— Проклятье! Чтобы я еще хоть раз в жизни откликнулся на подобную просьбу!..
— Это не твоя вина, Эйвинд… — ладонь графа опустилась на его плечо. — Он просил передать тебе письмо.
«Не вини ни себя, ни меня, мой юный прекрасный друг, настоящего имени которого я так и не узнал. Да хранят тебя милостивые боги. Будь счастлив!» — изорванный и смятый трясущимися руками листок также полетел в пропасть, а Эйрих, пошатываясь от горя, побрел прочь от места, которое показалось ему еще более жутким, чем эшафот палача из его воспоминаний.
Время перемен
— Монсеньор граф, к вам граф де Вер, — доложил мажордом и скрылся за дверью, пока в него не полетела очередная ваза, или пара сандалий.
— Никого не желаю видеть!
— Ну-ну, так ты друзей принимаешь в своих новых покоях, мой драгоценный Эйвинд? — Бертран де Вер, который не видел бывшего хранителя Гробницы около пяти дней, которые юный дан провел в полном одиночестве, подошел к ложу, на котором скорчился заплаканный Эйрих, с давно нечесаными, спутавшимися волосами, одетый в измятую и залитую вином мантию. Расправил край покрывала и присел на край ложа, положив тяжелую теплую ладонь на спину Эйриха.
— Довольно скорби, пора браться за дела, мой дорогой. Конраду было бы приятнее видеть тебя в зале совета, нежели в этой неубранной комнате!
— Конраду было наплевать на меня, и на тебя, и на всех, — Эйрих уткнулся носом в подушку, еще не просохшую от пролитых слез.
— Если бы это было так, он бы не стал в последнее утро заниматься твоим будущим, превращая тебя в графа и владетельного сеньора, — возразил Бертран де Вер, — так что, монсеньор граф, поднимайся.
— И не подумаю, — Эйрих крепче вцепился руками во влажную ткань, — вернее, я поднимусь, но только для того, чтобы навсегда покинуть этот прекрасный край, обреченный жить под властью тупоголового Манфреда…
— Вот уж этому не бывать!
— Что ты говоришь, граф?.. — Эйрих приподнялся на локтях и обернулся, изумленно глядя на де Вера через плечо.
— То, что слышишь, мой друг… — граф поднялся с постели, прошелся до окна и обратно. — Сегодня на совете я оглашу завещание покойного императора касательно престолонаследования. Нашим новым повелителем станет его высочество Теодор, герцог де Бриз, единственный кузен Конрада и Манфреда.
— Час от часу не легче — сын де Борнейля на престоле! Яблочко от гнилой яблоньки, — Эйрих скривился от отвращения при одном воспоминании о последним минутах высшего жреца. «И весь этот ужас, все это глумление над собственной честью — напрасны!»
— У монсеньора Борнейля не было детей, а Теодор — сын давно погибшего на войне герцога Сезари, также приходившегося нашему императору родным дядей, — терпеливо и с улыбкой пояснил Бертран де Вер.
Эйрих вскочил с ложа, запахивая мантию.
— Впервые слышу об этом принце! Где вы его прятали, этого тайного наследника?!
— Он сам себя упрятал, этот неугомонный странник морей, — граф указал рукой в перстнях на синюю гладь за окном. — Принц проводит на море больше времени, чем на суше. Незадолго до того, как уйти, Конрад вызвал Теодора в столицу, объяснив ему в письме, какое будущее его ждет, и принц обещал вскоре вернуться.
Эйрих закусил губу, вспомнив сцену в галерее.
— Если бы ты только намекнул, монсеньор Бертран!.. Если бы дал мне шанс предотвратить весь этот ужас… — юноша содрогнулся при мысли о скорченной окоченевшей фигуре рядом с мраморным саркофагом. — Но ведь молчал до последнего!..
Граф тяжело вздохнул.
— Я долго боролся, Эйвинд, можешь мне поверить! Но воля императора, и его огромная не проходящая любовь оказались сильнее моих доводов и желаний… Я просто следовал данному моему другу и повелителю слову, хотя сердце обливалось слезами при виде твоих мучений…
— Довольно об этом! — Эйрих мотнул головой, отгоняя новый приступ отчаяния и желание завалиться обратно на ложе в слезах. — Позволь мне привести себя в порядок, граф. Я приду на совет.
— Прекрасно, монсеньор де Монтель, жду тебя для оглашения тестамента и решения других срочных вопросов.
Согласно воле покойного императора Конрада, его друг возглавил совет и до возвращения и воцарения принца Теодора назначался верховным правителем и регентом империи с неограниченными полномочиями в отношении принца Манфреда, всех имперских войск, всех сословий, казны, земель и завоеванных территорий.
Высшая аристократия и члены совета приняли эту волю покойного без малейших возражений. Как ожидал регент, возражений следовало ожидать от его высочества Манфреда и его верных рыцарей.
Чтобы немного забыться, выплеснуть гнев и скорбь, и подготовиться ко встрече с врагом, Бертран де Вер и Эйвинд де Монтель по много часов проводили в фехтовальном зале и в гимнасии, как и другие рыцари, верные регенту и будущему монарху, на чье скорейшее появление очень рассчитывали, чтобы уменьшить риск вооруженного восстания в случае, если первым в столицу заявится родной брат покойного.
Однажды вечером, вернувшись к себе, Эйрих, уставший после целого дня тренировок, прилег отдохнуть, и был разбужен на закате осторожными прикосновениями чьих-то теплых рук и нежных губ, ласкающих шею прерывистым дыханием. Обернувшись, он увидел знакомое лицо юного аристократа Марио, одного из пажей графа де Вера.
— Хм… твой господин решил позаботиться и о моем досуге?.. — спросонья Эйрих не успел возмутиться, но легкое смущение все же присутствовало в его сознании.
— Монсеньор граф не против? — юноша потянулся к нему и поцеловал в губы, попутно развязывая мягкий халат графа и запуская ладони внутрь. От прикосновения нежных губ и умелых рук к своему обнаженному телу, Эйрих сначала замер. Прикрыв глаза ресницами, он настороженно следил за тем, как темная кудрявая макушка спускается все ниже по его пробуждающемуся телу, потом откинул голову и судорожно выгнулся навстречу мягким губам, обхватившим его естество тугим, горячим кольцом. Конец его невинности ознаменовался взрывом эмоций, кипением крови и мощным выплеском любовной влаги. Глядя, как Марио стирает густые белые капли его семени со своего лица и жадно облизывает ладонь, Эйрих откинул в сторону халат и рывком притянул юношу к себе, благодарно и страстно целуя в приоткрытые губы, хранящие его запах и вкус. Все для него было внове, но молодой граф уверенно перевернул Марио на живот и прошелся дорожкой поцелуев по смуглым плечам и выступающим косточкам позвонков, сжал ладонями гладкие полушария, массируя и разогревая, заставляя юношу нетерпеливо постанывать и прикусывать ткань подушки. Он наслушался достаточно откровений южан, и знал, чем заменить отсутствующее под рукой масло — смазав себя слюной, он погрузился в узкую, пульсирующую от вожделения щель. Сама природа подсказала ритм движений, вскоре приведших к новому, общему для двоих пику наслаждения.
— Спасибо, милый, — Эйрих шепнул на ухо распростертому без сил Марио и поцеловал его во влажный от пота висок.
— Мне прийти завтра, монсеньор?..
— Да, — Эйрих улыбнулся в темные кудри, мысленно представляя себе, как отблагодарит графа де Вера — он давно обещал монсеньору другу и покровителю совместную охоту вне пределов замка.
Подстрелив из арбалета пару гусей и косулю, регент отправил добычу с егерями и рабами на кухню, а сам предложил Эйриху верховую прогулку в объезд замка. Некоторое время спутники молча ехали рядом, касаясь головами густых, нависающих над тропинкой ветвей со свежей листвой. Потом обсудили надежность укреплений нижнего яруса крепостных стен в случае вооруженного нападения сторонников принца Манфреда. К удивлению графа де Вера юный дан высказывал весьма точные и емкие замечания, свидетельствующие о серьезной военной подготовке. Эйрих отшучивался: «На моей далекой родине всем мальчикам с раннего детства вбивают эту науку вместе с тумаками наставников, подзатыльниками, и прочими нежностями!»
— Да уж, наслышан! — регент натянул поводья, придерживая своего скакуна и преграждая Эйриху дорогу. — Давно хотел спросить тебя… — граф склонился в седле, кончиками пальцев касаясь щеки юноши. — Откуда эти шрамы, навсегда придавшие прекрасному лицу улыбку сфинкса?..
Эйрих опустил глаза, стараясь унять внезапное сердцебиение. Ночь, проведенная с Марио, сотворила с ним что-то невероятное — кожа стала чувствительней во сто крат, и от легчайшего прикосновения вспыхнула пожаром, а по всему телу прошла волна озноба.
— Это старая история, и не слишком веселая, чтобы ее вспоминать, монсеньор Бертран…
— Просто Бертран, — ладонь мужчины более уверенно погладила горящую щеку юного графа, скользнула в густые волосы, отливающие серебром. — Настало время сбросить маску и рассказать о прошлом, сколь бы печальным оно ни было — не находишь?..
— Не знаю… — Эйрих покачал головой, теребя поводья собственной лошади и заставляя ее стоять спокойно.
— Я не достоин твоего доверия, Эйвинд? — крепкая рука твердо ухватила его за подбородок и вскинула лицо юноши к свету. Взгляд горящих черных глаз регента впился в самую душу:
— Неужели не видишь, что я схожу с ума при виде тебя?! Неужели не понимаешь, что наши судьбы, возможно — надолго… связаны самой судьбой?! Эйвинд, будь же милосердным, подари мне хотя бы тень надежды!
— Бертран, я готов на многое ради дружбы такого человека, как ты, но не проси рассказать о том, что я стараюсь вычеркнуть из памяти! — вздохнул молодой человек. — Возможно, позже…
— Если у нас будет это «позже», — в свою очередь вздохнул граф де Вер, привлекая Эйриха к себе для долгого поцелуя, — но я буду молить богов, чтобы было!
Юный граф, ошеломленный прозвучавшим признанием и новыми волнующими ощущениями, которых и ждал и страшился, все же нашел силы вынырнуть из расслабляющей неги ласк, которыми осыпал его страстный любовник, уложивший его на дерновую поляну, прогретую солнцем, и обнажающий его тело под градом поцелуев.
— Бертран, мгновение!.. Я хочу знать, что огорчает тебя? К чему эти вздохи и недомолвки?
— Позже, мой сладкий… — руки графа обвились вокруг тонкой юношеской талии.
— Ты сам заговорил о доверии… и мне тревожно… — Эйрих из последних сил пытался удержаться на грани разума.
Граф развел его обнаженные ноги, его рука скользнула по внутренней поверхности бедра к самым нежным потаенным местам, а губы шепнули на ухо вздрагивающему юноше: «Грош цена моему благородству, если я сделаю признание, держа тебя в объятиях… В должный момент ты все узнаешь… а будет ли прощение, я прочту в твоих глазах… а сейчас доверься мне, милый, я очень хочу сделать тебя счастливым!»
Эйрих откинулся затылком на теплый дерн, смежив веки и отдаваясь страсти.
В синем небе над слитыми телами любовников плыли стройные журавлиные клинья — птицы возвращались в старые гнезда. А в мозгу Эйриха, вместе с гулкими толчками крови, прозвучал хриплый голос Сверрира: «Не бойся, малыш, это не страшно! И не сердись, что так вышло… глупо… я хотел сделать тебя счастливым!..»
Юноша содрогнулся в острейшем спазме наслаждения, смешанного с болью, и распахнул глаза, устремив затуманенный взгляд в бесконечность небес: «Да, Темногривый, глупо вышло… Но сейчас порадуйся за меня, пирующий в вечных чертогах Асгарда!»
