— Ты идешь по лесу, набрасывая поводки на деревья, и они тебя ведут, так?
— Так. Это трудно описать словами, если вдруг тебе станет интересно, как это выглядит.
— Так покажи мне без слов.
Все. Это, наконец, было озвучено. Рамират понял, что поспешил в тот же момент, когда слова сорвались с губ. Он пожалел о них. Но было поздно. А потом заговорил масочник.
— Рамират… — казалось, масочник впервые обратился к своему дракону по имени, — моя душа не тот родник, к которому стоит…
— Вообще-то, жажда меня не мучит, — перебил его Томассо, сузив глаза.
Арно запнулся и не смог продолжил. Закрыл рот и умолк. Так они и стояли друг напротив друга, не зная, что теперь делать.
— Ладно, — протянул дракон и отступил от масочника, — Замнем, — бросил он уже на ходу и пошел вперед. Но Гибискусмилш поймал его за нижний край куртки.
— Уже достаточно. Сова снялась с ветки и летит в нужную нам сторону.
— То есть пока мы… разговаривали, ты был занят поводком для нее? — холодно спросил Томассо, не оборачиваясь. В его голосе отчетливо проступила досада. Как же так, не он один занимал все мысли масочника в этот знаменательный момент.
— Ты ведешь себя, как влюбленный мальчишка.
— А ничего, что сейчас я на самом деле, как такой мальчик? Запечатление, — произнес он с интонацией учителя, дающего повторные объяснения нерадивому ученику, — забыл, что тебе о нем рассказывали? — Дракон медленно повернулся лицом к масочнику. — Ты даже представить не можешь, что мы испытываем, проходя через него. Я думал, что слишком стар для этого. Что мне уже никогда не повезет. А, когда почувствовал тебя, понял, что не нужен. Для этого много времени не надо. Достаточно взгляда. Так что подарком судьбы ты для меня не стал, уж извини.
— Драконы вне судьбы, я помню, — тихо сказал масочник, когда Томассо перевел дух, но тот лишь отмахнулся.
— Ладно, — бросил Рамират, обходя его по широкой дуге. — Раз закончил, возвращаемся.
— Во мне уже много лет живет боль. Боль мальчишки, которого, увы, однажды предали. Так он решил. Хотя, это скорее было честностью, чем предательством. Поэтому, я считаю, что тебе…
— Будет больнее, чем потерять своего человека? Не думаю, — жестко бросил дракон и сделал шаг вперед. А потом был вынужден схватиться за ствол подвернувшегося под руку дерева.
Тоненькая березка сломалась под его рукой. Раздался треск. Оглушительный в тишине ночи. Древесина просто раздавилась под его пальцами. Драконья сила драконьего потрясения. Тавтология, конечно, но чертовски верно. Потому что это было больше, чем шаг навстречу.
— Слишком много потрясений за один вечер, — негромко сказал Арно, подойдя к нему со спины. — Надо возвращаться.
— Спасибо, — с трудом выдавил из себя дракон, все еще находясь во власти чужих чувств, которые перестали быть для него тайной за семью печатями. Масочник открылся. Даже больше, решительно рванулся навстречу, сметя все собственные барьеры Томассо, которые он так старательно возводил с момента запечатления. Полноценное единение свершилось. Осталось научиться как-то с этим жить.
12
Они выступили с первыми лучами солнца, оставив лошадей свободно пастись на лесной поляне. К каждой из них Шельм привязал одну из своих нитей. Если повезет, животных еще можно будет призвать обратно. Конечно, если они не попадут на зуб какому-нибудь лесному хищнику. Конными они были бы заметнее, чем пешими. Поэтому, решили пробираться до Оракула Серпокрылых на своих двоих. Конечно, такой способ передвижения вызывал у драконов некоторые опасения, несмотря на то, что вся поклажа поместилась в особом кулоне Шельма, и все четверо шагали налегке. Крылатые опасались, что масочники, которые, как не крути, были людьми, не выдержат заданный темп. Но те оказались на удивление выносливыми.
