Пришли парни из сороковки. Блин. Все амбалы-гоблины! Победители прошлого сезона. Самый главный, тёмно-рыжий красавец, поздоровкался с Багроном и с Бетхером, они знакомы по секции. Этого парня все называли Пугач. Другие игроки тоже здоровые, самоуверенные, деловущие. Я дрейфил. Хорошо, что начинаю запасным, сижу на скамейке рядом с Кирюхой из десятого класса.
Свисток, выброс! И погнали. Сороковка всегда была фаворитом межшкольного чемпионата, на базе их школы физруком работает какой-то тренер баскетболист, а наш Сергей Иванович по профилю - легкоатлет. Но наши ребята цепляются, всю первую четверть без замен, разница в два очка. Наши проигрывают.
В перерыве Сергей Иванович велел Максу сесть в запасные, тот прихрамывал, да и уже два личных фола заработал. Мне велено выходить. Блин! Клоп среди монстров! Вторая четверть! Я в нападающих. Вместе с Эриком и Багроном атакуем. Саня незаменим в заслоне. Я проскальзываю меж телами из защитников. Очко! Все меняется быстро. Их атака задушена, у нас на защите – Фара! Мимо дредноута никто не пройдет, перехват, и мяч в меня. Йо-о-о! Он мне живот решил отбить? Несусь по круговой к их корзине, защитники не пускают, но… трехочковый! Йес! Багрон и Бетхер налетают на меня. Тискают! Багрон целу-у-ует?
Следующая наша атака закончилась фолом в мой адрес, меня тупо зажали с двух сторон. Так и ребра сломать можно! Я бросаю штрафной. Ерунда! Попадаю. И опять толкотня и суета. Что за спорт? Парни матерятся. Судья свистит. У Багрона уже третий фол! На третью четверть выставляют Кирюху.
Мы держимся, счёт постоянно пограничный, разницу сделать не удаётся. Вижу, Эрик весь мокрый. Без Багрона вся тяжесть игры на нем. Красив! Глаза сверкают зелёным огнем, обесцвеченные волосы потемнели от пота, кричит вместо Сани:
— Лютик, мне!
— Фара! В защиту!
— Хэй! Козлодои! Я здесь!
— Лютик! Ебни их!
— Ник! Назад! Йо-хо!
— Кир! Оставайся там! Лютик! Йо-хо! Обожаю тебя, засранца!
Сороковка играет классно, технично. Фолов у них мало, все меткачи, игроки быстрые и злые, тоже вовсю матерятся.
На последний период возвращается Багрон и Макс. Мы с Кирюхой садимся. Но ненадолго. В очередной атаке Пугач вырубает Эрика локтем в лицо. По зубам! Хлынула кровища. Меня выставляют вместо Бетхера, Пугача отправляют на скамейку. Мы доигрываем тяжело. У обеих команд скорости уже не те, задерживаем мяч в своей зоне, атаки вялые. Сигнал — три минуты до конца. Наша атака, я в 24-х секундах, нижний пас от Ника и его крик: «Давай, девочка!» Ни хрена во мне злости от этого его крика поприбавилось! Гад! Я веду нижним ходом, восьмеркой. Обхожу, обманываю, но наших нет рядом! Слышу — Багрон орёт: «Са-а-ам!» Двое из сороковки ставят заслон, прыгают вместе со мной, но я умею винтом, делаю обманный прыжок с ведением мяча и сразу вверх. Забил! Йес! 42:42. Сразу атака. Сороковка не хочет овертайма! Мяч у нашей корзины. Фара! Он волшебник. Даже не бил! Просто как-то перехватывает мяч и в меня через все поле, блин, мои кишки! Они всмятку! Но я под вражеской корзиной. Один! Я даже успеваю малость повыпендриваться: лечу вверх в повороте, мяч в корзину, и поперечный шпагат в прыжке, а что?.. Красиво получилось… Неспортивно, конечно, но рядом ни-ко-го! И свисток. 44:42. Аа-а-а-а-а! Мы в куче. Я на Фару. Тот уракает, хохочет. Багрон тоже на Фару, Бетхер с рассеченной губой танцует какое-то пошлейшее диско. Ник… он наконец-то улыбается. Надо же! По-моему, я никогда не видел, как он улыбается…
Мы идём переодеваться! Парни из сороковки в бешенстве. На кого им зарыпаться? Не на боксеров же?
Я нагибаюсь, чтобы развязать кроссовок. И вдруг чья-то рука сжимает ягодицу.
— Хорошую девку приобрели! Чья?