Хроники Эйриха,
написанные Альберием, управляющим императорского двора Ланмарка
— «…а в конце 1724 года со дня правления Императорской Династии случился ужасный штурм замка и захват столицы войсками мятежного принца Манфреда, не желающего признавать волю покойного брата, регентство графа де Вера и грядущее правление своего племянника, монсеньора де Бриза. Убив почти всех защитников крепости, принц с сообщниками ворвались в зал совета, охраняемый гвардейцами Регента, и потребовали выдачи самого Регента для расправы. Принц Манфред в присутствии всех пэров обвинил графа де Вера в смерти Динео и участии в заговоре против покойного императора, который составили сам принц и его покойный дядя, монсеньор де Борнейль, дабы оградить страну и подданных от правления императора-безумца. Принц Манфред настаивал на том, что предатель не может быть попечителем высшей власти, тем более — назначенный на пост Регента невменяемым, и не желая ждать прибытия герцога Теодора, настаивал на немедленной казни де Вера и собственной коронации, как единственного законного правителя Ланмарка. Мнения рыцарей и членов Совета разделились. Многие верили в невиновность монсеньора де Вера и были готовы защищать его ценой собственной жизни. И тут случилось невероятное — монсеньор Бертран сделал признание, из коего следовало, что он собственноручно столкнул с парапета балкона юного фаворита своего покойного господина, будучи уверенным, что смерть Динео послужит благом государству, что император забудет несчастного юношу и станет больше времени уделять вопросам управления… При полном молчании членов Совета и всех, кто прибыл с принцем, внезапно вперед вышел юный граф де Монтель, бывший хранитель Гробницы. Он призвал собравшихся к справедливому суду над убийцей Динео, а сам вызвался немедленно покончить с претендующим на власть жестоким подлецом Манфредом и извлек из ножен меч прямо в зале Совета. Принц ответил надменным отказом принять вызов безродного выскочки. И тут случилось невероятное — Эйвинд де Монтель назвался именем давно сгинувшего конгера Норрдана Эйриха, чья жестокая и ужасная гибель вошла в легенды. Таким образом он утверждал свое право сразиться с принцем Ланмарка на равных. Рыцари пораженно молчали, не зная, чему верить. Принц же Манфред приказал привести в замок содержащегося в кандалах пленника — низложенного им конунга Харальда Ясноглазого, который со слезами на глазах подтвердил, что бывший хранитель Гробницы действительно является его кровным сыном, чудом избежавшим смерти. Тогда принц Манфред, бахвалясь пуще прежнего, и припоминая все свои военные победы, вышел на поединок с прекрасным юношей. Исход поединка решили светлые боги, присудив победу мстителю за покойных Конрада и Динео. Тело побежденного погребли в императорской Усыпальнице, а победителю, единодушным решением Совета и примкнувших к нему рыцарей были вручены бразды Регентства — до прибытия герцога Теодора. Конгер Эйрих отпустил с миром своего отца, не держа на него зла за прошлое, и вернул ему власть над страной предков. Также он дал свободу графу де Веру, предоставив его прегрешения собственной совести. В раскаянии монсеньор Бертран наложил на себя руки.
Прибывший вскорости герцог Теодор не пожелал принять высшую власть, выступив перед Советом с речью, он утвердил на престоле наилучшего из кандидатов — Регента Эйриха, посланного Ланмарку самой Судьбой, выдал за него свою юную сестру Кармелин, и отбыл в новое плавание после их бракосочетания и коронации Императора Эйриха Первого, основателя Второй Династии, правящего с величайшей мудростью и справедливостью вот уже шестнадцать лет», — Император закончил чтение и скрутил длинный свиток, пряча улыбку в уголках губ, — это похоже на надгробную эпитафию, мой добрый Альберий!
— Что ты, государь, что ты! — старый управитель двора замахал руками. — Да хранят тебя светлые боги еще многие лета! Я лишь написал правду, стараясь не растекаться мыслью и придерживаться исключительно самого важного!
— Хм… неплохо получилось, и впрямь — ничего лишнего, — Эйрих протянул старику свиток. — Пусть хранится в моем кабинете, а ты продолжай в том же духе, чтобы хронисты моих сыновей и внуков имели перед глазами достойный пример.
— Государь, раз уж речь зашла о твоих сыновьях, — старый управляющий смущенно кашлянул. — Принц Конрад вот уже второй раз позволил себе вернуться в замок далеко за полночь… и охрана потворствует этим его поздним вылазкам в город… Государыня беспокоится…
Эйрих вновь улыбнулся.
— Я в курсе всех дел Конрада, старина, не о чем переживать, я сам поговорю с супругой, — пятнадцатилетний наследный принц был предельно откровенен с отцом, и Эйрих знал, кого навещал его сын в столице. — Что-нибудь еще?
— Принц Харальд, государь… с этим вовсе сладу нет — то драгоценные вазы из лука расстреливает, то статуи с крыши сбивает из своих чудных «машин»! — пожаловался управляющий.