- Почему? - прошептал Уилл.
- Потому что вы были правы, а я сплоховал. Его величество король Рикардо Четвёртый, прозванный великим, и впрямь ревнует меня к вам. Причём ревнует зверски, так, как пристало стареющей куртизанке, а никак не монарху и сюзерену. Досадно, что он не понимает, что мне всё равно никуда от него не деться, и пользуется своей властью не самым достойным из возможных способов.
- Властью? - не открывая глаз, повторил Уилл. - Разве кто-то обладает властью над Фернаном Риверте?
- Конечно. Фернан Риверте - всего лишь человек. Вы и сами это знаете.
Если в этих словах и был намёк на утешение - Уилл его не уловил. Он глубоко вздохнул, веля себе быть стойким, и отстранился от графа, как можно спокойнее глядя ему в лицо.
- Он приказывает вам жениться?
- Не совсем, - улыбка Риверте стала почти смущённой, словной ему было неловко признавать свою слабость.
- Он угрожал вам?
"Угрожал, что в противном случае меня арестуют, или убьют, или..."
- Угрожал? Нет, Уильям, что вы. Он знает, что угрожать мне бесполезно, к тому же он мой друг, а шантажировать друзей - это подлость.
"А загонять их в угол посулами и обещаниями - не подлость?" - подумал Уилл. Он уже понял, что произошло, но всё равно спросил:
- Так что же, если не угроза?
- Нечто худшее, Уильям. Взятка. Я обычно не беру взяток, но есть вещи, от которых невозможно отказаться. То, чего хочешь на самом деле сильно... вы же знаете, я всегда получаю то, чего хочу очень сильно, - добавил он, проводя ладонью по рёбрам Уилла и останавливая её против его дико колотящегося сердца. Уилл отступил. Ему хотелось сказать: "Перестаньте оправдываться, сир, вы унижаете этим себя гораздо больше, чем могли бы унизить меня, не извиняясь". Но вместо этого он сказал:
- Значит, Аленсия. Он обещал вам Аленсию.
- Да.
- И вы думаете, он правда примет ваш план вторжения? После того, как долго он вам отказывал...
- Он просто ломался, Уильям. Это наша с ним давняя игра: один из нас уговаривает, другой кочевряжится. На этот раз я выиграл, и мне нелегко далась эта победа.
"Вы так уверены, что это - победа?" Молчите, сир Норан, молчите. Прикусите покрепче ваш болтливый язык и молчите, покуда хватает сил.
- Уильям, мне правда жаль.
- Не стоит. Я это переживу, - гордо ответил Уилл, и Риверте тихо засмеялся.
- Сколько достоинства и самоотверженности, мой бедный мальчик. Много больше, чем я на самом деле заслуживаю. Вы знаете, чего мне действительно жаль? Того, что по моей вине вы сами всего этого лишены. Что вы не пойдёте к венцу, не скажете этих глупых, но отчего-то трогательных клятв, не познаете строгой торжественности брачной ночи. Это вряд ли самое лучшее из переживаний, могущих выпасть на долю смертного, но это то, что, я думаю, стоило бы испытать такому пылкому и поэтичному сердцу, как ваше... а я лишаю вас всего этого.
- Полноте, сир, - растроганный такой редкой чуткостью со стороны Риверте, сказал Уилл. - Я прекрасно понимаю, что вы не можете жениться на мне.
Синие глаза графа Риверте широко распахнулись. Его ладонь, всё ещё лежавшая у Уилла на сердце, дрогнула, и через миг он разразился хохотом - таким громким, заливистым и искренним, что зазвенели бокалы на столе.
- Портянки святых угодников! Вы что, решили, будто я жалею о невозможности жениться на вас? Да я о том, что из-за меня вы не поведёте к алтарю какую-нибудь хорошенькую дурочку из деревни, вот и всё! Хотя, - добавил Риверте, задумчиво глядя, как пунцовая краска заливает Уиллу лицо, - пожалуй, в этой мысли что-то есть. Я бы немало отдал за то, чтобы увидеть вас в подвенечном платье. Вам определённо должно пойти.