Ставрас в Шельме изначально не сомневался, им уже приходилось путешествовать вместе. Так что больше всех по этому поводу разорялся Рамират, который, несмотря на все то, что случилось ночью, до сих пор чувствовал себя с Арно словно на птичьих правах. Не удивительно, что даже птичьи трели в ветвях деревьев и погожий солнечный день не способствовали улучшению его настроения. И почему это миру приспичило запечатлеть его на масочника, даже жрица-бабочка для этого лучше б подошла. Рамират уже знал почему. Бабочку он бы легко мог согнуть в бараний рог. И большинство обитателей Драконьего королевства тоже. Ему нужен был кто-то сильный, тот, к кому не получилось бы отнестись покровительственно, как к мальчишке. Так что получите, распишитесь. Арно Шлим — сгибай не сгибай все равно распрямиться. Упругий, чтоб его, гуттаперчевый. Найдет, где отступить, усыпит бдительность и снова останется при своем.
Наутро Гибискусмилш вел себя с драконом как ни в чем не бывало. Это еще куда ни шло. Не на шею же своему дракону вешаться отцу семейства, но… Рамират снова перестал его слышать. И, похоже, упрямый масочник даже вникать не хотел, что теперь это еще и болезненно. Раньше, предположим, они еще не были связаны до конца. Но теперь, когда дракон узнал его душу, соприкоснулся с ней, вновь возведенная стена давила на нервы и вызывала непрекращающуюся зубную боль. Хоть на полку зубы складывай. Вот уж не думал, не гадал, что рано было вчера расслабляться!
— Ты же себя стариком считаешь. А фору дашь иным молодым, — язвительно заметил Томассо, догнав Арно на едва заметной лесной тропинке.
— Ты тоже не упускаешь возможности напомнить чьи крылья тут самые древние. — Парировал масочник и тут же смягчился, — Не придирайся, пожалуйста.
Ну, просто в кошки-мышки играет, безобразие!
— Древний в моем случае тоже, что мудрый. — Возразил дракон с чувством собственного достоинства.
— О, да. А в моем случае отсылка к старости, способ напомнить, что согнуть меня в драконий рог, как мальчишку, не получиться.
— Довожу до вашего сведения, старейший масочник на деревне, что драконы рогоносцами никогда не были.
— Значит, еще будут, — улучив момент, вставил обернувшийся на них Шельм, идущий впереди за Ставрасом.
— А я вообще не с тобой разговариваю мелочь пу… тощая! — в последний момент поправился Рамират, окинув фигуру шута критическим взглядом.
Арно хмыкнул. Теперь-то Рамират уже точно знал, что так Шлим смеется. Хотел было отпустить еще один ехидный комментарий в его адрес. Как чуть не наткнулся на Шельма, резко затормозившего перед ним.
— Ну и чего стоим? Кого ждем? — успел выдохнул ему в спину дракон, когда шут очень медленно повернулся к ним с Арно лицом. Взгляд Ландышфуки безошибочно остановился на Гибискумилше. Два масочника смотрели друг на друга очень странными взглядами.
Ставрас, шедший впереди всех и расчищающий дорогу, заметил, что остальные отстали и вернулся к ним. Увидел, что происходит что-то странное и положил ладонь на плечо Шельма.
— Что случилось?
Шут не отреагировал. А потом очень медленно и осторожно спросил у Арно:
— Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Хочешь сказать, что это нормально?
— Если тебе так больно, что пришлось сплести удавку, не думаю.
— О чем это вы? — Вопросил Рамират.
Но к нему обратился уже Ставрас.
— А ты как себя чувствуешь?
Томассо хотел отшутиться, но по взгляду драконьего лекаря понял, лучше сказать правду. Поэтому прокомментировал:
— А как, по-твоему, чувствует себя дракон, которого отсекают от его человека?
— Кто мог такое сделать? — спросил Шельм.
— Уж точно не я! — тут же рыкнул Томассо и выразительно посмотрел на Арно. А потом как-то весь осунулся, потому что увидел полное недоумение на лице масочника. Взял себя в руки и бросил Ставрасу.
— Погуляйте пока где-нибудь поблизости. Мы тут сами попробуем разобраться.
— Но…
— Шельм, идем, — Ставрас взял за локоть попытавшегося вмешаться Ландышфуки, но тот уперся, высвободился и шагнул к Томассо. — Он сплел для себя удавку мертвеца. Тот же поводок кукловода, но набрасывается на шею масочника либо им самим, либо кем-то, близким по крови. — Он сделал паузу, бросил взгляд на стоящего в стороне Арно и снова посмотрел на Томассо. Тот очень медленно спросил:
— Зачем?
— Последний дар умирающему. Удавка облегчает боль.
— И убивает?
