Ты такой же как я - Висман Дэвид 15 стр.


- Ну, ты и тихушник, Саныч! Зажал магарыч от студента!

Я повернулся к нему со зверской рожей, но Юрьичу на мою рожу было плевать. Он вообще у нас полный пофигист.

- Какой еще магарыч?

- Да девчата уже рассказали, что вы на шашлыки валите. Что практикантик тебе проставляется за спасение. Короче, девчат много, а вас всего двое, так что мы здесь покумекали и решили, что едем с вами.

- Блядь! Какого хера? Кто тебе эту х...ню сказал? Никто никому не проставляется, просто решили шашлыки замутить, ну, и Данила с собой взять. Все же он в их коллектив вписался.

- Ну, вот и ладненько. Выпивон и мясо уже в автобусе. Столик раскладной и стульчики мы тоже взяли, так что тащи все, что у тебя в багажнике в автобус.

- Нахуя?

- А ты что, бухать не собираешься? И девчата, что за рулем тоже обломиться должны? Вы же в одну твою машину не влезете. Значит, придется и девчонкам на своих ехать. А это в плане выпивки – полный облом. А так все в автобус загрузимся, а шофер потом нас развезет. В первый раз, что ли? Чего ты спрашиваешь?

- Да я не об этом. Нахуя вы-то поедете? И кто это - вы?

- Бля, Саныч! Ты что, всю малину возле себя собрать, не делясь, решил? Не жирно вам со студентом будет? Ты чего это коллектив обламываешь?

- Да пацан просто тихий, он девчонок и меня только и знает.

- Ну, вот и познакомится со всеми. Пусть вливается, ему же, как я понимаю, еще работать с нами. Чего ты за него так переживаешь? Маленький он, что ли? Бля, Саныч, не съедим же мы его, в конце концов.

- Черт с вами. Только нам ещё за ним заезжать придется.

- Базара нет. Не вопрос, заедем.

Пришлось выгребать из багажника все содержимое и валить к автобусу. Юрьич с готовностью подхватил сборный мангал и шампура, помогая мне выгружаться. Вдвоем мы быстро все перенесли в салон автобуса, где от вида стоящего ящика со спиртным и бутылей с пивом мне стало хреново. Затевалась нешуточная пьянка.

В итоге из скромного пикника с девчонками получалось, хрен знает что.

А вернее очередная попойка с блядством. Зная своих сотоварищей, дело шашлыками вряд ли ограничится. Как пить дать, все это безобразие закончится в сауне. Как ко всему этому отнесется Данил, я даже думать боялся. Что он не обрадуется такому количеству начальственных харь, я не сомневался.

Вот только каким мне это боком вылезет...

Пить начали сразу, как только сели в автобус. Так что когда мы подъехали к дому практиканта, все уже пропустили по паре стаканчиков коньяка. Ленка только успевала всех подкалывать и заводить. Завгар уже травил не первый анекдот, мануальщик клеился к Людочке, остальные тоже время зря не теряли, подкатывая к девчатам. Пикник обещал быть веселым.

Практиканту о составе шашлычников я решил не говорить. Залезет в автобус, все сам увидит.

Открыла мне его мама. Красивая и ещё молодая женщина.

- Я вас таким и представляла! Татьяна, отчества не люблю. Так что просто Татьяна, – сходу огорошила она меня.

- Дима. И можно на "ты". – Мне понравилась её простота и её красота. Данил был похож на неё. Глазами, губами, овалом лица - копия мамы.

От благодарности Татьяны, которую она мне выражала со стоящими слезами в глазах, мне стало неудобно. Знала бы она, как я над её сынулей изгалялся и из-за кого ему пришлось все это пережить.

Практикант, вышедший следом за ней, обнял её за плечи и легонько подтолкнул к кухне.

- Мам, ну, хватит. Давай мне, чего вы там с батей наготовили, а то там девчонки ждут.

Увидев Данькин козлячий пух на бороде, меня разобрал смех.

- Дань, иди, побрейся по-быстрому, не смеши девчат. Ленка тебя засмеёт, с этой твоей бородкой.

Он вспыхнул, как красный фонарик.

- Мы с отцом ему тоже об этом говорим. Как дурачок, с этими тремя волосинками, так он нас не слушает, – засмеялась Татьяна.

Данил зыркнул на неё и скрылся в ванной.

- С характером. Тихий, тихий, а потом как взбрыкнет. Проходите, Дмитрий, на кухню, я вас чаем напою, пока этот охламон бриться будет. - У нее тоже ямочки, когда улыбается.

