* * *
Хейвен — настоящая маньячка анонимных групп. За то короткое время, что мы с ней знакомы, она прошла курсы по борьбе с алкоголизмом, наркоманией, патологической зависимостью от партнера, склонностью к долгам, к азартным играм, зависимостью от компьютера, курением, социальными фобиями, неспособностью выбрасывать старые вещи и пристрастием к вульгарности. А вот с лишним весом, насколько мне известно, раньше она не боролась. Сегодня, видно, первое занятие. С другой стороны, уж кому-кому, а Хейвен, с ее невеликим росточком и фигуркой балерины из музыкальной шкатулки, переедание явно не грозит. Впрочем, как и алкоголизм, долги, азартные игры и далее по списку. На самом деле проблема у нее одна: ее напрочь игнорируют занятые исключительно собой родители, оттого она и ищет любовь и одобрение всюду, где только можно.
То же самое и с готикой — не то чтобы Хейвен так уж ей увлекалась. Видно же — она и ходит вприпрыжку, а не крадучись, и в комнате развешены постеры «Джой Дивижн», и обои нежно-розовые — остались от предыдущего этапа, балетного, а до него, в свою очередь, был период увлечения каталогами одежды фирмы «Джей Крю».
Просто Хейвен совсем недавно поняла, что среди массы блондинок в нарядах от «Джуси» проще всего выделиться, если одеться Принцессой Тьмы.
Только вышло все не так, как она надеялась: мама Хейвен увидела свою дочь в новом облике, вздохнула, схватила ключи и умчалась на занятие по пилатесу. А папа у нее вообще подолгу дома не бывает, он просто ничего не заметил. Остин, младший брат, перепугался поначалу, но быстро привык. Одноклассники — те вообще не обращают на нее внимания, они еще с прошлогодних съемок сериала МТВ привыкли к невероятным выходкам.
А я-то знаю, что за всеми этими черепами, шипами и загробным макияжем — просто девчонка, которой ужасно хочется, чтобы ее заметили, услышали, чтобы ее любили. Хочется всего того, чего не досталось ей в предыдущих воплощениях. И если для этого нужно встать перед полной комнатой народа и рассказать душераздирающую историю своей борьбы с очередным ужасным пристрастием, то кто я такая, чтобы ее судить?
В прошлой жизни я не общалась с такими, как Майлз и Хейвен. Мне не было дела до людей с проблемами, разных чудаков, которых все травят и пинают. Я была в элите. Мы все были красивыми, талантливыми, остроумными, богатыми и популярными. Я ходила на школьные дискотеки, дружила с девочкой Рейчел, тоже, как и я, из команды болельщиц, и даже был у меня парень, Брендон, и был он шестым мальчиком, с которым я поцеловалась (первого звали Лукас, но тогда я это сделала на спор, в шестом классе, а о тех, что в промежутке, вообще не стоит вспоминать). Я, правда, никогда не травила и не обижала ребят не из нашей компании — я просто их не замечала. У меня с ними не было ничего общего. Я смотрела сквозь них, как будто они невидимые.
А теперь я и сама невидимка. Я это поняла в тот день, когда Рейчел с Брендоном навестили меня в больнице. Внешне они были такими приветливыми, сочувствовали мне и поддерживали, а в мыслях читалось совсем другое. Их пугали пластиковые капельницы, иголки, воткнутые в вену, мои синяки и порезы, руки и нога в гипсе. Они прятали глаза, лишь бы не смотреть на багровый рваный шрам у меня на лбу. Им, конечно, было меня жаль, но больше всего хотелось удрать из палаты как можно дальше.
Их ауры клубились, сливаясь в одно тускло-коричневое пятно, и я вдруг поняла, что они все больше отдаляются от меня и все сильнее сближаются друг с другом.
Поэтому в первый же день в новой школе я не стала тратить время на ритуальные пляски с компанией Стейши и Хонор, а сразу подошла к Майлзу и Хейвен. Эти отщепенцы приняли мою дружбу без вопросов. Наверное, со стороны мы смотримся странно, а на самом деле я просто не знаю, что бы я без них делала. Наша дружба — чуть ли не единственное хорошее, что есть в моей жизни. С ними я чувствую себя почти нормальной.