— Нет. Просто дает умереть спокойно. Арно не умирает, не надо делать такие страшные глаза, просто… ему больно. Вряд ли меньше, чем тебе. И это, конечно, идеальный выход в нашей ситуации, почувствовав недомогание, отсечь себя от боли и шагать налегке.
— Я понял. — Глухо сказал Рамират и, повернувшись лицом к своему масочнику, бросил им через плечо, — Уходите.
Когда за спинами Ставраса и Шельма перестали шуршать кусты, дракон снова сосредоточил все свое внимание на масочнике. Тот устало привалился спиной к очередному дереву и прикрыл глаза.
— Если это сделал я, то не специально, — произнес он негромко, словно ему было трудно говорить.
Рамират подобрался ближе. Встал напротив.
— Как это ощущается? У меня, например, адски ноют зубы.
— А у меня… — начал Арно и вдруг, отстранившись от дерева, стал раздеваться. Рамират следил за его действиями с любопытством, но шутить на эту тему не стал. Не дело это, когда человеку больно. Точнее, масочнику, но это уж, как срослось.
Гибискумилш снял с себя куртку и, не глядя, протянул Томассо, тот удивился — тоже мне, вешалку нашел! — но принял. А потом Арно стянул с себя расшитую фиолетовыми птицами рубаху и, наконец, открыл глаза, держа скомканную рубаху в левой руке, а правую отведя в сторону, чтобы дракону было лучше видно. Весь правый бок представлял собой один сплошной синяк. От пупка до подмышки. Жуткое зрелище. Томассо не представлял, чтобы такое увечье можно было приобрести посредствам какого-нибудь очень сильного удара. Тут было нечто другое.
— Почему именно на боку? И почему именно так?
— Я не знаю, — ответил Шлим и опустил руку. А потом снова натянул через голову рубашку. Но продеть руки в рукава ему не дал вопрос дракона:
— И зачем ты это делаешь? Мы с места не сдвинемся, пока тебя не вылечим, — очень спокойно и сдержанно произнес Томассо.
— Судя по всему, ты тоже не знаешь, почему мой организм именно так на тебя реагирует. Поэтому не можешь предложить какое-либо лекарственное средство, или я не прав?
— Не прав, — дракон небрежно бросил его куртку на траву и толкнул масочника ладонью в грудь, заставляя прислониться к дереву. Теперь они стояли совсем вплотную. Растопыренная пятерня Томассо все еще была прижата к обнаженному телу масочника. Уродливым, смятым шарфом на шее Арно повисла рубаха. Они смотрели друг на друга. Потом масочник спросил:
— И что все это значит?
— Имей терпение, — фыркнул дракон и с нажимом провел ладонью по изувеченному боку. Шлим поморщился. Томассо обнажил зубы в ухмылке. А потом…
— Ох! Стой! Не надо! — воскликнул Арно, вцепившись в плечо Рамирата одеревеневшими пальцами. Было непонятно, что он собирался сделать, оттолкнуть или, напротив, не дать отстраниться. Дракон больше не ухмылялся, просто смотрел блестящими, нечеловеческими глазами. А потом прикрыл их веками и скрипнул зубами, когда почувствовал, как на шее словно сжалось что-то. Ошейник? Удавка? По ощущениям и не скажешь. Но больно. Чертовски больно. Вся шея горит.
Через несколько минут они оба сидели на траве. Рамират заботливо — ну, просто наседка! — помогал масочнику продеть руки в рукава.
— Больше так не делай, — сказал Шлим, когда Рамират привалился спиной к тому же дереву, возле которого уже сидел масочник.
— Ты прямо со мной как с дитятей малым. Не стыдно?
— А ты со мной, как с мальчишкой неразумным, не совестно?
— Слушай, — Рамират повернул в его сторону голову, — Но ведь ты и ведешь себя соответственно. Почему сразу не сказал, что бо-бо?
— А ты почему? — прозвучал встречный вопрос. На что Рамират открыл рот, потом его закрыл и снова отвернулся, глядя на виднеющееся за кронами деревьев небо. Масочник продолжил: — Вот и я поэтому же. Думал, ты меня так наказать решил. Раз на словах не получилось вразумить, то боль может оказаться действеннее.
— Я бы не стал. Обида обидой, но чтобы так… Ты разве вчера меня плохо слушал? — возмутился Рамират.
— Я вчера тебя вообще не слушал, — тихо и непреклонно сказал масочник и с трудом поднялся на ноги. Отошел в сторону и подобрал с земли свою куртку. Надел ее, и только после этого снова повернулся к дракону. Тот был хмур и смотрел на него очень пристально, неприятным, тяжелым взглядом.
— Хочешь сказать, что вчера единение было односторонним?
— Я старался не видеть и не слышать, — подтвердил его догадку Арно Шлим. И тут же снова оказался нос к носу со своим драконом, стремительным и злым, как никогда.
— Что мне сделать, чтобы ты перестал быть таким… — Рамират не стал озвучивать последнее слово, и сразу же задал другой вопрос: — Как мне вообще с тобой говорить?
— Тебе было бы приятно, что тебя читает масочник? Не думаю, — сам ответил на свой вопрос Арно.
— А меня ты спросил? Хочешь сказать, что это только из повышенного драконолюбия ты сам довел себя до этого, — взгляд Томассо на миг метнулся к правому боку Шлима и тут же снова вернулся к лицу масочника.
— Я спрашиваю сейчас, — не захотел сдаваться Арно.
— А я отвечаю, — отступив от него на полшага, слегка торжественно произнес Рамират, не отпуская взгляда масочника, а потом сам тон его неуловимо изменился, — Мне… было бы приятно. Потому что ты на самом деле не мальчишка, и тут не приручать надо… тут должно быть что-то другое. Но мои люди… те, что были до тебя, всегда принимали эту игру — старый, мудрый и порой брюзжащий дракон и молодой, иногда излишне горячий отрок. Ты для меня как верлиньская шкатулка с двойным дном. Мне тяжело с тобой, поймы ты!
— А мне легко? — отозвался Гибисквсмилш, словно пропустил мимо ушей все, что сказал его дракон. А потом вдруг вскинул руку и с силой сжал горло Рамирата, который даже попятиться не успел. Так растерялся. А потом была вспышка света, ослепившая обоих, и бездна неба над головой, когда они очнулись и обнаружили, что лежат на траве и смотрят вверх, на качающиеся и словно бы перешептывающиеся под дланью ветра верхушки деревьев. И за этим зеленым пологом виднеется с детства знакомая каждому мальчишке голубизна.
Рамират медленно повернул голову, точно зная, что рядом с ним ногами в другую сторону лежит масочник. Их взгляды встретились. Арно тоже почувствовал, что его дракон, так же, как и он сам, очнулся и жаждет высказаться.
— Ну и зачем ты это сделал? — ворчливо протянул Рамират, по всей видимости решивший закрыться маской "брюзжащего, пожилого дракона", о котором недавно вспоминал.
— А ты не догадываешься? — в голосе масочника не было ни капли благодарности. В этом все их племя. Нет бы спасибо сказать, что дракон с ним боль пополам решил разделить, а этот все чем-то недоволен. Неблагодарный! Но, по всей видимости, что-то из этих мыслей отразилось на лице Рамирата, когда он снова отвернулся и уставился в небесную синь. Или же масочнику сказал о многом тяжелый вздох, сорвавшийся с губ Томассо. Как бы там ни было, Арно тоже смотрел теперь только в небо и объяснял: — Ты же не боль он той гематомы со мной разделил, ты мою удавку пополам разорвал. А ведь она моя, и была сплетена как раз для того, чтобы боль уменьшить.
Дракон долго молчал. Масочник тоже больше не пытался развить мысль, но все и так было понятно. Понятнее просто некуда.
— Не могу я с тобой, — с голосе Томаса прорезалась горечь, — Я ведь как лучше… а у вас все не так, как у людей. Не могу… — выдохнул он прочти беспомощно и умолк.
— Я тоже виноват. — Вдруг тихо произнес Арно. — Теперь не знаю, как все исправить. — Он снова повернул голову к Рамирату, и они встретились с драконом взглядами, — Ты прости меня. Я слишком долго был один.
— Полетаешь… — Томассо осекся, когда понял, что чуть не слетело с его губ под впечатлением от извинений масочника, а потом понял, что правильно начал, потому и продолжил: — Полетаешь со мной, как только представиться возможность.
— Почту за честь.
— Не полетает, — вдруг раздался откуда-то слева голос Шельма. Рамират дернулся и резко сел. Арно остался лежать. Похоже, ему было не под силу сейчас встать самостоятельно. А шут печально улыбнулся его дракону и тихо сказал, — Пока все обрывки и узлы из него не вытянем, он даже на ноги не сможет подняться.