- А вы мне нравитесь, - заявил Риверте, отхлёбывая в очередной раз из бутылки с ячменной водкой, которую он пил, как воду, пока лекарь трудился над его рукой. - И сиру Уильяму тоже нравитесь - правда, Уильям? Он пригласит вас остаться в Тэйнхайле подольше и платить станет вдвое против того, что вам давал этот скряга Роберт.
Лекарь завозился над шиной вдвое усерднее, а Уилл, сглотнув, кивнул. Они с Риверте так и не поговорили до сих пор обо всём случившемся, им ни на миг не давали остаться наедине, и у Уилла голова шла кругом при мысли о том, что произойдёт, когда они всё-таки останутся вдвоём. Утешало только одно - вряд ли это будет скоро, потому что дел в захваченном замке было невпроворот. Уилл вдруг с удивлением понял, что все считают, будто он здесь теперь хозяин. Впрочем, а кто же, если не он? Роберт сидел в темнице, в той самой камере, где сам держал Риверте, и сторожили его люди графа. Двор был завален ранеными и мертвыми - первых нужно было где-то разместить и выходить, последних - похоронить, пока не пошёл смрад. Заниматься всем этим было некому, кроме Уилла, и он, убедившись, что и графу, и графине оказана необходимая помощь, побрёл, шатаясь, отдавать свои первые приказы в качестве хозяина замка Тэйнхайл.
Хотя он никогда, ни в прошлой своей жизни, ни в этой, не хотел быть хозяином Тэйнхайла.
Уже смеркалось, когда все основные приказы были отданы и выполнены. У тэйнхальского лекаря было дел невпроворот, служанки и горничные с ног сбились, помогая ему - раненых, с обеих сторон, оказалось более двухсот человек, и обагрившиеся кровью стены замка дрожали от стонов. Уилл тоже дрожал, на этот раз - от смертельной усталости, такой, какой он не знал никогда в жизни. Как мог Риверте в Даккаре одновременно вести людей в бой, сражаться, думать о раненых, о мёртвых и о живых, о тех, кого защищал, о тех, от кого отбивался, и о нём тоже?.. Уилл в последний раз убедился, что всем хватает места, что отряд, хоронивший павших, уже вернулся, что раненым хватает сиделок, а невредимым - еды, и только тогда, шатаясь от усталости и цепляясь за лестничные перила, добрёл до своей спальни, которую занимал в замке много лет назад, ещё будучи здесь не захватчиком, а членом семьи.
В ней ничего не изменилось с тех пор, но Уилл отметил это только краем сознания. Он повалился на кровать и лежал так какое-то время, наслаждаясь блаженным чувством, что ему ничего не надо делать. Потом попытался стянуть один сапог с ноги другой ногой. Когда это у него не получилось, он со стоном выпрямился и наклонился вперёд, чтобы взяться за него руками.
Риверте сидел в угловом кресле напротив него, закинув ногу на ногу. Он вымылся, чистые волосы падали ему на лоб, от чего в его лице появилось что-то мальчишеское. Он смыл грязь и кровь, и ссадины на его скулах и челюсти уже не казались такими чудовищными. Что было чудовищным - так это его глаза. Раненая рука лежала на перевязи, перекинутой через шею, но другая, здоровая, зловеще сжимала подлокотник кресла.
Уилл так и сидел, вытянув перед собой ноги и взявшись за сапог, и смотрел на него. Он не знал, что сказать; нечего было говорить. Он просто ждал.
Голос Риверте в тихой тёмной комнате прозвучал, как удар хлыста.
- Снимайте штаны.
Уилл моргнул. Он ждал чего угодно, но только не этого.
- Сир, - сказал он слегка смущённо, выпрямляясь. - Я... я тоже скучал по вам, но... вы не думаете, что... вы же ранены.
- Снимайте штаны, сир Норан.
Нет, ему совершенно не нравилось, как это звучало, хотя в последние шесть лет Уилл подчинялся этому приказу с неизменным удовольствием. Но ведь не сейчас же, господи, и... и почему он по-прежнему так жутко смотрит?
- Зачем? - подозрительно спросил Уилл, вдруг подумав, что что-то тут не так.
Риверте выгнул бровь.
- А вы как думаете? Я буду вас пороть.
- Что? - задохнулся Уилл.
- Ремнём. По голому заду. Как дурную козу, без сомнения, числившуюся среди ваших духовных предков. Я в последний раз повторяю: снимайте штаны, или я сделаю это сам, и видит бог, тогда ваши вопли будут слышны до самой Сианы.