Именно поэтому мне надо держаться подальше от Деймена. Его прикосновение, от которого по коже бегут электрические разряды, и его способность заставить весь мир умолкнуть при одном только звуке его голоса — страшный соблазн, которому не следует поддаваться.
Я не хочу поставить под угрозу свою дружбу с Хейвен.
Нe могу позволить себе сблизиться с Дейменом — это слишком рискованно.
Глава 6
Хотя у нас с Дейменом два предмета общие, мы сидим рядом только на английском. Так что он подходит ко мне после урока рисования, когда я уже убрала в кладовку рисовальные принадлежности и собираюсь домой.
Он придерживает передо мной дверь, а я иду мимо, взгляд в землю, и тщетно ломаю голову — как бы отменить приглашение.
Деймен идет рядом, приноравливаясь к моему шагу.
— Твои друзья приглашали зайти сегодня к тебе в гости, но я не смогу.
— О! — говорю я, растерявшись, и тут же мне становится совестно от того, что в моем голосе прозвучала такая неприкрытая радость. — Что, никак не получится?
Я пытаюсь смягчить свою реакцию, сделать вид, будто мне в самом деле хотелось, чтобы он пришел — хотя, по правде говоря, уже поздно.
Его глаза насмешливо блестят.
— Нет, никак не получится. До понедельника!
Деймен прибавляет шаг, направляясь к своей машине, которая стоит в запрещенной для парковки зоне, и — странное дело — мотор у нее уже урчит.
А я подхожу к своей миате. Майлз ждет меня, скрестив руки на груди и сощурив глаза — фирменный знак дурного настроения.
— А ну, говори быстро, что сейчас произошло? Выглядело совсем нехорошо, — заявляет Майлз, ныряя на пассажирское сиденье.
Я открываю дверцу со своей стороны и пожимаю плечами.
— Он не придет. Сказал, что не сможет.
Глядя через плечо, включаю задний ход.
— А что ты ему такое сказала, что он решил не приходить? — сурово спрашивает Майлз.
— Ничего я ему не говорила.
Майлз хмурится сильнее.
— Серьезно, я не виновата, что у тебя испорчен вечер.
Я вывожу машину со стоянки. Чувствуя на себе мрачный взгляд Майлза, огрызаюсь:
— Что?
— Ничего.
Он выгибает бровь и отворачивается к окну. Я-то знаю, что он думает, но молчу, сосредоточившись на дороге. И, конечно, Майлз поворачивается ко мне.
— Слушай, пообещай, что не будешь злиться.
Я со вздохом прикрываю глаза. Ну, поехали.
— Просто… я тебя не понимаю! Ведешь себя совершенно необъяснимо.
Я делаю глубокий вдох и стараюсь не реагировать. Главным образом потому, что дальше будет хуже.
— Во-первых, ты же потрясающе красивая, просто хоть умри — то есть, я думаю, ты можешь такой быть. Но под этими твоими уродскими балахонами ничего не разберешь. Ты меня, конечно, прости, Эвер, но все твои наряды совершенно чудовищны, вроде как нищенские лохмотья, и не надо делать вид, что это не так. И еще я должен тебе сообщить печальную новость: когда ты изо всех сил шарахаешься от абсолютно неотразимого парня, который явно по уши в тебя влюбился — выглядит, мягко говоря, странно.
Он останавливается и ободряюще смотрит на меня, а я мысленно собираюсь с силами в ожидании его следующих слов.
— Конечно, если только ты не лесбиянка.
Я выполняю правый поворот и резко выдыхаю. Может быть, впервые после аварии я радуюсь своей новой необычной способности — по крайней мере, она немного смягчила удар.
— Ну, то есть, было бы просто здорово, — продолжает Майлз. — Я-то сам гей, так что не стану осуждать, правильно?
Он смеется, немного нервно — видно, ему тоже не по себе от такого поворота темы.
Я только качаю головой, нажимая на тормоза.
— Если Деймен меня не интересует, это еще не значит, что я лесбиянка. — И почему я говорю так, словно оправдываюсь? — Чтобы влюбиться, знаешь ли, одной красивой внешности мало. Нужно что-то еще.
Ага, например, теплое прикосновение, от которого по коже разбегаются искры, и огонь в глазах, и соблазнительный голос, от которого весь мир затихает…
— Это из-за Хейвен? — спрашивает Майлз, не поверивший ни одному моему слову.