Я резко разгибаюсь. Это про меня? Что? Вскипаю. Чернявый парень из сороковки слюни распустил. Смотрит нагло на меня, надвигается:
— Что, девочка? Ничья? А я слышал, что у вас новый игрок танцует стриптиз по клубешникам, и не верил. А сейчас ве-е-е-ерю! — чернявый щипает меня в пах, и я дынц кулаком в глаз. Бли-и-ин! Моя рука! Парня отбрасывает, но это только начало! Слышу, Ник орёт:
— Ах, вы па-а-адлы!
Он наскакивает на моего обидчика. Драка! Руки, ноги, зубы! Присоединяются другие, подключается Кирюха, Макс, Эрик, клубок! Макс бьет хуком слева, справа, блин, у его соперника кровь из носа, из губы! Меня выхватывают за шкирку и отталкивают к окну! Это встал Фара!
— Фара! Ты только не убей никого! — кричу я.
Бамс! И как в мультике от дубины богатыря, рассыпается весь вражеский стан. Но хеппи энд все-таки пришёл в лице наших физруков и Багрона!
Когда дверь распахнулась, все застыли, тяжело дыша и сопя, Сергей Иванович заорал:
— Кто-о-о-о начал?
— Они обзывались! — это мой жалкий писк. И добавил: — На меня!
Под пристальным взглядом физруков обе команды переоделись за пять минут! Выходя из нашей школы, Пугач с разбитым носом развернулся в нашу сторону и, показав мне фак, выразительно сказал:
— Жди меня, симпатяжка! Выебу!
Блин! О, спорт! Ты мир! Мне сейчас еще не хватает фанатов из сороковой школы. Мои парни (как мило звучит!) заорали что-то в ответ. Ник хлопнул меня по плечу:
— Так! Не ссы! Сегодня я провожу крошку Лютика. Завтра обмозгуем, как предотвратить обещанную еблю. Пошли…
И мы пошли, остальные сконцентрировавшись в кучку, провожали нас встревоженным взглядом. Ник за всю дорогу не сказал ни одного слова! Шёл очень быстро, руки в карманы. Я вприпрыжку за ним. Столкнулся носом с его спиной, когда он вздумал закурить. Далее шёл, выдыхая дым. У самого подъезда остановился, выдохнул мне в лицо дым, пристально посмотрел на меня и спросил:
— Ты гей?
Я выпучил глаза.
— Н-н-нет!
— Подстригись тогда, что ли… — сплюнул, выкинул окурок и пошел прочь. Милашка!
***
Назавтра я пришел в школу пораньше. Первым уроком — литература. Попросил ключи от кабинета. Мелом на доске написал одну фразу:
«Писатель, я согласен!»
Комментарий к Письмо пятое
========== Письмо шестое ==========
Ирина Сергеевна фразу оценила. На уроке сказала, что это было бы удачное начало для сочинения, интересный ход: начать диалог с писателем. Не стирала с доски весь день. Мне же было не до стилистических изюминок (нечаянно собственно мной и предложенных). Анализировал реакцию входящих, прежде всего, пятерки моих коллег по баскетболу. Фара пришел первым, на запись внимания вообще не обращает, сразу ко мне:
— Лютик! Дай матешу списать!
Блин! Я тут ставки делаю, исследую и подкрадываюсь, а он тупое «списать». Достаю тетрадку, меня удостаивают благодарной улыбкой. Он даже улыбается по-зверски! Берет тетрадь и погружается в циферки. Бедный боксер! Все мозги тебе поотбивали, наша математичка слезами заливает репетиционные ЕГЭ авторства Рината Сафарова.
Багрон, напротив, стоял у надписи долго. Тыкву чесал, аж уши засветились от напряжения:
— Это че за хрень? Ириша сейчас так темы будет записывать? — я написал печатными корявыми буквами на всю доску. — Всё! Наша училка в уме повредилась…
Девчонки, увидев надпись, захотели её стереть под влиянием глупого чувства долга дежурного по классу. Я не дал, истошно заорав «нет». Ещё же не все посмотрели! Багрон удивленно на меня взглянул. Пришлось придумывать какую-то ересь про то, что это уже было написано, значит, это такой хитрый педагогический прием и бла-бла-бла…
Бетхер, как обычно, пришёл вместе с Максом. Разбитые губы Эрика вызвали ажиотаж среди девичьего электората. Он лишь скользнул взглядом по моему посланию и встал спиной к доске, махая руками, стал с придыханием, радостно сочинять историю о том, как он вчера целовался с необыкновенной девчонкой. Выходило, что она то ли чернокожая, то ли японистая, то ли продажная девка, то ли страстная девственница. Сумбур! Вот бы Пугач послушал, как тут Бетхер заливается про удар локтем по зубам. Макс не слушал, он заглядывал за плечо Эрика, читал надпись. Нахмурился, ничего не сказал, грустно потащился к себе за парту. Потом что-то нашептывал, морща лоб, выдохшемуся от представления Бетхеру, так как будто что-то выговаривал, убеждал, доказывал.
Ник опоздал на урок, поэтому его реакцию я просто не видел. К последней парте он прокрался, надписи не узрев. А потом мне часто поворачиваться и пялиться на него было как-то неудобно.
Между тем, вчерашняя игра, видимо, притормозила кампанию по измывательствам надо мной. Только Бетхер продолжал приставать:
— Лютик! Я научился плести косички! Хочу, хочу, хочу с тобой это попробовать…
— Лютик! Когда уже станцуешь-то мне?
— Лютик! Пойдешь со мной в клубешник завтра? Приглашаю! Будем только вдвоем!
— Ой! Лютик! У тебя ресничка выпала, — и пальчиком её захватывает, — ммм… длинная, я её носить буду… - и прикладывает мою ресницу к своей щеке, идиот.
— Лютик! Ты плохо кушаешь. Я слежу! Салат из яйца с луком – это чистый афродизиак. Так что кушай, солнышко! Я слежу!
Короче, болтун этот Бетхер, его несёт, и он остановиться не может. Зато Багрон подошёл на перемене и, прижав меня своими руками к стене, типа успокоил:
— По поводу вчерашнего, не сипуй! Мы завтра поговорим с Пугачом и Валероном, это тот, кто наехал на тебя. Увидим их на тренировке. Проясним все непонятки. Думаю, все утрясется.
— Это вы драться будете, что ли? — испуганно спросил я.
— Не думаю, — задумчиво произнёс Багрон. — Пугач так-то адекватный парень, если Эрик не начнёт выёбываться, то всё будет спок!
Я только вот не уверен в приличном поведении Бетхера!
В танцевальной студии начали делать групповой «Billie Jean». На четыре персоны. Но разучивали втроём, Дэн сидел с перемотанной толстой ногой. На гипсе Карпыч нарисовал что-то в стиле граффити и бабл-буквами написал «Born-dance». Дэн управлял нами только криками:
— Раз, два, три, и… верх и поворот… и-и-и… ниже!.. Квадрат… иии… разошлись… и-и-и… в центр, сразу! Стоп! Не видите друг друга! Сокол, ты уходишь всегда в аут! Снова и-и-и… верх и поворот… и-и-и… ниже!.. Квадрат… и-и-и… разошлись… и-и-и… в центр, руки!.. Волна… хоп… амплитуда! Мах! Влево!.. Вот уроды! Снова!
К Новому году надо всю программу почистить, там чёс начнется по клубам и ДК, детским ёлкам и взрослым корпоративам. Суетная пора, но мне нравится — всё мелькает, искрит, пьяно икает и деньги в лицо мягким конфетти! Жду!
***
Самый лучший день недели для школьника — суббота. Уроки сокращенные, несерьезные, и ты свободен! В воскресение же над тобой всё равно висит угроза понедельника и подтачивает ту лёгкость бытия, что дана бездельем.
Мы с Юпи еще трындели с час на детских качельках по дороге домой. Он выспрашивал про «мои дела» с таинственным писателем. Опять советовал какой-то бред, сказал, что ни Багрона, ни Фары в других доступных ему социалках он не нашёл. Юпи выслушал рассказ об игре с сороковкой. Потом я выслушал об игре Free Fall Tournamen, о реальных космических битвах и зачотных стальных монстрах, которые, выполняя немыслимые трюки, долбят то ли вселенское зло, то ли друг друга. И онлайн-вражины (соперники) у бедненького Юпи находятся где-то в Белоруссии и в Москве, и они очень коварны и жестоки. Пичаль! Короче, мы оба довольны, он выслушал о моих проблемах — и ничем помочь не смог, а я о его проблемах, и тоже остался бесполезным. И радостные разбрелись на почетный отдых по домам.
Дома балдел, врубив музыку на всю катушку, танцуя всякое хулиганское безобразие. Пока сквозь музыку не услышал отчаянно надрывающийся телефон. Где? В рюкзаке. Блин! У меня там вечно ничего найти нельзя. Роюсь, а всё под руки какая-то фигня попадается, ну я и вытряхнул все на диван из рюкзака. Телефон сразу объявился. Мама!
— Алло! Мам?
— Адаша! Звоню, звоню, а ты не берёшь!
— Я не слышал, мам! Что-то случилось?
— Ничего не случилось. Просто я на работу пошла, Покровские попросили с Дениской посидеть, так что меня не теряй!
— Мам! Сегодня же суббота! — начинаю скулить я, собирая в стопочку раскиданные тетради и учебники, залезая под диван за укатившейся флешкой и под стол за ручкой и калькулятором.