Я даже засмотрелся. Красивая женщина. В юности, наверное, отбою от ухажеров не было.

- Спасибо, но там коллектив ждет. Я пойду, предупрежу, что Данька минут через десять выйдет. Мы его в автобусе подождем.

- В автобусе? Вы на автобусе едете?

- Ну, нас же много, в машину все маркетологи бы не влезли.

- Понятно. Дима, вы сумку сразу Данькину захватите, пожалуйста.

У него еще ребра болят. Мы с отцом там собрали, по мелочи.

"По мелочи" - оказалась спортивная сумочка, килограмм так на надцать.

- Татьян, вы чего туда напихали? Мы вообще-то все взяли уже.

- Не спорьте, Дима. Там ничего такого. Вас же много, все выпьете и съедите. Что сегодня не осилите, потом пригодится. Там мясо отец замариновал, он в этом ас. Две банки трехлитровых, так что осторожней, не разбейте. Он ведерки у нас пластмассовые не признает. По старинке, в стекле маринует. С магазинными шашлыками не сравнить, сами убедитесь. Ну, и винцо домашнее для девчат и водка корейская со змеями на жень–шене. И по мелочи: колбаска домашняя, я сама делаю. Помидорчики да огурчики. Фрукты. Разберетесь, в общем.

У меня от всех перечислений в животе заурчало. Татьяна засмеялась.

- Может, выпьете все-таки чаю?

- Нет, спасибо. Пойду. А вы поторопите Данила, пожалуйста.

В автобусе без меня не скучали. Антоныч - начальник компрессорной, прихватил с собой гитару - свою неизменную спутницу. Он специально купил её на работу к себе в кабинет, чтобы домашнюю не таскать. Играть и петь он умел и любил.

И сейчас развлекал компанию частушками, пока ещё не похабными.

- А Данька где? – удивленно взглянула на меня Леночка.

Сдаётся мне, что она неравнодушна к практикантику.

- Сейчас спустится. Принимайте магарыч и шашлыки. – Я сунул сумку мануальщику, а сам остался на улице курить. Завгар выскочил из автобуса и пристроился рядом, тоже закурив.

Нужно было видеть Данькины глаза, когда, выйдя из подъезда, он увидел автобус и завгара. Юрьевич, заметив его панику, засмеялся.

- Не ссы, студент! Мы маленьких не обижаем. Прыгай в автобус, тебя только и ждем.

Студент смерил меня взглядом, обещающим все казни и пытки, какие есть. В ответ я пожал плечами и, кивнув на автобус, вздохнул:

- Не виноватый я, они сами пришли.

Девчонки Данила зачмокали и затискали, он только кряхтел и ойкал. Мужики глядели на это дело с ухмылочками.

- Ну, все, конкурент прибыл. Куда нам старым пердунам до молодых. Нас бы кто так потискал, - ворчал Борис Сергеевич, главный наш инженер, сорока пяти лет отроду, самый из нас старый, после Валерьевича. Оптовик Григорий Яковлевич только посмеивался, колыхая своим необъемным животом, а начальник фабрики мороженого Алексей - тридцатитрехлетний красавец с самодовольной рожей - перемигивался с завгаром.

- Да куда им, салагам, до нас. Так, потискать, как братика. Мы, Сергеевич, вне конкуренции. Вон, Саныч у нас чего только стоит. Мачо! А студентику до нас еще заматереть надо. Так что, мужики, не расстраивайтесь, вот приедем на озеро, посмотрим, кто кого тискать еще будет.

- Даже не надейтесь, Алексей Викторович! – возмутилась Леночка.

- Ох, Ленок, вредная ты, вот за это я тебя и люблю! - послал ей воздушный поцелуй Викторович.

Я поймал взгляд Даньки. Он с прищуром оглядел сначала меня, затем все присутствующее начальство и выдал:

- Ну, через годика три и я мачо буду, не хуже Дмитрия Александровича, а вот он уже старым к этому времени станет.

- Ну, вот и пожалуйста, – вздохнул Борис Сергеевич, - если уж молодежь считает, что Димка старый пердун, так из меня, по их мнению, вообще песок сыплется.

- Старый конь борозды не портит, – подмигнула ему Анечка. – Вы, Борис Сергеевич, мужчина в самом соку. Жаль, женатый только.

- Опаньки! Сергеевич, я уже тебе завидую! Анечка, я не женатый! И я еще жеребец хоть куда!- метнулся к девушке шустрый завгар.

- Ага, все вы неженатые, когда налево идете. – Анечка сбросила со своего колена руку завгара.

- Не, честно, Ань. Ты разве не в курсе? Я в том месяце развелся, теперь свободен, как птица в полете.

