- Я, пожалуй, тоже пойду. У меня там ещё дела, - да, да, ещё два романа не прочитаны. И еще что-то не слышно было закрывшейся двери. Точно: подружка никуда не пошла и теперь нагло подслушивает.
- Посидите со мной, - попытку бегства нужно было срочно предотвратить, и Сергей схватил её за руку. В этот момент...
Нет, никаких молний, разрядов, потеплений в животе и бабочек не было. Конечно, когда узкая прохладная кисть с длинными пальцами оказалась в плену теплой, почти горячей (нагрелась от чашки с чаем) мужской ладони, Маша удивилась. Экспрессия была для мужчины нехарактерной и несколько пошатнула установившееся о нем представление. Видно действительно он сильно не в себе. Сережа, в свою очередь, увидев выражение лица Марии и её взгляд на руки, подумал только: она ему сразу руку отрубит или сначала помучает? И поспешил разжать пальцы.
- Сергей Валерьевич, - от вкрадчивой интонации голова невольно стала вжиматься в плечи: да, просто потерей руки он не отделается. - У Вас всё таки что-то произошло?
Она задала этот такой нужный вопрос! Сережа даже не сразу поверил, и эта растерянность отразилась на его лице. Очень в тему, похвалил себя мысленно Сереженька, лёгкая потерянность во взгляде - это то, что нужно.
- Понимаете, Мария, - он первый раз опустил отчество, - меня вчера бросила девушка.
- Ну...эээ...поздравляю, - ляпнула Машенька и по округлившимся глазам собеседника поняла, что сказала явно не то. - В смысле, сочувствую. Да, конечно. Однозначно - сочувствую.
Она постаралась под конец говорить уверенно. Правда это не помогло избавиться от ощущения, что эту неизвестную девушку она таки поздравляет. А еще - как бы ей самой смыться? Не хватало еще выслушивать мужские жалобы на нелегкую жизнь с нами, женщинами. Давненько она ничей мужественный нос не утирала, и возвращаться к этой практике не было никакого желания.
Услышав её поздравление, Сережа чуть не рассмеялся. Вот что эта женщина всегда умела - так это удивлять. Даже расхотелось сочинять что-нибудь про мифическую девушку. Поэтому он просто налил Маше и себе ещё чая, и они, молча, посидели вместе ещё минут десять. Сергей даже не понял, что этим заработал себе большой и жирный плюс в пока ещё куцем мысленном Машином списке его достоинств.
В следующие недели нашему главному герою всё же пришлось вернуться к основной работе, несколько пострадавшей в последние дни. Появляться он стал только в дни занятий по расписанию, сохраняя несколько печальный и отрешенный вид. Чем добился от женской части кафедры сочувствия (Юля, конечно, разболтала о его несчастной любви, и история независимо от Сергея обросла массой подробностей), поглаживаний по голове и совместного распития чая с домашней выпечкой.
Маша сочувствием проникаться не спешила. Когда пошла третья неделя вселенской скорби в серых мужских глазах, толстый и жирный плюс начал таять. Мужчина должен быть романтичным и ранимым, но очень сильно в меру.
- Сереженька, - Вероника Никифоровна, женщина пожилая, мать трех сыновей и бабушка пока ещё только двух внуков с радостным предвкушением встретила пришедшего с пары Сергея. Еще бы ей не радоваться: с той поры как эта, в общем-то, приятная женщина узнала про "трагедию" личной жизни, она с упорством, достойным лучшего применения, пыталась добиться от мужчины "сопливых" подробностей. Сергей мужественно сопротивлялся, понимая: если он расскажет хоть одну придуманную подробность, то Вероника Никифоровна в узел его завяжет, но вытянет всё остальное. Врать же в таких масштабах Сереженька просто не умел.
Сходу придуманная история, показавшаяся такой уместной и романтичной, становилась для него источником проблем. Не добившись от Марии Ивановны нужной реакции, Сергей затянул со спектаклем. И это отчетливо стало видно по проскользнувшей на губах ведущего инженера презрительной усмешке, когда Вероника Никифоровна подсела к нему с очередными пирожками. То, что история так широко разошлась, вообще стало неприятным сюрпризом. Масштаб сочувствия поражал воображение, и всё труднее становилось уходить от вопросов. Как выпутаться Сергей тоже не понимал. Если он просто сделает вид, что всё в порядке, градус сочувствия неминуемо повысится. Конечно, ведь он так мужественно скрывает свое великое горе! Спасти его могла бы новая любовь, но такой вариант, учитывая наполеоновские планы по завоеванию Марии, не подходил.