— Что делать, такова жизнь! Там в холодильнике супчик, поешь, еще гречу сварила, ты с сосиской на ужин себе разогрей… — мама пустилась в долгое плавание своих наставлений, но слушал мало, периодически вставляя «угу», «ладно», «ммм». Не слушал, потому что изучал незнакомый пакетик, выпавший с тетрадками из моего рюкзака. Целлофановый цветной пакетик, внутри что-то небольшое, мягкое и бумажное. Заглядываю. Белый конверт. Прорезиненный эластичный наколенник! Что за бред!
- Мам! Я все понял! Люблю. Целую. Пока! — скорострельно завершаю я разговор с мамой. Рассматриваю наколенник, хм, большой, наверное, предельный размер, не на мою коленку. Раскрываю конверт. Там, во-первых, билет в кино. Так, в семь, сегодня, Синема-парк, фильм про какого-то рейнджера одинокого. Ого! Вип-зал! Билет стоит 450 рублей. Место пятое. Во-вторых, письмо. Напечатано. Мне.
Адам!
Я был так счастлив, прочитав твой ответ! Даже если не получится, твой ответ меня окрылил. Ты здорово придумал написать на доске. У меня весь урок сердце било так, что, казалось, все слышат и все недоумевают, что за молот с наковальней установили в соседнем кабинете? Я думал, что ты тоже слышал его бой… Слышал?
Если ты не придешь, это будет правильно. И я приму твое решение. А если придешь, разреши мне остаться для тебя невидимым. Я обещаю, что не сделаю ничего, что бы могло тебя унизить или оскорбить, тем более не сделаю больно. Я хочу побыть с тобой рядом, вдвоем. Согласен?
Чего я жду от этой встречи? Не знаю. Тебя. Видеть. Слышать. Вдыхать. Трогать… Не пугайся! Я чуть-чуть, я и сам боюсь. Я же обещал! Веришь?»
Так! Это писатель! Приглашает в кино. Вслепую? И наколенник он предлагает мне надеть на глаза? А как же «Одинокий рейнджер»? Я ж ничего не увижу! Или он не ради фильма приглашает?
Отрываю этикетку, пробую натянуть наколенник на голову. Ого! Плотно, темно, глухо. Классный просмотр фильма получится. Сижу и соображаю: идти или не идти? Сам ведь напросился. В кинотеатр, пусть даже вип-зал, а это обычно человек десять на диванчиках чипсами хрустят, но все равно – общественное место. Мне ничего такого не грозит. Да и писатель обещал! Верю ему… Да и есть план! Конечно пойду!
Всё, писатель, ты попался!
***
Пришёл без десяти. Покрутился в фойе, понаблюдал, подождал. Знакомых лиц не обнаружил. Оставил куртку в гардеробе. В обычный зал зашла толпа смотреть какую-то тупую комедию. Я прохожу в вип-зал. Маленький, весь синий зал с серыми мягкими диванчиками, поставленными на крутых ступенях так, что соседей не видно. Спускаюсь вниз на второй ряд, на пятое место, я один в зале. Верчу башкой. Больше никто не придет? Где люди-то? Свет стремительно угасает, и бум-бум, музыка, заставка, показывают трейлеры к фильмам будущего. А я все еще один!
Потом начинается фильм. Ушастый смешной американский мальчик в ковбойском костюме идет по какой-то ярмарке и заходит в музей. Он рассматривает старика-индейца за стеклом… Индеец, который должен был быть манекеном, вдруг заговорил:
— Никогда не снимай маску с глаз! — говорит он резко лопоухому парню, и тот вытягивает лицо.
Блин! Точно! Повязка же! Достаю наколенник из кармана. Надеваю на глаза. Теперь кино только слышно. Мальчик говорит с индейцем о каком-то Джоне Рейде, бах, бах, выстрелы, «это ограбление», какие-то звуки, паровоз, музыка… Ну… посижу так немножко, да и сниму эту повязку. Хоть кинцо посмотрю. Но… нет. Ощущаю движение рядом и чувствую, что кто-то сел на диванчик. Черт! Руки сами вздернулись к моей маске, но были перехвачены чужими горячими ладонями.
— Чщщщ… — слышу я сквозь киношный гул и закупоренные резинкой уши. Меня телом прижимают к спинке диванчика и, ловко перехватив правую руку, привязывают её скотчем к подлокотнику. Когда он успел скотч приготовить? Левая рука остается в плену жёстких пальцев, а потом осторожно отпускают и её. И всё. Меня никто не касается, никто на меня не дышит, никто со мной не говорит. Сижу, слушаю фильм и жду неких действий. А их нет! В кино уже кого–то успели убить. Кого-то важного! А меня даже не поцеловали еще! Весело! Мне так не нравится. Сидит и просто смотрит на меня? Супер!