— Нет.
Я стискиваю руль и злобно смотрю на светофор — скорей бы он переключился с красного на зеленый, скорей бы довезти Майлза до дома и покончить с этим дурацким разговором.
Видно, я слишком быстро ответила — Майлз тут же говорит:
— Ха! Я так и знал! Все из-за Хейвен. Как же, она первая его застолбила! Ну кто ж такие вещи принимает всерьез? Ты хоть понимаешь, что отказываешься от возможности расстаться с невинностью в объятиях самого роскошного парня в нашей школе, а может, и на всей планете? И все из-за того, что Хейвен его застолбила!
— Не говори ерунду, — бурчу я, сворачивая на улицу, где живет Майлз, и останавливаю машину возле его дома.
— А что? Разве ты не девственница? — улыбается он, явно веселясь от души. — Неужели ты это скрыла от меня?
Я закатываю глаза и невольно начинаю смеяться.
Майлз смотрит на меня, потом хватает свой рюкзак и направляется к дому, бросив на прощание:
— Надеюсь, Хейвен заценит, какая у нее хорошая подруга.
* * *
В конечном итоге вечер пятницы отменяется. Ну, то есть, не сам вечер, а наши планы. Заболел Остин, младший брат Хейвен, и кроме нее, некому за ним ухаживать. Спортивный папа Майлза утащил его на футбол, причем заставил надеть цвета любимой команды и вообще делать вид, будто его волнует исход матча. А Сабина, как только узнала, что я буду дома одна, пораньше ушла с работы и предложила сводить меня куда-нибудь поужинать.
Зная, что Сабина не одобряет моего увлечения свитерами и джинсами, я решила, что нужно ее порадовать — после всего, что она для меня сделала. Так что я надела хорошенькое голубое платьице, которое она недавно мне купила, на ноги — туфли на высоком каблуке, специально купленные к платью, губы подкрасила блеском (остатки прежней жизни, когда-то меня волновали подобные вещи), переложила разные нужные мелочи из школьного рюкзака в блестящую сумочку, тоже под цвет платья, а свой обычный хвостик распустила и уложила волосы волнами.
Я уже готова к выходу, и тут откуда-то из-за спины выскакивает Райли и заявляет:
— Давно пора начать одеваться женственно!
От неожиданности я подпрыгиваю чуть не до потолка.
— Господи! Ты меня до смерти напутала! — шепчу я, прикрывая дверь, чтобы не услышала Сабина.
— Я знаю, — смеется Райли. — Так куда вы идете?
— В какой-то ресторан. Называется «Таверна Стоунхилл». В отеле «Сент-Реджис».
Я никак не могу успокоиться, и сердце все еще колотится как сумасшедшее.
Сестра высоко поднимает брови и кивает.
— Стильное местечко.
— А ты откуда знаешь?
Вдруг она там была? Она ведь никогда не рассказывает, где проводит свободное время.
— Я много чего знаю, — смеется Райли. — Уж побольше тебя!
Она запрыгивает на кровать и перекладывает по-своему подушки, после чего удобно устраивается среди них.
— Ну, что делать, — огрызаюсь я.
Мне досадно, что на ней платье и туфли точно такие же, как и на мне. Только она все-таки на четыре года меня младше и ростом значительно ниже, так что на ней этот наряд выглядит, как маскарадный костюм.
— Серьезно, ты бы почаще так одевалась! Не хочу тебя обидеть, но то, что ты обычно на себя напяливаешь, совершенно не катит. Если бы ты и раньше так ходила, думаешь, Брендон обратил бы на тебя внимание? — Райли скрещивает ноги, развалившись на подушках, и явно чувствует себя вольготно, даром что мертвая. — Кстати, ты знаешь, что он теперь встречается с Рейчел? Да-да, они вместе уже пять месяцев. Даже дольше, чем вы, ага?