Уилл откинулся назад, сглатывая и чувствуя, как лицо заливает краска. Он никогда не замечал за Риверте пристрастия к рукоприкладству, будь то хоть наказание слуг, хоть любовная причуда, но сейчас граф как будто был совершенно серьёзен. Во всяком случае, по тому, как ритмично сжимались и разжимались его пальцы на ручке кресла, Уилл понял, что рука эта в буквальном смысле чешется, так жаждет всыпать ему по первое число.
Что ж... он заслужил. Он не углядел за Лусианой, он рисковал ею и собой и... он заслужил.
Вздохнув, Уилл встал и взялся руками за штаны, покорно готовясь спустить их на бёдра.
То, что случилось потом, произошло в мгновение ока. Только что Риверте сидел в кресле - а в следующий миг уже стоял перед Уиллом, схватив его за загривок и притянув к себе, так, что грудь Уилла вдавилась в его грудь. Уилл ощутил кожей тугую повязку на его рёбрах, и невольно вздрогнул, как будто переняв его боль. Он застыл, не понимая, что происходит, всё ещё придерживая штаны руками.
- Сир? - неуверенно проговорил он, не смея глядеть ему в лицо. - Вы... как вам... мне лучше лечь или...
- Что самое чудесное в вас, - сказал Риверте, запуская пальцы левой руки ему в волосы, - это то, что, спустя все эти годы, вы совершенно не меняетесь.
И поцеловал его, глубоко, жарко, нежно, мягко, тепло.
Уилл застонал ему в рот - он не знал, от страсти или от облегчения. Его руки взметнулись вверх, сцепляясь у Риверте на шее, стиснулись, и тут же разжались, когда Риверте слегка вздрогнул. Уилл совсем позабыл, что у него, должны быть, по-прежнему адски болит всё тело.
- Простите, - пробормотал он. - Я...
- Да, да. Извиняйтесь, Уильям, прошу вас, для меня ваш лепет как музыка. Начните с того, за каким чёртом вас принесло в Тэйнхайл вместе с моей женой, когда король объявил меня вне закона и под страхом смерти запретил кому бы то ни было меня спасать.
- А я вас и не спасал. Это вышло совсем случайно, - ответил Уилл, и был вознаграждён за все свои мучения недоумённым выражением на лице Риверте.
- Правда? Объяснитесь.
Уилл рассказал ему про хитрость, придуманную Лусианой, решившей обойти запрет короля путём апелляции к вражде Уилла со своим старшим братом. Риверте, выслушав, улыбнулся с нескрываемым восхищением.
- Вот это женщина, а? Я бы и сам не додумался. Ну, во всяком случае, не так быстро.
- Я тоже, - сказал Уилл. - Когда я узнал, что вы... что вас... я как будто голову потерял. Я не знаю... не знаю, что бы я делал. А она сохраняла полное хладнокровие. Я думал, это оттого, что ей на вас наплевать, но если бы не она, я бы не придумал сам, как вас спасти. И она вдохновила солдат, она... она правда вас достойна, сир, она вас очень-очень достойна.
Он задохнулся, когда Риверте молча провёл левой ладонью по его щеке, и Уилл понял, что она опять мокрая. Разбитые губы мягко коснулись его век, тёплый влажный язык слизнул слёзы с ресниц.
- Ну вот, вы снова ревёте. Ну что это такое, сир Норан? Вы сегодня осадили неприступный замок, победили и утёрли нос своему напыщенному братцу. Радоваться надо, а не реветь.
- Я н-не знаю, - всхлипнул Уилл - он честно старался сдержаться, господи боже, ну ему же не три года, и всё уже позади, почему же ему сейчас так плохо? - Н-не знаю, простите... я пойду...
- Никуда вы не пойдёте, не говорите глупостей. Садитесь. Вам бы сейчас хорошего крепкого самогону, но я весь выпил. Ну сядьте же.
Риверте усадил его на кровать и сам сел рядом, всё ещё обнимая за шею. Уилл вздохнул и торопливо утёр нос рукавом. Теперь, когда Риверте, кажется, отказался от мысли выдрать его ремнём, как дурную козу, на душе у него немножечко полегчало.
- Я знаю, - сказал он, - знаю, что вы мне хотите сказать. Что я не должен был рисковать сирой Лусианой и вашим ребёнком и... собой тоже. Но я же не мог вас бросить. Ну как вы не понимаете, сир, я не мог вас бросить. Я вас...
- Уильям, перестань. Не надо. Отдышись, - мягко сказал Риверте, и Уилл понял, что и впрямь задыхается. Сердце у него колотилось, как бешеное. Он тяжело вздохнул и без сил привалился головой к плечу Риверте. Тёплая ладонь легла ему на затылок, вжимая лицом в сильную шею.
- Просто никогда так больше не делай, - сказал Риверте, перебирая мокрые от пота волосы на его затылке, и Уилл огрызнулся:
- А ты не попадайся - вот и не буду делать.
Риверте тихонько фыркнул.
- Стоило попасться, чтобы поглядеть, каким боком это выйдет Рикардо. Хотел бы я видеть его физиономию, когда он узнал.
Уилл вскинулся, недоверчиво глядя в его расслабленное лицо.
- Вы ещё скажите, что попались нарочно!
- Ну что вы, до такого безрассудства даже я бы не дошёл. Но да, я понимал, что, если такое случится, Рикардо мне помогать не станет. И это правильно. Я вляпался сам, и выбраться - это была моя забота. На его месте я поступил бы точно так же.
Уилл отодвинулся от него. Недоверие в его лице стало ещё более явным.
- И это... - проговорил он, с трудом подбирая слова, - это вы, вальенцы, называете дружбой?! Смотреть, в какую ловушку себя загонит один из вас по вине другого, и забавляться, наблюдая, как он станет выпутываться? Да не пошли бы вы к чёрту, сир, с такой дружбой и такими друзьями!
Глаза Риверте расширились. О нет, подумал Уилл, чувствуя, как его внезапно захлестывает злость, только не засмейся сейчас, только попробуй, только попробуй засмеяться...
- Уильям! Я ушам своим не верю. Вы только что послали меня к чёрту?!
- Сир Риверте! - завопил Уилл. - Это подло, сир! Вы же ранены и знаете, что я не могу сейчас вас ударить, а мне очень хочется!
- Господи, как же я тебя люблю, - сказал Риверте, опрокидывая его на спину, и следующий возмущённый крик Уилла превратился в неразборчивый стон под его губами.
Риверте целовал его долго, жадно и глубоко. Потом перекатился на спину, молчаливо предоставляя Уиллу власть над положением. И хотя Уилл знал, что причиной тому была его раненая рука, чувство этой внезапной власти было невозможно пьянящим - Риверте крайне редко отдавал ему инициативу в постели. Когда Уилл оказался над ним, Риверте зашарил ладонью по его груди, нетерпеливо развязывая шнуровку рубашки. Уилл, не разрывая поцелуя, схватился было обеими руками за ткань на своих боках, чтобы стянуть её через голову... и понял вдруг, что если сейчас они начнут заниматься любовью, то не перестанут, пока все мысли не вылетят у него из головы. Он резко выпустил ткань, выпрямился и отбросил от себя руку Риверте, уже шаловливо скользнувшую ему в штаны. Рука тут же полезла назад, и Уилл жёстко стиснул её за запястье.
- Ну что? - страдальчески спросил Риверте, кротко глянув ему в глаза снизу вверх. - Что такое?
- Наш разговор, сир, далеко не окончен. Вы меня отчитали, теперь моя очередь.
- Ох, Уильям, - Риверте скривился. - Ну не будьте занудой. Знаю, знаю, я поступил опрометчиво...
- Опрометчиво?! Вы считаете это подходящим словом?
- А чем оно вам не нравится? Полноте, Уилл, не браните меня. Я и так достаточно настрадался за свою самонадеянность, вам так не кажется? - и он беспомощно поднял свою раненую руку с туго перебинтованной кистью, глядя на Уилла так кротко и смиренно, как только можно было вообразить это в отношении к Фернану Риверте. Уилл внутренне вздрогнул, вспомнив, как выглядели эти пальцы без повязки.
- Вы цинично и расчетливо давите на жалость, - пробормотал Уилл. - Это гнусно.
- Знаю, - обезоруживающе улыбнулся Риверте. - И это вполне в моём духе, разве нет?
- И я даже не могу просить вас, чтобы вы обещали впредь себя получше беречь? - обречённо спросил Уилл - и не удивился, когда Риверте с сожалением покачал головой.
- Нет, не можете. Я такой, какой есть, Уильям, я так устроен. Меня не переделать. Боюсь, что вам придётся смириться и с этим тоже, как вы миритесь с моим себялюбием, тщеславием и отсутствием музыкального слуха.
Уилл тяжело вздохнул и ткнулся лбом ему в плечо.
- И вы даже теперь не оставите ваших планов насчёт Аленсии, да?
Риверте ответил не сразу. Уилл запоздало подумал, что, возможно, не стоило задавать этот вопрос так скоро - горечь поражения была ещё слишком свежа, и этим вопросом Уилл, сам того не желая, мог его ранить. Он вскинул голову, открывая рот в намерении забрать свои слова назад, и тут Риверте ответил:
- Думаю, что оставлю. Я действительно действовал несколько... хм... опрометчиво, да, я считаю, что это самое подходящее слово. Понимаете, - медленно проговорил он, глядя мимо Уилла, - моя беда в том, что я никогда не проигрывал. Никогда прежде. Я... я не знал, каково это, не знал, что это вообще такое. Нет опасней врага, чем тот, кого не можешь вовремя распознать. Я не узнал своего врага, Уильям. Я не узнал поражение, когда оно уже смотрело мне в лицо. И поплатился за это.
- Не вините себя, - тихо сказал Уилл.
- Я и не виню. Просто это урок, который мне стоило усвоить много раньше. Вы знаете, Уильям, я не слишком в ладах с вашим господом богом, но по какой-то неведомой причине он любит меня больше, чем я заслуживаю. С другой стороны, как видите, это вышло мне боком. Сейчас, боюсь, я уже слишком стар, чтобы переосмысливать мою картину мира, в которой бесподобный сир Риверте всегда побеждает.
- Ну вот, опять вы давите на жалость, - заметил Уильям. - А мне сейчас надлежит пылко заверить вас, что вы ни капельки не стары и ваши лучшие годы у вас впереди?
- Мне надо, чтобы вы не говорили это, Уильям, - слегка улыбнулся Риверте. - Мне надо, чтобы вы это сделали.
Уилл непонимающе нахмурился, хотел было спросить, о чём это он - но Риверте пресёк расспросы, коротко и звонко поцеловав его в нос. Уилл почувствовал, как тревога, мучившая его последние несколько месяцев, впервые отпускает его, кажется, почти совсем отпускает... почти совсем. Они лежали на кровати в тёмной комнате, звуки со двора не доносились сквозь плотно закрытые ставни, и во всём Тэйнхайле, во всей Вальене, во всей вселенной не было ничего, что имело бы сейчас значение.
Вот только...
Пальцы Риверте легли Уилла на подбородок. Он, не сопротивляясь, позволял приподнять себе голову. Он знал, что от этого человека ничего не скроешь.
- Что вас ещё тревожит? - мягко спросил Риверте, слегка поглаживая кончиками пальцев его челюсть. - Давайте, выкладывайте.
- Не тревожит, - Уилл покачал головой, впрочем, осторожно, чтобы не стряхнуть ненароком эти пальцы. - Это... другое. Я просто думал... - он вздохнул. Как всегда, говоря о самом главном, он не мог подобрать слова. - Роберт сказал, что я предатель. Что я предал свою семью, свой род, свою страну. Я ни о чём не жалею, - поспешно добавил он, боясь, что Риверте поймёт превратно. - Ни о чём, поверьте мне, сир. Но в то же время... я...
- Вы думаете, что ваш брат, несмотря ни на что, сказал правду? - закончил за него Риверте, и Уилл кивнул, радуясь, что ему не пришлось говорит этого вслух.
Риверте перестал поглаживать его подбородок и раздражённо вздохнул.
- У вашего брата, Уильям, весьма странные представления о верности, чести и патриотизме. Даже более чем странные - я бы сказал, извращённые. Вы ведь знаете, как он вынудил меня сдаться?
- Да. Гальяна писал, что иначе городок, в котором вы встретились, предали бы огню и мечу...
- Хиллэсский городок, Уильям, заметьте. Где живёт несколько тысяч невинных людей, никогда не думавших браться за оружие. Мой друг Индрас передал мне ультиматум, пока ваш брат с отрядом наёмных головорезов выжидал сигнала под городским частоколом.
- Он... он блефовал, - голос Уилла дрогнул. - Индрас знал, что вы не допустите этой бойни, что вы сдадитесь...
- Он не знал этого, Уильям. Надеялся на это, учитывая моё настроение, моё положение и некоторые известные ему особенности моего характера. Но наверняка он знать не мог. Потому что в иных обстоятельствах, не будучи... в том настроении, в котором я тогда был, возможно, я бы отказался.