Расстегиваю куртку и, сняв, вешаю ее на крючок.
— Не понял. Чего вообще страх потерял, креветка? — без угрозы, но с вызовом.
— Хочешь дать мне? Попробуй, — поворачиваюсь, сжимая челюсть. Меня прямо трясет.
— Таааак, — протягивает, — понятно. Пойдем, — кивает головой в сторону гостиной.
Разворачивается все с той же чашкой в руках, с которой не дошел на кухню, и опять исчезает в комнате. Стягиваю кроссовки, надавив на задники, и, оставив валяться как попало, иду за ним. Ванька бросает мне мои снарядные перчатки и надевает тренировочные лапы. Пару раз хлопает ими и расставляет в стороны.
— Ну, давай, малой, выпусти пар.
Снимаю свитер и бросаю его на диван, оставаясь в футболке. Натягиваю перчатки. За что я люблю брата, он всегда знает, как меня уравновесить. Несколько пробных ударов.
— Слабак, — усмехается Ванька. И меня просто прорывает.
Луплю по лапам до одури. Он продолжает раздразнивать, провоцировать, а я все больше завожусь. Иногда хлопает меня лапами по плечам, сдерживая агрессию. Спустя какое-то время, когда с меня уже градом катится пот и чувствую, как ярость понемногу спадает, за спиной раздается голос мамы.
— Вам спортзала мало? — она не отчитывает, просто интересуется.
Оборачиваюсь. Тяжело дыша, провожу рукой по лбу, вытирая пот. Ванька обнимает меня за плечи.
— Давно не тренировались вместе.
— Ну ясно. Как закончите, примите душ и будем ужинать, — выходит из комнаты, качая головой и что-то еще добавляя себе под нос.
— Спасибо, — поворачиваюсь к Ване.
Он снимает лапу и ерошит мои волосы, надавливая на затылок.
— Спорт — лучшее средство от стресса. А просто так морду набить не всегда выход, — усмехается. — Молодец, малой. Хорошо работаешь.
Расстегиваю перчатки, все еще переводя дыхание и кивая в ответ на похвалу.
— Но в душ я первый, — щелкает мне по носу и выскакивает за дверь. Вот засранец! Стягиваю насквозь промокшую футболку и вытираю ею лицо и шею. Немного успокоился. Хотя разъедающая язва внутри никуда не делась и все также болит. Может… Пару минут думаю, но затем решительно иду на кухню.
— Мам?
— Да, Саш, — она накрывает на стол. Нарезает хлеб.
— У меня сейчас большая нагрузка в школе. Последний месяц все-таки… И на тренировках…тоже.
Она непонимающе бросает на меня взгляд. Не улавливает, к чему я веду.
— Может, хватит уже… испанским заниматься. Я подтянулся, экзамен сдам. А то времени и так нет, а еще…
— Саш, ну что уже стоит доходить несколько недель? Не помешает ведь, правда? И кроме выпускных, тебя еще ждет собеседование по иностранному в институте при вступлении.
— Мам, собеседование по английскому, а не по испанскому. Я просто дополнительно буду его там изучать.
— Все равно, — можно было сразу понять, что это бесполезная затея. Что мне еще ей сказать? Что я безнадежно и безответно влюбился в своего репетитора и теперь у меня нет никакого смысла продолжать эту садомазохистскую агонию под названием «уроки с Винсенте»? — Потом в институте будет легче. Тебе так повезло, что ты занимаешься с носителем языка. Глупо, не воспользоваться такой возможностью в полную силу.
Да уж. Повезло не то слово. Подходит ближе, касается щеки.
— Ты у меня очень умный и старательный мальчик. Я знаю, что устал, но еще чуть-чуть осталось. Потерпи, а летом поедем к тете Лене к морю и отдохнешь. Ладно?
Беспомощно киваю. Как пережить этот месяц? Как пережить тебя? Мама довольно улыбается.
— Иди мойся, переодевайся и будем ужинать.
Ванька хлопает меня полотенцем по заднице и ржет, проходя на кухню.
— Иди, Ихтиандр.
В ванной все заляпано водой, лужи на полу и дорожка из мокрых следов в коридор. Тюлень, блин. Бросаю полотенце на пол, промакивая мини-потоп. Если бы такое осталось после меня, я бы потом убирал ванную своей собственной зубной щеткой, как в армии. Но Ваньке все сходит с рук. Не могу сказать, что он любимчик, у нас в семье такого нет, но просто от меня почему-то требуют больше, чем от моего старшего брата.
Раздеваюсь и забираюсь под душ. Пока горячая вода стекает по голове, лицу и телу, пытаюсь придумать как вести себя с тобой оставшийся месяц. Вернее, как набраться смелости, чтобы опять вернуться в субботу и даже суметь посмотреть тебе в глаза. Светлые нефритовые глаза, ради которых был готов на все. Ради которых готов на все. До сих пор. И именно это пугает больше всего. Моя зависимость. Моя единственная вредная привычка. Отравляющая, разъедающая, медленно убивающая изнутри, но бороться с тобой не представляется возможным. Намыленная ладонь плавно соскальзывает по влажной коже к низу живота.
Глава 6
Telling me to go, but hands beg me to stay.
Your lips say that you love, your eyes say that you hate.
There's truth in your lies, doubt in your faith
What you build you lay to waste
There's truth in your lies, doubt in your faith
All I've got's what you didn't take
So I won’t be the one to leave this in pieces
And you, you will be alone with all your secrets
and regrets. Don't lie.
You promise me the sky, then toss me like a stone.
You wrap me in your arms and chill me to the bone.
There's truth in your lies, doubt in your faith.
All I've got's what you didn't take…[6]
Linkin Park — In Pieces
«Вот она, истинная свобода — обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим».
Пауло Коэльо
Суббота.
Метро забито желающими провести выходной день с друзьями, в гостях, за городом или еще где-нибудь. Нервно сжимаю поручень. Двери плотно закрываются, и искусственный голос проникает сквозь паузу между музыкой в моих наушниках, объявляя следующую остановку по динамику. Перегон. Свет гаснет. Вновь включается. Концентрируюсь на этих мелочах, чтобы не задумываться о том, куда еду и что меня там будет ждать в этот раз. Очередная остановка. Перенести вес с одной ноги на другую, чтобы устоять и не налететь на необъятных размеров мужика в кожаной косухе. Ладонь непроизвольно сжимает металлический поручень сильнее. Двери вагона открываются, выпуская тех, кто, наконец, достиг своей конечной станции. Вижу, как напротив тормозит поезд метро, следующий в обратную сторону. Успею перебежать и вернуться назад?
Отыскиваю где-то внутри остатки смелости, которую с особой тщательностью культивировал в себе последние два дня, пока двери вновь не закрываются, отрезая меня от спасительного побега. В общем-то, мы все уже выяснили. Ты ответил на мой порыв, потом пожалел об этом. Все так просто. Все так сложно. Но я понятливый. Можешь не переживать, с моей стороны такого больше не повторится. Я не собираюсь тебя преследовать или караулить под подъездом. Очередной перегон. Остановка. Следуя стадному инстинкту, выхожу из вагона, направляясь к эскалатору. Несколько минут проплывающих мимо фонарей и задумчивых лиц. Еще не поздно передумать и опять спуститься вниз, чтобы поехать домой. Зайти к Сене… Выхожу в город, с неимоверным трудом преодолевая свои малодушные желания. Сегодня дождя нет, но темно-серый асфальт сверкает лужами, а небо затянуто серой дрожащей дымкой, прячущей невыспавшееся солнце.
Маршрутка. «Любимый» шансон надрывается, заглушая даже музыку в наушниках. Вздыхаю, вытаскивая наушники из ушей. Бесполезно. Неосознанно морщусь, наблюдая, как лысоватый водитель радостно барабанит пальцами по рулю в такт очередной песне про «мусоров» и тяжелую долю на зоне. Следуя слогану на наклейке над дверью маршрутки «Земля — народу! Заводы — рабочим! Деньги — ВОДИТЕЛЮ!» по салону эхом пробегает «Передайте, пожалуйста, за проезд». Фраза как в детской игре про испорченный телефон передается с задних сидений по направлению к водителю, пока не достигает меня. Ритуал «возвращения сдачи» повторяется тем же способом только уже в обратном направлении. И так несколько раз подряд. Начинаю раздражаться, чувствуя, как нервное напряжение увеличивается все больше с каждым преодоленным метром по направлению к тебе. Бесцельно перевожу взгляд с одной наклейки на другую. Чем еще заняться в маршрутке, когда хочешь отвлечься от собственных мыслей?
За окнами мелькают потемневшие и умытые здания и улицы, а я рассеянно смотрю на этот город, нарисованный акварелью весенних дождей. Несколько глубоких вдохов и я вроде бы беру себя в руки. Организм, истощившись от нервного напряжения, переходит в обманчиво-спокойное состояние. Временная передышка. Продержаться месяц. А потом я постараюсь забыть тебя.
Моя остановка. Твой дом. Подъезд. Код. Лифт. Еще не до конца пережитая обида каким-то таинственным образом подпитывает уверенность в себе и вызывающее напускное безразличие. Не покажу, как мучаюсь. Как мучился эти два дня после твоего игнора. Неосознанно крепче сжимаю ремешок сумки. Открываешь дверь. Надо же. Сам. Красивый. Не мой. Случайный. Замираешь на пороге. Точно так же, как и в моей жизни. Ты не в ней, но и не вне ее пределов. Именно на пороге. На грани. Всего один шаг отделяет тебя от того, чтобы войти в нее полностью или уйти навсегда. Очевидно, ко второму варианту ты пока ближе всего, но все равно продолжаешь стоять на этой разделительной полосе. Продержаться месяц и мы оба вздохнем с облегчением. Ты-то уж точно, потому что из твоей жизни исчезнет напоминание о необдуманном поступке, о котором ты так хочешь забыть.
Здороваюсь и прохожу в квартиру. Светочки нет. Даже странно. Не боишься, что я тебя изнасилую? Каждая мысль отравлена горькой болезненной язвительностью. Слабая защита от истинных чувств и ощущений. Полностью концентрируюсь на занятии, стараясь не смотреть на тебя дольше трех секунд. Что-то читаю, что-то пишу, что-то отвечаю. Всего час. Такая малость. Я сумею. Мне кажется или ты действительно как-то странно смотришь на меня время от времени?
Воскресенье.
То же метро. Та же маршрутка, но сегодня в ней звучит попса и народу почему-то меньше. А над дверями уже другое жизнерадостное изречение «При аварии количество умерших должно совпадать с количеством сидячих мест». За окном проносятся пейзажи большого города, состоящие сплошь из рекламных вывесок, красивых витрин и жилых районов. Знаю этот путь на память, но продолжаю смотреть в окно. Легче. Нет, конечно, не легче. Но когда-нибудь обязательно будет. Главное, теперь можно не тешить себя напрасными иллюзиями. Кто сказал, что первая любовь бывает взаимной и тем более удачной? Просто сейчас кажется, что ничего хуже и больнее со мной произойти уже не может.
Остановка. Дом. Твоя дверь. Дежурное приветствие. Не смотреть, как шевелятся твои губы. Не смотреть в твои глаза. Со мной все в порядке. Задеваешь мою руку, но я даже не вздрагиваю. Просто убираю ее со стола. Домашнее задание? Конечно, сделал. Рассказать? Мне нравится мое правильное произношение, выработанное нашими занятиями. Большего от тебя не требовалось, так ведь? Беглый взгляд по наручным часам. Еще сорок минут. Pronombres personales. Новая тема по грамматике? Отлично. Вновь задеваешь мою руку, забирая тетрадь. Не реагировать. Не думать. Дышать. Полчаса.
Yo — nosotros, tu — vosotros… / я — мы, ты — вы…
Повторяю. Записываю. Читаю. Перевожу. Иногда замолкаешь посреди объяснений, вынуждая посмотреть на тебя, чтобы выяснить причину паузы. Машинально вскидываю голову, сталкиваясь с твоим серо-зеленым взглядом, но не смотрю в глаза. Мое отражение в стеклах твоих очков отрезвляет быстро. Не хочу выглядеть жалким влюбленным мальчишкой. Даже если так и есть на самом деле. Пятнадцать минут. Господи, почему так медленно? Наконец, эта пытка заканчивается и, получив домашнее задание, быстро собираю вещи под твоим (пристальным?) взглядом. Выхожу в коридор. Слышу твои шаги за спиной. Решил проводить? С чего бы такое великодушие? Похож на обманутую девственницу и сам себе противен, но обида все еще отравляет мысли. Выжигает что-то в душе. Порождает злость. На тебя. На себя. И я позволяю ей завладеть моими мыслями. Тогда не так больно. Лучше. Приглушенно хлопаю дверью, даже не оборачиваясь, хотя знаю, что ты стоял все это время за моей спиной. Я даже знаю как. Привалившись плечом к стене и сложив руки на груди, либо спрятав их в карманах джинсов. Слишком хорошо изучил тебя, к сожалению.
Новая неделя знаменуется паникой преподавателей, которые судорожно абсолютно на каждом уроке и все как один (даже те, чьих предметов мы не сдаем) по десять минут рассказывают о серьезности экзаменов и необходимости тщательной подготовки к ним. Вот она, моя панацея. Елена Викторовна, наш классный руководитель, проедает мозг предстоящим выпуском и подготовкой к нему, а также разговорами о светлом будущем, ждущим нас за порогом школы и началом взрослой жизни. Все вокруг начинает вертеться, и я пытаюсь полностью с головой уйти в учебу, чтобы отвлечь мозг. Не замечаю, как пролетает почти две недели. Каждая наша новая встреча оставляет ощущение боя. Боя с самим собой в попытках сопротивляться исходящему от тебя притяжению. Постоянная зона риска. Еще не смирился, но уже немного привык к этому ощущению.