- Опять вы издеваетесь надо мной, - прошипел Уилл, в ярости отскакивая от него. Его щёки пылали так, что ему было почти больно - и поделом, ну в самом деле, как можно было сморозить такую глупость?! Риверте, всё ещё весело улыбаясь, шагнул к нему - и Уилл отступил снова. Улыбка Риверте стала шире, он сделал обманный жест, притворяясь, будто снова наступает на Уилла - и когда тот шарахнулся, избегая его объятий, быстро шагнул вправо и обхватил его за плечи, притянув к себе и терпеливо дождавшись, пока Уилл перестанет барахтаться и брыкаться в его руках.
- Ну хватит, Уильям, - миролюбиво сказал он. - Всё это, на самом деле, вздор. Вот вы побывали всего один раз на месте той, которая должна выполнять обязанности хозяйки дома - устраивать балы, развлекать гостей, улыбаться людям, которые на самом деле вам омерзительны. Разве вам всё это по нутру? Клянусь, вы никогда больше не будете этого делать. И даже присутствовать на подобных балаганах вам не придётся.
Уилл застыл, тут же прекратив вырываться. От последних слов графа его будто кипятком окатило. Он вскинул голову, забыв о своих жалких попытках быть сдержанным и уставившись на Риверте широко раскрытыми глазами. Во рту у него пересохло.
- Вы... вы меня... отсылаете?
- Нет, конечно, если ты сам этого не захочешь, - сказал Риверте и, пробежавшись кончиками пальцев по его щеке, закрыл ему рот своими губами, заглушив то, что Уилл, вероятно, на сей раз не сумел бы удержать в себе.
"Но я захочу этого, и очень скоро - вы это хотели добавить, не так ли, монсир?"
Зная Фернана Риверте некоторое время, было легко заметить за ним одну особенность: решившись на некое большое и значительное дело, господин граф почитал его уже наполовину сделанным, и только тогда удосуживался задуматься, а как, собственно, он собирается добиваться поставленной цели. В возрасте шести лет от роду он решил покорить мир; в возрасте двадцати девяти лет он решил соблазнить Уилла Норана; в возрасте тридцати пяти лет он решил обзавестись супругой - и каждое из этих решений никоим образом не сопровождалось хотя бы примерными планами по его воплощению.
Попросту говоря, Риверте решил жениться, но покамест понятия не имел, на ком.
- Слепой случай, Уильям, - заявил граф слегка растерявшемуся Уиллу, когда тот выразил некоторое удивление по этому поводу. - Это сделало меня, которого отец решил отдать в монахи, независимым и свободным сиротой. Это подтолкнуло вас подняться в мою спальню в Даккаре в тот бесславный вечер, когда я надрался, как свинья, и оказался в настроении затащить вас в постель. Это решит мою судьбу теперь. Ну и почему вы опять дуетесь?
- По-моему, это глупо, - пробормотал Уилл, и Риверте ответил:
- Возможно. Зато это совершенно точно будет весело.
И да - ему было весело. А вот Уиллу - не очень.
Весть о том, что самый завидный и знаменитый холостяк Вальены решил остепениться, облетела столицу в мгновение ока. Склон Платинового Холма, на котором стоял особняк Риверте, тут же стал популярнейшим местом обеденных прогулок незамужних дам с их маменьками, нянюшками и компаньонками. В день перед воротами дома графа Риверте ломались по меньше мере две-три кареты, и три-четыре импозантные молодые сиры падали из седла, сморённые жарким полуденным солнцем, после чего их, разумеется, приходилось уводить в дом и приводить в чувства нюхательной солью. Не обнаружив сира Риверте дома, юные сиры с заметным разочарованием удалялись, но на смену им являлись новые. Уилл был потрясён тем, сколько, оказывается, незамужних дам разного возраста и разной степени потрёпанности обитало в Сиане. Роднило их одно: все они хотели замуж за Риверте.