- Сереженька! Нельзя всё носить в себе! Вы просто обязаны поделиться, - увещевала, осторожно поглаживая его по руке, Вероника Никифоровна. Сергей же с тоской думал: и когда он успел взять такие обязательства? Вроде никому ничего не задолжал. - Я вырастила трех сыновей. Я пойму и помогу Вам советом.
Взрослый и во многих местах умный мужчина терялся под таким натиском. Чтобы избежать разговора, он глазами указал на невозмутимо рассматривающую что-то на мониторе Машу.
- Не стесняйтесь. Здесь все свои, - уловила Вероника Никифоровна намек, но напрочь отказалась интерпретировать его в сторону, нужную Сергею. - Вы можете довериться мне как матери. А Машеньке полезно послушать, как поступают неумные женщины, оставляя такого прекрасного мужчину одного.
- Вероника Никифоровна, может быть Сергей Валерьевич вовсе не хочет рассказывать? - неожиданно подала голос Маша. Просто ей ужасно надоели попытки пожилой женщины удовлетворить свое любопытство. Взрослые сыновья живут своей жизнью, изредка подкидывая внуков; учебная нагрузка маленькая; муж есть, но за столько лет стал совсем неинтересен; да еще неугасимый материнский инстинкт. Всё понятно. Но если к осточертевшим попыткам добиться рассказа всё же присоединится этот самый рассказ - терпение Маши закончится.
- Как не хочет, Машенька? Конечно, он хочет. На нем же лица нет. Просто он стесняется, - ответила за Сергея Вероника Никифоровна. Лицо действительно подвело владельца. Сереженьке как-то вдруг стало нестерпимо стыдно и неловко. Причины, побудившие его заняться сочинительством и обольщением, показались надуманными и почти позабытыми. А фарс, в который неминуемо превращалась его идея, - нелепым.
- И вообще, Вы, Машенька, в силу своего возраста не понимаете, насколько мужчины - хрупкие и ранимые создания.
- О, да. Поэтому женщинам приходиться быть сильными и мужественными, - Маша не выдержала и, сдавленно хихикнув, уткнулась в сложенные на столе руки, тем самым скрывшись из виду за МФУ.
- Всё же с хрупкими и ранимыми Вы не правы, Вероника Никифоровна, - выдавил из себя побуревший Сергей.
- Ну как не права? Что Вы такое говорите, Сереженька. Что мальчики мои, что Вы... Сколько уже дней страдаете из-за какой-то профурсетки.
- Да-да, Вероника Никифоровна, мучается, бедный, уже месяц... - сквозь всхлипы прокомментировала Маша, не поднимая головы.
- Вот, даже Машенька за Вас переживает, - покачала головой участливая женщина, приняв всхлипы за слезы участия. Сережа, в отличии от нее, прекрасно понимал, что Мария там помирает со смеху, того и гляди, под стол съедет.
- А Вы, Мария Ивановна, считаете, что у мужчин не должно быть никаких чувств?
- Что Вы, Сергей Валерьевич, - девушка приподняла голову. Сохранять серьезное выражение лица ей удавалось с трудом. - Как же им тогда быть хрупкими и ранимыми?
В другое время Сережа сам посмеялся бы над заявлением Вероники Никифоровны, но сейчас над ним самим смеялась Маша.
- Мужчины тоже люди. Или женщины не переживают расставание с любимыми?
- Переживают. Еще как переживают. Дуры, которые, - не думайте, что Маша относила себя в этом смысле к умным женщинам. Степень своего хронического кретинизма она выяснила давно. Так давно, что даже успела с этим смириться. Но Сергей-то этого не знал.
- Вы, очевидно, относите себя к умным? - Сергей начинал злиться, хоть и чувствовал подспудно неправильность происходящего. Вероника Никифоровна же как-то странно, в свою очередь, притихла.