- Да про ваши ежемесячные разводы весь холодильник уже в курсе.

Я слушал все эти шутливые перепалки вполуха. Смотрел на Даньку и думал о Маше. Я ничего ей не сказал, что задержусь, а телефон отключил. Не только я, все сидящие мужики в автобусе. Как нас только жены терпят. Юрьевич со своей разбегается после каждой такой пьянки. Она собирает детей и уходит жить к матери, а он, нагулявшись, идет потом её забирать, просит прощения и клянется, что это в последний раз. И она возвращается. Всегда.

Настроение у меня было фиговое. Я не хотел всю эту толпу. Я хотел всего одного человека – его. А он болтал с девчатами и не обращал на меня никакого внимания. Вообще.

И мне захотелось снова подкалывать его, доставать, злить, выводить из себя. Это, наверное, единственный способ, обратить на себя внимание.

********** ГЛАВА 23

Шашлыки получились на славу, как и сам пикник.

Вопреки моим ожиданиям Данил чувствовал себя в компании не зажато.

Смеялся вместе со всеми анекдотам, которые лились, как из рога изобилия – мужики наперебой травили их, кочевряжась перед девчатами.

А когда Антоныч заиграл на гитаре и запел, Данька не отрывал от него восхищённых глаз и подпевал вместе с девчонками. Пил наравне со всеми, не ломаясь и не отказываясь. Раскрасневшийся от алкоголя, он облокотился на Ленку, а она обвила его шею руками и то и дело скармливала ему кусочки мяса, он же не сводил глаз с начальника компрессорной.

Я, молча, хлестал водку и буравил практиканта взглядом. Внутри всё кипело. Обычно я тоже травлю анекдоты и вообще не скучаю в компании, но не сегодня.

Георгий Яковлевич попросил Антоныча спеть его любимый романс «Я встретил вас» – и Данька вдруг запел его вместе с гитаристом. Дуэт у них получился просто потрясающий.

Пока они пели, моё сердце как будто остановилось. Никогда ещё так красиво не звучал этот романс в исполнении Антоныча. Он сам, по-видимому, был в восторге. Как только отпустил струны, протянул руку Данилу.

– Держи пять парень. Голос у тебя охрененный. Молодёжь обычно эти песни не знает, часто поешь?

Данил пожал руку компрессорщику, улыбаясь

– У меня мама здорово поёт и дядька. Это у них семейное. Как какое застолье – так обязательно с песнями. Их отец был первым певцом и балалайщиком в деревне.

– Балалайка? Серьёзно?

Данька кивнул, всё так же улыбаясь и не сводя с Антоныча глаз.

– Ну, а ты умеешь играть? На балалайке или гитаре?

– Нет, я только петь могу, и то только поддатый. – Данил засмеялся.

– Ну, всё, парень, ты попал, теперь от наших гулянок не отвертишься, – похлопал его по плечу Борис Сергеевич.

У меня уже чуть пар из ушей не валил. На языке вертелись сплошные матерные междометия.

Какого хера, спрашивается, он лупится так на Антоныча? Что, блядь, за гляделки такие. Я уже было собрался подхватить Даньку за шкварник и уволочь для выяснения в кустики, под видом «пошли отольём», как услышал эти самые слова над своим ухом.

Юрьич буквально навис надо мной.

– Саныч, разговор есть, пошли отольём.

Я нехотя встал, запихал все свои эмоции подальше в задницу и пошёл за ним. Отошли мы довольно таки далеко от стоянки.

Пристроились к старой берёзе. Завгар повернул ко мне лицо и, заправив хозяйство в штаны, прокашлялся, словно речь собрался толкнуть.

– Димыч, ты палишься.

Блядь, я чуть на штанину себе не нассал, так руки дёрнулись.

– Ты о чём? В смысле – я палюсь? – Спокойно заправился и сделал морду кирпичом, словно не понял о чём речь.

– О пацане. Это ведь тот практикант, чьей задницей тебя Валерьич подкалывал. И ты в натуре на него пялишься, как на тёлку какую-то. Ты, блядь, запал на него, что ли? Я хренею, Димыч, у тебя же желваки от злости ходили, пока они с Антонычем пели. Мне по хрен, но если тебя ещё кто из наших спалит? Какого хрена, Саныч? Что с тобой?

Злость на Данила, на себя, на Юрьича накрыла, словно обрушившийся потолок. Перед глазами пелена, скрежет зубов так, что даже челюсть свело, кулак в ствол дерева, боль на ободранных костяшках, и голос завгара:

Назад Дальше