И его это, судя по всему, забавляло до крайности.
Уилл знал, что граф не сможет упустить такой роскошный повод поглумиться над высшим сианским обществом. И точно - теперь балы в его доме стали традицией и давались еженедельно по вторникам и четвергам, а иногда и по субботам. Приглашения на них выписывались строго именные, и заполучить такое считалось всё равно что вытянуть на ярмарке лотерейный билет, позволяющий весь праздник напролёт задарма кататься на карусели. Десятки, если не сотни знатных сианских (и не только сианских, новость мгновенно облетела и близлежащие провинции, вызвав там большое оживление) девиц ринулись на эту карусель, подхватив юбки и отдавливая друг другу ножки в кружевных туфельках. Фигурально выражаясь, конечно... или, может быть, не так уж и фигурально.
Уилл старался поменьше попадаться этим женщинам на глаза. Они ненавидели его - все как одна, даже те, кто после ласкового приёма, оказанного ему императорской четой, снизошли уже было до показного дружелюбия. Самые воспитанные и сдержанные из этих женщин смотрели на Уилла, словно он был прозрачной стеной, к их досаде, очутившейся на пути. Менее благонравные глядели на него так, словно он только что вырвал у них из рук последний кусок хлеба, тем самым обрекая бедняжек на голодную смерть. Уиллу было противно думать о Риверте как о кости, которую эта свора светских львиц - или, скорее, волчиц - пыталась поделить между собой. Но ещё противнее было сознавать, что в глазах всех прочих он сам - гиена, ничтожная тварь, посягнувшая на то, что никоим образом не может ей принадлежать. Временами Уилл думал, что они правы. И это было хуже всего.
Риверте настаивал, чтобы он присутствовал на балах - хотя бы через раз. Уилл напомнил ему было про обещание избавить его от этой тяжкой повинности, но Риверте в свою очередь, заявил, что день освобождения для Уилла настанет тогда, когда для Риверте настанет день прощания со свободой.
- А до тех пор, Уильям, я должен видеть неподалёку хотя бы одно умное, вменяемое и приятное взгляду лицо, - сказал Риверте, и на этом вопрос был исчерпан.
Уилл надеялся, что ему по крайней мере позволят забиться в угол и тихонько просидеть там весь вечер, благо присутствующих дам не интересовало на свете ничто, кроме благосклонного взгляда господина графа. Но Риверте, словно издеваясь, на первом же вечере поволок его знакомиться со всеми этими девицами. Уилл упирался в буквальном смысле, скребя пятками пол, но Риверте ухватил его за локоть и, показывая окружающим дружелюбный оскал, тихонько сказал, что если Уилл сейчас же не прекратит артачиться, он, Риверте, поцелует его взасос прямо посреди этой озверевшей толпы, а потом уедет в Сиану кутить и оставит его им на растерзание совсем одного. Угроза была настолько чудовищной, что Уилл тут же сдался - и до конца вечера раздавал деревянные поклоны и принимал холодные реверансы. Риверте даже заставил его танцевать, время от времени подводя к нему очередную даму и ненавязчиво интересуясь, не будет ли она так любезна подарить сиру Норану следующий танец, потому что он, бедняга, только о том и мечтает, а сам попросить робеет, так что Риверте, дескать, берёт, на себя смелость просить за него. Ни одна не могла отказать, польщённая уже тем, что сир Риверте вообще нашёл для неё время на этом балу - и Уиллу приходилось кружиться в вальсе, вышагивать в менуэте, вертеться в кадрили и мысленно спрашивать господа бога, за что ему это всё.
Когда ночью, проводив последних гостей, усталый, раздражённый и злой, он поднялся в свою спальню, Риверте догнал его и нетерпеливо спросил:
- Ну? Как оно вам?