- Ай, молодец. Сам догадался или подсказал кто? - перешла на "ты" Маша. Она сегодня была не в духе с утра, когда позвонил бывший и в который раз под благовидным предлогом перенес встречу с дочерью. И теперь нужно было придумывать объяснение для Настены, которая ждала папу. Папа получался весь насквозь больной и с вечно сломанной машиной. Поэтому Сергею сейчас приходилось отдуваться за весь мужской род вообще и некоторых отдельных личностей в частности.
- Зачем подсказывать? Я и сам прекрасно всё вижу.
- И что же ты видишь, глазастый ты наш? - Маша вскочила с места, но из-за своего стола не вышла. Сергей и сам не знал, что он там видит, но тоже встал и храбро ляпнул:
- То, что такую бездушную стерву, как ты, еще поискать.
Машины глаза опасно сузились.
- Смотрите, кто заговорил! Мистер Розовые сопли! Ах, я такой бедный-разнесчастный, меня девушка бросила. Да правильно сделала, что бросила! Я б на её месте вообще не подошла!
- А тебе никто и не предлагает! От тебя даже муж сбежал!
Маша почувствовала себя так, будто с разбегу налетела на невесть откуда взявшуюся стену. Стояла и хватала ртом воздух, пытаясь сдержать подступающие слезы. Но когда поняла, что сдержаться не удастся, выбежала с кафедры, оставив дверь на распашку.
Сережа растерянно опустился на стул, осознавая, что сделал что-то непоправимое.
- Что ж Вы так, Сереженька? - выразила свое неодобрение Вероника Никифоровна. - Вы думаете Машенька из тех женщин, что от нелюбимого мужчины рожать будет? Или что она рада была, когда этот подлец их бросил и семью другую завел, причем на той женщине женился? Девчонка и так из последних сил крутиться одна, дочь растит. Эх, вот глупости у вас, мужиков, тоже не отнять. Шли бы Вы домой, пока Маша не вернулась. Какой женщине понравится, что её в слезах видят, да ещё обидчик.
Не имея своего мнения по данному вопросу, Сергей решил согласиться с мудрой женщиной. Хотя понял, что поговорить и извиниться перед Машей придется.
За несколько дней, что Сережа не появлялся на кафедре, он успел многое обдумать и пришел к выводу, что не так уж и виновен. Ну да, последняя реплика была лишней. Но вообще, она первая начала. И этот не хрупкий и не ранимый мужчина решил, что Маша обидела его не меньше, а даже больше. Поэтому и расшаркиваться с ней или, не дай бог, конфеты-цветочки дарить - не надо.
В итоге, извинение было очень сухим. Стоит ли удивляться, что в ответ Сергею достался лишь короткий кивок. С той поры наши герои прекратили какое-либо общение, даже не здоровались друг с другом. Что, конечно, не ускользнуло от взгляда других преподавателей. Но что конкретно произошло не знал ни один. Даже Юленьке Маша вопреки обыкновению не рассказала всего. Вероника Никифоровна тоже отчего-то молчала.
Так продолжалось больше месяца. Автор уже сильно обозлилась на непослушных героев и почти решила выдать Машеньку замуж за какого-нибудь отставного военного, а Сергея женить на очень сильно и беспросветно тупой студентке. Но тут подвернулся случай, расставивший все по местам.
На исходе марта, когда даже в Сибири солнышко светит уже совсем по весеннему и радостно активизируются вирусы, Маша заболела. Очень неудачно и почти фатально для документооборота. Так уж получилось, что девятый корпус, где находилась кафедра Машеньки, был расположен на отшибе. Многие документы нужно было отвозить в главный корпус. Жила же Маша аккурат посередине между девятым и главным корпусами. Поэтому частенько она брала документы домой и утром отвозила их, так как вечером проехать мимо дома казалось просто кощунством.
Так было и в этот раз, только утром Маша проснулась с температурой и больным горлом. Каким бы ответственным работником она ни была, но добираться под мартовскими, совсем не по-весеннему пронизывающими, ветрами, изображая из себя связного на передовой, - не собиралась. Конечно, никто без бумажек не умрет. С температурой под тридцать девять Машенька спокойно пролежала три дня, на четвертый же выяснилось, что бумажки значительно ценнее человеческой жизни. Особенно расчет часов по кафедре на следующий учебный год.
Заведующий кафедрой, хороший и умный мужик, которого и самого замучили бесконечные бумажные потоки, позвонил около двенадцати дня. Оказалось, что расчет нужно сдать срочно, буквально сегодня. И всё бы ничего, можно было бы распечатать ещё раз, но вот подпись декана получить уже не удастся - тот укатил на какую-то конференцию на неделю. Так что требовался подписанный экземпляр, находящийся в данный момент у Маши.
Ведущим инженерам самоотверженности не занимать: и в снег, и в зной, без больничных и роптаний мчатся они на помощь МУМУ (так прозвали в университете УМУ - учебно-методическое управление), обеспечивая стойкий и непоколебимый бумагооборот в природе. Но в этот раз стойкость и преданность бумажному делу были утрачены, а высокая температура не позволяла даже доползти до ванны, чтобы помыть грязную и уже изрядно этим раздражавшую голову. Больничный же был оформлен по всем правилам.
Заведующего тоже можно было понять: умный и погруженный в науку профессор в вопросах, связанных со всякой отчетностью, становился до удивления беспомощным и боязливым. И ему выслушивать претензии теток из МУМУ очень не хотелось. Но и требовать от Машеньки, отвечавшей по телефону хриплым голосом умирающего ворона, героических поступков, совесть не позволяла. Так что сошлись на том, что заведующий сам приедет за документом или пришлет кого.
Вероника Никифоровна, присутствовавшая при этом разговоре, мимоходом заявила:
- Зачем Вам, Павел Аркадьевич, самому ездить? Есть же и помоложе. Вот у Сереженьки и пары закончились, и машина есть, и всё равно он в ту сторону едет.
Заведующему эта идея понравилась. Отвертеться же от просьбы начальства у Сергея Валерьевича шансов не было. А мудрая женщина делала вид, что она и вовсе тут ни при чем. И всё потому, что в безобразной сцене Вероника Никифоровна, педагог с сорокалетним стажем и тремя сыновьями, разглядела то, что молодые люди ещё сами не поняли.
Надо ли говорить, что Маша ну никак не ожидала увидеть Сергея на своем пороге, поэтому встречала его в длинном махровом халате, с грязными волосами, стянутыми в куций хвостик, и с медицинской маской на лице. Последнему обстоятельству она очень порадовалась - так её удивление и смущение выдавали только округлившиеся глаза.
- Я за документами, - входить в квартиру Сергей не спешил. Из-за угла на него глядели большие серые и любопытные глазенки Машиной дочки.
- Да-да, сейчас. Пройдите, пожалуйста, а то дует, - Маша пошла в комнату за оставленными на шкафу, подальше от шаловливых ручек Настены, документами.
- А ты кто? - начала тем временем допрос дочь.
- Э...Дядя Сережа, - он присел на корточки перед девчушкой.
- А я Анастасия Степановна Петрова, - Настя выговаривала далеко не все буквы, но понять её было вполне возможно.
- Как официально...
- Да, она всем так представляется, - с нескрываемой гордостью прокомментировала Маша. - Вот, возьмите.
Документы были переданы, но Сергей почему-то не торопился уйти.
- Мама, а кто это? - дочь тянула за полу халата. Всю информацию она всегда перепроверяла. Мать пока была для нее последней инстанцией.
- Тебе же сказали - дядя Сережа. С работы, - произносить "дядя Сережа" Маше было неловко.
- А вы в садик не ходите? - поинтересовался Сергей.
Маша удивилась вопросу, но ответила:
- Нет, не получилось у нас. Обычно бабушка сидит.
- Я просто подумал, - стал оправдываться он, - что вы болеете и, наверное, трудно ещё и ребенком заниматься.
- Что поделаешь. Бабушка сейчас в таком же состоянии, что и я, только у нее еще и возраст...
- Но вам, наверное, тогда и в магазин сходить некому! - Сережа понял, что эту больную и уставшую женщину, так не похожую на обычную Марию Ивановну, ему хотелось пожалеть. И очень хотелось чем-нибудь помочь.