Я плотно сжимаю губы и притопываю ногой, а про себя повторяю обычную мантру: «Не поддавайся на ее подначки, не поддавайся на ее подначки…»
— Слушай, ты не поверишь — они чуть-чуть не переступили черту! Честное слово! Специально ушли пораньше со школьного вечера, все уже заранее решили, только вот… — Она смеется. — Знаю, сплетничать нехорошо, но я уж тебе скажу: Брендон сделал кое-что совершенно недопустимое и жутко неприличное, и поломал все настроение. Это надо было видеть! Говорю тебе, было дико смешно. Нет, ты пойми меня правильно: он по тебе грустит, и все такое, даже пару раз нечаянно назвал ее твоим именем, но ведь жизнь, как говорится, не стоит на месте, правильно?
Я делаю глубокий вдох и прищуриваю глаза, глядя на сестру. Валяется на моем диване, как Клеопатра, критикует мою жизнь, мою внешность и все остальное, рассказывает новости о бывших друзьях, о которых я не спрашивала… Тоже мне, авторитет сопливый.
Хорошо вот так — являешься, когда захочешь, а мы тут пыхтим, надрываемся в окопах.
И так становится обидно из-за ее нежданных визитов, а по сути — разбойничьих вылазок под благовидным предлогом. Оставила бы она меня в покое, дала прожить остаток исковерканной жизни без вечных наглых комментариев! И я вдруг выпаливаю, глядя ей прямо в глаза:
— Когда же тебя примут в ангельскую школу? Или тебя не взяли, потому что ты такая вредина?
Сестра вся вспыхивает, глаза превращаются в узкие злые щелочки, и тут Сабина стучится в дверь и окликает меня:
— Ты готова?
Я с вызовом смотрю на Райли: а ну, посмей только мне сделать какую-нибудь глупость, чтобы Сабина наконец заметила, что в доме творится неладное.
А Райли только сладенько улыбается и произносит:
— Мама с папой просили передать тебе привет!
И сразу же исчезает.
Глава 7
Всю дорогу до ресторана я не могу думать ни о чем, кроме Райли и ее прощальной реплики. Свинство какое — сказала и удалилась. Я же ее столько раз умоляла рассказать о родителях, ну хоть что-нибудь, хоть самую мелочь! А она на все просьбы только отмалчивается и ни за что не хочет объяснить, почему они не появляются.
Казалось бы, после смерти человек должен стать мягче, добрее… Куда там! Райли осталась такой же нахальной, избалованной и несносной, какой была при жизни.
Сабина предоставляет машину заботам гостиничного служащего, и мы с ней проходим в ресторан. При виде просторного мраморного холла, гигантских цветочных букетов и ошеломляющего океанского пейзажа за окнами я начинаю жалеть о своих злобных мыслях. Райли правду сказала — место действительно стильное. Еще какое стильное! В такой ресторан надо ходить с любимым человеком, а не с угрюмой племянницей.
Нас проводят к столику, покрытому льняной скатертью. На столе стоят зажженные свечи и солонка с перечницей, похожие па серебристые драгоценные камни. Я усаживаюсь и осматриваюсь. С ума сойти, до чего здесь все шикарно — особенно по сравнению с теми ресторанами, к каким я привыкла.
Едва эта мысль приходит в голову, я тут же одергиваю себя. Нет смысла перебирать старые фотографии, без конца прокручивать в мозгу один и тот же клип на тему «Как все было раньше». Хотя, когда рядом Сабина, невольно начинаешь сравнивать. Она ведь папина сестра-близнец, вечное напоминание.
Сабина заказывает красное вино для себя, а мне — содовую, потом мы просматриваем меню и выбираем, что будем есть. Как только официантка уходит, Сабина заправляет за ухо белокурую прядь, светски улыбается и спрашивает:
— Как дела в школе? Как друзья? Все хорошо?
Не поймите меня неправильно — я люблю свою тетку, я ей искренне благодарна за все, что она для меня сделала. Но если она легко справляется с двенадцатью присяжными, это еще не значит, что она сильна в застольной беседе. Ну, что уж тут поделаешь — я вежливо отвечаю:
— Все хорошо, спасибо.
Ладно, может быть, я тоже не умею поддерживать застольную беседу.
Сабина дотрагивается до моей руки, хочет что-то еще сказать, но я уже срываюсь с места.
— Сейчас вернусь, — бормочу я и, чуть не сшибая стул, бросаюсь к выходу.
Дорогу можно не спрашивать — официантка, которую я на бегу задела плечом, смотрит мне вслед и думает: а успею ли я добежать до самого конца длинного коридора?