Право слово, не очень понятно было, кто из них двоих собрался под венец.
- В каком смысле - как оно мне? - холодно спросил Уилл. - Разве имеет хоть какое-то значение, как оно мне? Разве вам есть хоть какое-то дело до того, как оно мне?
- Разумеется, есть, чёрт подери! С чего бы иначе я заставил вас торчать там весь вечер? Ну, давайте же, скажите, я умираю от любопытства. Кто вам понравился больше всех?
- Что? - заморгал Уилл.
- Может быть, сира Беата? Та шатеночка в лиловом, очень со вкусом одета, вы с ней танцевали четыре вальса. Как она вам?
- Как она мне?
- Уильям, - руки Риверте мягко легли Уиллу на плечи. - Я понимаю, что вы устали, но мне жизненно необходимо услышать ваше впечатление, пока оно ещё свежо. Хорошо, а как насчёт сиры Аделы? Брюнетка в зелёном, две родинки над верхней губой, я видел, вы с ней очень мило беседовали на время менуэта. Или, может, кто-то ещё? Ну скажите же, кто вам понравился, что вы молчите?
- Я вообще не понимаю, что вам от меня нужно, - признался Уилл.
- Да как же - что? Я хочу, чтобы вы помогли мне выбрать!
- Я?!
- А кто, по-вашему, справится с этим лучше? Своему вкусу я совершенно не доверяю, для меня, по правде, они все на одно лицо.
- Но какую-то же вам выбрать надо.
- Вот именно. Видите, вы всё превосходно понимаете. Так которая?
Уиллу понадобилось ещё с полминуты, чтобы понять, что он и в самом деле говорит всерьёз.
Это было настолько же нелепо, бессмысленно и глупо, насколько и неожиданно. Уилл думал, что король давно уже подобрал невесту для своего лучшего царедворца - и почти наверняка так оно и было, вот только Риверте, Уилл подозревал, отверг эту кандидатуру. Причём почти наверняка - исключительно назло Рикардо, но дела это не меняло. Он хотел выбрать сам - но беда в том, что выбрать он не мог. Не было ничего трудного в том, чтобы выделить среди прочих знойных сир ту, что сегодня согреет господину графу постель. Но выбрать среди них ту, что станет согревать ему постель непрерывно в следующие лет сорок-пятьдесят, оказалось для графа непосильной задачей. Уилл не мог взять в толк, с чего Риверте решил, будто Уилл справится с этим лучше. Он ведь совершенно ничего не смыслил в женщинах - он не знал, какие из них хороши, а какие дурны, он даже красоту понимал по-своему, и крепкий деревенский румянец хиллэских девушек был ему гораздо милее подрисованных дорогой косметикой щёчек сианских дам. Тех из них, которые казались ему довольны умны - как сира Ирена - Риверте называл безнадёжными идиотками; тех, что казались Уиллу изящными и воспитанными, Риверте обзывал за глаза сушёными воблами, а при встрече любезно интересовался, не прошли ли у сиры её знаменитые мигрени. Словом, Уилл был последним человеком на свете, который мог судить о том, кто понравится и подойдёт Риверте в качестве подруги жизни.
И он ужасно расстраивался от того, что Риверте не желал об этом даже слушать.
- Сира Милена, вы говорите? Ни за что. У неё нервный тик и не хватает переднего зуба. Ну и что, что она добрая девушка - вы можете представить со мной рядом женщину без переднего зуба? Сира Илана? У неё в голове одни лошади, она отца своего разорила на скачках и меня разорит, если раньше не убьётся, прыгая через барьеры. Сира Гортензия? Эта пустоголовая трещотка, не способная прочесть алфавит, не сбившись пятнадцать раз? Вы что, смеётесь надо мной, Уильям?
