Позже Леон признался, что папа велел передать, что занятия отменяются, он вернется только завтра, ближе к вечеру. Вот он и воспользовался ситуацией. А каково было мне, когда я пришел в себя от этого сексуального безумия и оценил, что мы тут творили. Что Я творил! Я лежал совершенно обессиленный и с ужасом думал, что стал голубым. Зато этот заговорщик, нет – злоумышленник, лежал рядом донельзя довольный. Убил бы! Но на эмоции сил совсем не осталось. Сперва думал: соберусь с силами, встану, уйду и больше никогда не приду сюда, и хрен с занятиями. Все же я уже долго занимаюсь, авось достаточно для поступления будет. Но я лгал сам себе: мне никогда еще так хорошо не было.
Рядом зашевелился Леон. Я открыл глаза. Он приподнялся на локте и, глядя на меня так… нежно, что ли, и вместе с тем так серьезно, проговорил: «Я ведь тебя с первой минуты полюбил, как только увидел. Всегда думал, что любовь с первого взгляда – сказки. И вот этой сказкой оказался ты». Я молчал, не зная, что и сказать. Его слова «Люблю тебя. Очень. Поверь», произнесенные тогда, помогли мне осознать: так просто уйти у меня уже не получится.
И ушел я только утром, на работу. А вечером боялся показаться Марку Вельяминовичу на глаза. Думал занятие пропустить. Да он мне сам позвонил, сказал, что нам надо обязательно поговорить. Я шел как на расстрел: хоть и знал, что папаша – гей, но мы на эту тему никогда не заговаривали. А тут совращение его несовершеннолетнего сына. Хотя пойди, докажи, что наоборот, меня совратили. Дверь открыл сам Марк Вельяминович, пригласил пройти на кухню. Там сразу же сказал: я все знаю, не напрягайся. Главное же то, что вот теперь тебе надо определиться самому, как ты относишься к моему сыну. Если нет ответных чувств, то лучше….
Тут, как назло, мы услышали, как открылась входная дверь, Сергей прекратил свой рассказ и устремился в прихожую с возгласом:
– Где же вас черти носили? Я иссох весь без эликсира радости!
– Но могли же мы с другом посидеть немного на скамейке и подышать свежим воздухом? – Леон уже обнимал своего любимого, когда я вышел вслед за Сергеем встречать ребят.
– Ну, тогда могли бы еще посидеть, – произнес я, потому что историю хотел дослушать до конца.
– Так о вас же побеспокоились: один уже иссох, по его словам. Пришлось бы вообще в пивной ванне отмачивать. Это ж сколько тогда за пивом бегать пришлось бы! – со смехом ответил Андрей, и более тихо мне: – Не соскучился?
– А вот нет! – с вызовом отозвался я, – но наказать все равно необходимо! – и поцеловал моего друга-любовника.
– Против такого наказания не возражаю! – он потерся щекой о мое плечо.
– Ладно, пошли в комнату. Что это мы в коридоре застряли? – и я первый вернулся в гостиную на свое место в кресле, где сидел, слушая рассказ Сергея.
3. Я жду тебя.
…В памяти еще держался образ того уютного кресла, и я решил, что заниматься воспоминаниями можно и в домашнем тепле. Тем более, что и Андрей скоро вернется, надо бы мяса пожарить к его приходу. Снег, облепивший меня за время, что я провел на скамейке, сам осыпался с теплой спортивной куртки, которую мы вместе с Андрюшкой выбирали всего-то неделю назад, собираясь на Новый год смотаться на лыжный курорт. Я улыбнулся: любит же он покупать вещи – доволен был так, словно ему, а не мне купили эту куртку. Сделав последнюю затяжку, я выбросил окурок – хоть и редко, но иногда я все же курил – под настроение. А вот Андрею это не нравилось, он считал, что сигареты тот же наркотик. На что я отвечал: у него есть кальян, что почти то же самое.
За дверями квартиры меня встретила тишина, которая до прихода сюда Андрюши так и не уйдет, хоть врубай музыку, телевизор, комп на всю громкость, хоть сам ори во всю глотку. Тишина особого рода – когда ты один. А достаточно только спокойного дыхания спящего в этой же квартире человека и эта особая тишина исчезает. Я осознал это, когда мы с Андреем впервые поругались и дня четыре вообще не виделись и не разговаривали. Год назад, сразу после днюхи, он постепенно перебрался жить ко мне – домой заходил все реже и реже. Его же квартира так и стоит практически пустая. Мама моего друга тоже бывает там только редкими наездами. Они вообще мало общаются, как я заметил. Хотя вроде как Андрей еще слишком молод для самостоятельной жизни. Почему-то он эту тему не любит затрагивать. Что ж, все равно я когда-нибудь узнаю подробности.
Переодевшись в домашнее, пошел на кухню – готовить, вспоминая, как четыре дня тогда почти и не ел – не хотелось. И ведь все началось с какой-то ерунды. Он пришел выпивший с институтского мероприятия, посвященного Женскому дню, чем-то недовольный, стал придираться по мелочам: то не так, это не этак. Слово за слово – поругались. Я сгоряча выгнал его, типа: не нравится, ну и шуруй отсюда. Он ушел. А на следующий вечер я ощутил, как навалилась на меня эта тишина. Я ждал, что Андрей придет. Тишина буквально давила на уши. Но его все не было. А первому позвонить…. Ну, нет! Я же не виноват! Второй день принес сомнения: я ему надоел, а эта ругань только причина разорвать наши отношения. Делать ничего не мог – все валилось из рук. Позвонить? Не буду я ему навязываться! У меня тоже гордость есть! На третий день даже на работе все заметили, что со мной что-то случилось. То и дело слышал: что с тобой, ты не заболел, часом? Сашка, правда, догадался: никак поругались? Обрадовался, сволочь. А я места себе не находил. Уже понимал, какая же это глупость была, уже чувствовал себя виноватым – я много старше, мог бы быть сдержаннее, он же выпивший был. Но что сейчас-то делать? Пойти, извиниться? Но раз он не пришел и не позвонил до сих пор, значит действительно – все? Бессонная ночь, головная боль, вялость, весь мир словно пылью занесло: серый какой-то, грязный. На работе тупо смотрел в монитор, не видя перед собой ничего. «Я ведь много старше, стал ему не интересен. И наверняка Вадим его уже утешил». Тут при подобных мыслях у меня такая буря в душе поднялась! И очень захотелось плакать. Жуть! Я ведь не пацан, почти тридцатник! Пошел в туалет, умылся, стараясь стряхнуть с себя это чувство безысходности. Я стоял в мужском туалете перед зеркалом и не узнавал себя в отражении. Кто-то заходил и выходил. Тут я вздрогнул от руки, легшей на мое плечо: рядом стоял Сашка. Сочувствующе заглянул в глаза:
– Давай сегодня напьемся? – я отрицательно покачал головой: нет, это не поможет.
– Поговори с ним. Встреть ненароком у парадной и поговори, – Саша подумал и продолжил:
– А хочешь, я сам поговорю?
Но я уже встрепенулся, взяв его идею встретиться как бы случайно:
– Саш, спасибо тебе большое. Ты уникальный друг. Я сам. Поговорю.
Остаток рабочего дня прошел в ожидании вечера и в расчетах: в какое время вероятней всего я могу встретить Андрюшку? А по дороге домой был в таком напряжении, что даже не сразу заметил медленно идущего впереди парня. Осознав, что это он идет, я словно наткнулся на стену и остановился. И не мог открыть рот, чтобы окликнуть. А этот такой дорогой для меня человек словно почувствовал мой взгляд – обернулся и тоже замер, глядя на меня своими огромными глазами. Так мы и стояли, застывшие, словно две статуи, боясь отвести взгляд друг от друга, потому что эти глаза напротив все сказали без слов. Почти одновременно мы сделали несколько шагов, подходя друг к другу и, не удержавшись, обнялись, словно после долгой-долгой разлуки. Наплевать было на проходящих мимо нас людей, на то, что увидит кто-то знакомый. Вообще я вдруг услышал, что вот ведь птицы щебечут, а воздух пахнет-то весной, землей, и… уткнувшимся мне в грудь Андреем. Я закрыл глаза, ткнувшись в волосы и вдыхая родной запах. В голове только одна мысль: «Не отпущу. Никогда». Андрей пошевелился, и я открыл глаза: на меня смотрели счастливые блестящие от сдерживаемых слез не глаза – очи, иначе и не скажешь. Не удержавшись, поцеловал их по очереди, а затем – словно в первый раз, такое вот ощущение, – в губы, медленно, бережно, наслаждаясь каждым мгновением, осознавая, что же я мог потерять! Чуть слышный шепот:
– Пошли домой?
Мы медленно пошли в сторону нашего дома, взявшись за руки, как влюбленные, наплевав на редких прохожих. «А мы и есть влюбленные» – радостно подумал я.
…Шипело и плевалось маслом мясо на сковородке. В кастрюле булькали макароны. Мирные домашние звуки. А я слышал страстный шепот той ночи после ссоры, стоны, признания в любви, ахи, просьбы, обещания – безумный лепет двух влюбленных, только что отошедших от края пропасти под названием «расставание». Я вздохнул, вновь переживая ту ночь. Желание срочно увидеть Андрея нарастало. Ожидание уже давило не хуже тишины. Выключив газ под сковородкой, слив воду с макарон и бухнув туда приличный шмат масла и добавив приправы из пакетика, я решил, что пусть это покажется навязчиво, но я позвоню ему. Набрал номер на сотовом, и тут услышал, как щелкает замок и открывается дверь. Я поспешно сбросил звонок и, придав лицу спокойное выражение, вышел в коридор:
– Задерживаешься, сударь. Все готово, мой руки и пошли есть, а то я жутко проголодался, – и тут же почувствовал, что действительно хочу есть. Все же воспоминания иногда сильно захватывают.
– Не-а, сначала поцелуй, потом руки, потом кухня, – Андрей лихо подскочил ко мне, обнимая за шею и подставляя губы трубочкой. Я, смеясь, чмокнул его в щеку.
– Это не честно! – деланно обиделся парень.
– Честно, честно! Какой именно поцелуй, ты не оговорил! – улыбаясь, я шлепнул его по крепкому округлому заду – вообще Андрюшкина задница мне нравилась даже чисто эстетически – хорошая форма, далеко не у каждой женщины такая есть.
– Ах, так! – развернувшись, он быстро и властно притянул мою голову к себе, коротко поцеловав меня в губы:
– Я свое все равно получу! – и быстренько отпрянул от меня, спасаясь от подзатыльника, коим я хотел его наградить.
– Ничего, я с тобой позже разберусь. Накажу за плохое поведение, – пригрозил ему, направляясь на кухню, одновременно с удовольствием думая: «Повелитель, блин!». Мне нравилась эта черта, все чаще прорывающаяся в его поведении: властность в быту, смешанная с податливостью и уступчивостью в постели. Я представил себе ручного тигренка.
– Тигренок ты мой, – пробормотал я тихо, нарезая хлеб.
– Чего ты там бормочешь? – Андрей зашел на кухню и первым делом схватил с тарелки кусочек жареного мяса и быстренько сунул его в рот.
– Когда же ты отучишься кусовничать? Вот же целая тарелка стоит – садись и ешь! Нет, надо схватить кусок руками! – мне жуть как не нравилась эта его манера.
– А меня прикалывает, как ты злишься! – садясь за стол и беря вилку в руки, как нормальный человек, соизволил пояснить свои действия этот тип.
– Помнишь, как на прошлый Новый год ты мне все пальцы облизал? – Андрей демонстративно испачкал палец в соусе с тарелки и сунул его в рот.
Я вспомнил, как тогда поначалу я злился на него: то одно схватит, то другое. Ну кто пробует оливье, сунув туда палец?! Леон – мы отмечали у него на квартире вчетвером, почти по-семейному, – на это сказал: «Притерпишься, привычка у него с детства». А позже, уже порядком выпив, я действительно облизывал каждый пальчик Андрея: начал с запачканного в креме с торта указательного. Андрюха, не долго думая, сунул всю пятерню второй руки в торт и протянул мне. Я продолжил – это показалось увлекательным. Закончилось это облизывание – ну разве могло быть иначе? – в постели. И сейчас я, улыбаясь этим воспоминаниям, вопросил:
– Так вот чего ты добиваешься? А просто высказать свое желание влом?
– Не интересно, – коротко ответил, поглощая еду с тарелки так, словно с голодного острова, – Вкусно! Там еще что осталось?
– Боже, какой ты прожорливый! – я стал выкладывать ему остатки со сковородки.
– Я расту! – кусочки мяса исчезали с тарелки как по волшебству.
– Не хватало еще, чтобы ты меня перерос, – ворчливо произнес я.
– Это почему же? – он на минутку прервал поглощение всего, что под руку попадалось – наверняка опять в универе не ел. – Я, наоборот, хочу быть выше тебя. И сильнее.
– Ты младше, – я действительно хотел, чтобы он таким и оставался: симпатичным молодым парнем. А я вот этакий весь взрослый рядом с ним.
– Так я всегда буду младше. Ты мне вот что скажи: день рождения, конечно, твой. Но наша годовщина – общая. Я все же хочу пригласить Вадима с другом. Ты как? – он знал, что я этого его одногруппника несколько недолюбливаю. Хотя я никогда ему не признаюсь, что вообще-то его дружок мне как человек нравится, а я просто до сих пор боюсь, что этот чертов сокурсник однажды уведет у меня Андрюху. Короче – ревную. Я подумал: «Тут хоть под присмотром будут, не то, что в универе или, где там еще. Да и в компании он к месту придется».
– Приглашай, чего уж там, – смилостивился я. Захотелось дотронуться до Андрея и лишний раз убедиться, что он со мной. С момента нашей последней размолвки у меня бывали такие приступы.
– Сегодня твоя очередь, – напомнил ему о посуде, и, выходя с кухни, потрепал волосы парня.
В комнате включил телек, но еще жило ощущение мягких шелковистых волос, скользящих меж моих пальцев, и всплыли воспоминания последней нашей ссоры. И ее причины. Звук телевизора куда-то отдалился, а перед глазами вставали прошедшие события.
4. Без тебя мне плохо.
…Начало июля было жарким. Солнце палило немилосердно, заставляя плавиться асфальт, глохнуть машины в пробках городских улиц от перегрева, а людей раздеваться чуть ли не до состояния «Я на пляже». До отпуска оставался почти месяц, и я с тоской смотрел на безоблачное небо за окном офиса. Кондиционер, установленный совсем недавно, то ли был неисправен, то ли не настроен как надо, то ли просто малой мощности – ситуацию с жарой исправлял мало. Я оторвался от созерцания пустой блеклой голубизны, решив пойти и намочить всю голову водой из-под крана – в такое пекло соображалось плохо. На выходе из нашей рабочей комнаты столкнулся с Вероникой:
– А я к тебе! Мне помощь нужна! – она пошла вслед за мной по коридору.
– Ну что еще у тебя случилось? – мечтая о прохладной воде, равнодушно спросил я.
– Побудь сегодня после работы моим парнем! – деловито попросила она.
– Еще чего! – даже приостановился от такого неожиданного предложения.
– Я тебе потом все объясню. Ты согласен?
– Нет, – развернулся и пошел дальше, но у дверей туалета она схватила меня за руку:
– Ну, пожа-а-алуйста, мне не к кому больше обратиться, – хватка у нее еще та, даром, что женщина.
– Слушай, я и так от жары плавлюсь, голова не соображает, а тут еще ты со своими бредовыми идеями, – пытаясь оторвать ее цепкие пальчики от своей руки, с раздражением произнес я.
– Это не бредовые. Меня преследуют. Ты можешь помочь избавиться от этого сталкера, – мне стало любопытно, но желание намочить голову было сильнее.
– Хорошо, согласен выслушать тебя позже. Но если окажется блажь, ты будешь должна, – я решил, что перед окончанием работы выясню ее намерения и там приму окончательное решение.
– Отлично! – она, наконец, отпустила мою руку, развернулась и легкой спортивной походкой отправилась в сторону приемной начальника.
С мокрой головой я вернулся за свой комп и, освеженный, наконец-то взялся за работу. Настроение несколько улучшилось. «Просто так Вероника просить не стала бы. Наверно, действительно помощь нужна» – подумал и решил, что помогу, раз уж просит. Со времени весеннего слета наши с ней отношения претерпели некоторые изменения, причем серьезные. Можно сказать – мы стали ближе.
Под конец работы она снова заскочила ко мне:
– Ввожу в курс событий, – деловито начала Вероника. – Очередной претендент на мою руку и сердце при отказе решил не отступиться, как некоторые, – выразительный взгляд на меня, – а добиться своего в любом случае. Даже когда я сказала, что лесбиянка и позже при очередном его появлении в открытую целовалась с Линой, он не поверил. Так и заявил, подойдя к нам обоим: не верю! Вот и пришла мысль, что, увидев меня с парнем, он уже не скажет так и отстанет. А кого я могу просить о такой услуге? Ты-то в курсе обо мне, а я о тебе. Может, когда чем тебе смогу помочь. Ну, так как? Я могу рассчитывать на тебя?