- Ну я правда не знаю, сир, чего вы от меня хотите! - взорвался наконец Уилл, которого это капризное ворчание бесило не меньше, чем необоснованно переложенная на него ответственность. - Сами вы выбрать не можете, а какую вам ни укажи - всякая вам плоха!
- Конечно, плоха, Уильям, я именно поэтому и не знаю, какую выбрать.
- Так возьмите ту, которая лучше всех в постели, и дело с концом, - выпалил Уилл, и Риверте изумлённо распахнул глаза.
- Святые угодники, Уильям. Какой изощрённый цинизм! Вы приятно меня удивляете. Ваше предложение заслуживало бы тщательнейшего изучения, однако есть одно "но": вы же не думаете, что я буду натягивать свою невесту до брачной ночи? Это было бы до крайности вульгарно. К тому же некоторые из них могут быть девственницами, а вдруг они мне не понравятся? Тогда уж я буду обязан жениться, как честный человек, но не на всех же разом...
- Так выбирайте среди тех, которых уже натянули! - свирепо глянув на него, рявкнул Уилл.
Взгляд Риверте заволокло мечтательной дымкой, и сентиментальная улыбка тронула его губы.
- Вы гений. Решительно, Уильям, вы гений, говорю я вам. Почему вы не сказали мне раньше? Круг выбора сужается до двух-трёх сотен. Здесь уже есть где развернуться.
Порой Уилл думал, что, если бы он смог заставить себя относиться ко всему этому чуть иначе, чуть проще, чуть небрежнее - так, как относился Риверте - ему бы тоже всё это было забавно и весело. Но он не мог заставить себя, в том-то всё и дело.
Уилл никогда не тщился надеждами, что Риверте хранит ему неукоснительную верность. Сам он не спал ни с одним человеком, кроме графа - ни с мужчиной, ни с женщиной. Это не было ему нужно; лёгкое любопытство, которым отзывалась в нём порой эта мысль, улетучивалось почти сразу - Уилл был совершенно уверен, что ни в одной постели ни этого, ни всех прочих миров ему ни с кем не будет так хорошо, как здесь, в постели Фернана Вальенского. Он не раз говорил об этом Риверте со свойственной ему пылкой искренностью - и Риверте улыбался в ответ, снисходительно и, как чудилось Уиллу, немного грустно, взъерошивал ему волосы и говорил, что Уилл ещё так молод и совсем не знает жизни. В отличие от него, Риверте - который жизнь, разумеется, знал, а также он знал много мужчин и женщин, и это было для него нормой, которую присутствие в его жизни Уилла никоим образом не меняло. Иногда после бала Уилл видел его, идущего по коридору к спальням в обнимку с той или иной благородной сирой; иногда заставал на замковом сеновале со смешливой юркой пастушкой; а однажды услышал не шедшее у него из головы: "- Где мой пояс? - Видимо, там, где и мои подвязки". И всё это он принимал как данность, потому что знал, что в конце концов Риверте всё равно придёт к нему, в его постель. Своеобразным - хотя и довольно сомнительным - утешением для Уилла служило то, что с тех пор, как они встретились, Риверте совершенно перестал оказывать внимание юным пажам, певцам и оруженосцам, которые раньше вечно крутились вокруг него в каких-то запредельных количествах, порождая множество толков, которые людская молва раздувала до крайности. Больше Риверте не интересовали пажи; и вообще он, кажется, совсем перестал спать с мужчинами - не считая Уилла и, кончено же, короля. Уилл однажды рискнул спросить его, почему так - разве ему разонравились мужчины? Он задал вопрос с затаенным страхом, не зная, чем это может быть чревато для него самого. И не знал, что сказать или даже подумать, когда Риверте обнял его за голое плечо - они лежали тогда в постели, сладко измотанные утехами, длившимися всю ночь напролёт, - и сказал тем странным своим тоном, который Уилл так и не учился безошибочно трактовать, даже спустя столько лет: