— И ты перестал попадать в полицейский участок?
— Если бы. Но попадал уже больше как свидетель или по ошибке. Я тогда был очень вспыльчивым.
— Правда? — Сэхун уткнулся лбом в широкое плечо и улыбнулся.
— Угу. Ну сам знаешь, как это бывает. Слово за слово — и пора тушить пожар.
— Не-а, я не знаю. У меня обычно задница чувствительная на неприятности. В участок я попадал только по собственной воле, или когда мелкие лажали. Так-то я слишком хитрый, чтобы попадаться.
— Ну да, ну да. Оно и видно. Махал ножом без причины недавно не ты ли? А ведь могли и полицию вызвать.
— Ну… — Сэхун на минуту задумался над ответом. — Временами я тоже вспыльчивый.
Чонин тихо засмеялся, уткнувшись носом ему в макушку.
— Чонин?
— М-м-м?
Сэхун сглотнул и крепче вцепился руками.
— Я тебе немножко нравлюсь?
— Ты просто мастер выбирать время для вопросов, — хмыкнул Чонин. — Спроси через пару дней ещё раз, идёт? А то потом придумаешь себе, что я ответил тебе под “жаром”, и начнёшь изводиться.
— Я не…
— В свете твоих недавних высказываний так и будет, я же знаю.
— Каких высказываний?
— Тех, в которых ты приписал мне вселенскую безгреховность, безграничную доброту, примерное сострадание и чёрт знает что ещё. Жду со дня на день просветления и становления Буддой. Буду высшим существом, которому чужды человеческие страсти и всё низменное.
— Я не это имел в виду! — возмутился Сэхун и попытался вывернуться из объятий.
— Тише, не вертись, а то вся моя светлая репутация окончательно пойдёт прахом, и Буддой я никогда не стану. Грехи перевесят.
Сэхун чуть не заскулил от отчаяния.
— О чём ты вообще? При чём тут Будда? Я ничего такого не говорил! Бред какой-то…
— Мысли вслух. Спи, ладно? Альфа в “жаре” — худший собеседник из всех возможных. Мне сложно думать, Сэхун-и. Отвечать на вопросы — тоже. Ты слишком вкусно пахнешь.
Сэхун послушно притих. Уже сообразил, что свалял дурака. В самом деле, кто же спрашивает о важном во время “жара”? Хотя ему простительно — Сэхун всего раз на собственной шкуре испытал “жар”. Помнил, как торчал под холодным душем в ванной Чонина и думал о Чонине. Потому что Чонином в квартире пахло всё. От этого запаха он хотел лезть на стенку и выть. Тело постоянно ломало и крутило желаниями, которые Сэхун даже не осознавал толком.
С этими мыслями Сэхун и уснул.
К утру дождь так и не закончился, но уже хотя бы не лил стеной. Одежда, конечно же, не высохла, была влажной и неприятно липла к телу. Под дождём, впрочем, это не имело значения.
К рыбацкому селению они шли дольше, чем предполагали, потому что ступать приходилось по раскисшей земле. Грязь и мокрая глина заставляли ноги предательски скользить. Оба шлёпались несколько раз и извазюкались как черти. Сэхун плюхался чаще и злился на себя. Ему хотя бы стояк в джинсах идти не мешал. Чонину вот мешал, но Чонин умудрялся сохранять равновесие даже тогда, когда это казалось невозможным. Вспахал землю раза три от силы.
Чонин весело хохотал, помогая Сэхуну отлепить задницу от глины и принять вертикальное положение.
— Прости, — повинился Сэхун, задев бедром колено Чонина и оставив на голубой ткани широкий жёлтый мазок.
— Да ладно тебе. Нашу одежду уже не спасти. Стоит ли переживать из-за нового пятна?
Селение тоже кисло под дождём. Все сидели по домам, так что Сэхун и Чонин прошли по пустой улочке и двинулись к спуску с холма. Сэхун уже предвкушал, как они на задницах съедут вниз и пересчитают ступени копчиками, но ожидания оказались обмануты. Ступени были сухими. Селение и вершину холма оплакивал дождь, а склон и дорога к городу нежились в солнечных лучах. И над головами у них висела радуга, которая будто бы делила небо пополам.
— Ничего себе… — пробормотал Сэхун. Вертел головой и пытался привыкнуть к тому, что справа дождь, а слева — солнце.
— Я же говорил, природная аномалия. Тут всегда так. Потом заливать дождями будет другую часть острова, а на этой будет солнечно. Если пойти дальше от берега, то в центре острова есть Чёртова Гора. Там идёшь вверх по склону, а перед тобой катится шарик. Вверх по склону, а не вниз. Никто не знает, почему. Природная аномалия. Быть может, потому и у меня “жар” по срокам сбился… Идём?
Шагать по сухой земле выходило куда веселее, да и одежда подсыхала. Чонин носился сайгаком по кустам, накидывался на Сэхуна внезапно, подло щекотал и снова удирал в кусты. Вёл себя как ребёнок, хотя и понятно. “Жар” не давал о себе забыть; альфу переполняла энергия, и он направлял её в самое безопасное русло.
Веселье схлынуло в одночасье у крыльца отеля.
Сэхун резко остановился, будто на стену налетел, и вцепился пальцами в ладонь Чонина. Дыхание перехватило до боли в груди и рези в глазах.
На ступенях сидел дядя Кёсу и сверлил Сэхуна мрачным взглядом из-под насупленных бровей. Приземистый и плечистый, нелепый в белом костюме и широкополой шляпе.
Сэхун настороженно огляделся и пересчитал дядиных прихвостней. Пять штук. Им с Чонином за глаза и даже больше. Ну вот, труба. Добегались.
— Нож с собой? — едва слышно уточнил Чонин, быстро сообразивший, что и к чему.
— В правом заднем, — одними губами отозвался Сэхун.
— Держи под рукой. Позволишь себя утащить — голову откручу. Тебе. Ты мой.
Сэхун громко сглотнул и покосился на Чонина с недоверием. Но прямо сейчас Чонин — в перепачканной одежде и с холодным взглядом — ничем не напоминал альфу из параллельной вселенной. Он выглядел как альфа из вселенной Сэхуна.
Дядя тяжело поднялся со ступеньки и небрежно отряхнул брюки.
— Замуж восхотелось, потаскуха? Думаешь, избавился от меня, да?
— Вы бы следили за языком и выбирали сло…
— А тебя вообще никто не спрашивал. Завянь, барон, и стой смирно.
— Завянуть стоит тебе, шестёрка. На короля не тянешь, хвост не дорос. Или намять тебе ту корму, что у тебя вместо черепа на шее болтается? Я не расслышал, какой страной ты правишь, кстати. Сортиром метр на метр?
Ошалелыми глазами на Чонина пялились все, включая Сэхуна. И Сэхун не помнил, чтобы хоть кто-то рисковал говорить с дядей в таком тоне и такими словами.
— Вали лопуха!
Дальше всё пошло по привычному сценарию уличных драк. Пятёрка дядиных громил кинулась к Сэхуну и Чонину. Оба, не сговариваясь, опрокинули большие горшки с цветами, что украшали парапет. Загрохотало. Громил обдало цветами и комьями земли, а тяжёлые и массивные горшки перекрыли дорогу, мешая всем сразу ринуться на Чонина и сгрести Сэхуна.
Сэхун подхватывал с плит комья земли и прицельно обстреливал громил, пока Чонин пытался угомонить самого проворного. Ногой в челюсть получилось убедительно, и громила ровненько улёгся поперёк прохода между горшками и парапетом — создал сложности рельефа для четвёрки оставшихся и дяди. Чонин ещё расстегнул у него ремень на брюках и стянул с неподвижного тела, чтобы потом метко хлестнуть пряжкой по заднице подобравшегося ближе остолопа. Тот заорал от боли и отплясал подальше, потирая ладонями пылающую задницу.
Сэхун продолжал кучно лепить комьями в лица оставшейся тройке. Даже в дядю пару раз попал.
Чонин тем временем перемахнул через первого пострадавшего и принялся танцевать. Ловко использовал ремень в качестве плети и отвешивал горячих, пока к нему не ломанулся разъярённый дядя.
Как всегда, на самом интересном принесло полицейских. Сэхун только и успел увидеть, как дёрнулось вверх колено Чонина, а дядя вмиг обмяк, пристроив ладони лодочкой между ног, рухнул вниз и сгорбился. Лицо у него забавно побагровело при этом. Ну и тут всех повязали.
Сэхуна запихнули в другой фургон, и пришлось ехать в участок в компании троицы дядиных громил, один из которых не мог сидеть ровно, а другой ещё не оклемался. Третий привалился спиной к дверце и не смотрел на Сэхуна вовсе.
В участке Сэхуна продержали в приёмной в наручниках часа два, потом завели в кабинет, где у него всего лишь спросили имя, возраст и уточнили, является ли некий Ким Чонин его супругом по закону. Заодно вернули доставленные из отеля документы и предложили убираться на все четыре стороны.
— А мой муж? — забеспокоился Сэхун.
— Задержан за административное правонарушение в соответствии с сорок седьмой статьёй муниципального кодекса. По счастью, тяжких телесных ни у кого нет, поэтому мы можем выпустить его под залог, если вы внесёте нужную сумму. После он может погасить срок ареста, выплатив штраф самостоятельно и оплатив лечение пострадавших.
— Но это я пострадавший! — возмутился Сэхун. — У дяди нет права опеки, а он пытался меня похитить. Это же преступление.
— Но ведь не похитил же. Мы не можем арестовать его за несостоявшееся преступление.
— А моего мужа арестовать вы можете, да? Он просто не позволил меня похитить!
Полицейский устало покачал головой.
— Слушай, парниша, у меня сегодня день безумный, а уже девять. Я два часа как должен дома быть, а не сидеть тут с тобой. Твой муж навешал гражданам. У нас даже отпечаток его кроссовки есть на челюсти пострадавшего. Хоть как крутись, но виноват. По закону. Так что или плати залог, или вали в отель, только не устраивай мне тут истерик.
— Не буду. Я лучше вам участок подожгу к чёрту, чтобы было веселее.
— Давай. Сидеть будешь в соседней камере. И будешь слать воздушные поцелуи муженьку через решётку тюремной почтой.
Сэхун понуро поплёлся к выходу, потому что нужной суммы для залога при себе у него не было, конечно же, а снять деньги с карты Чонина без самого Чонина ему никто бы не позволил. Это означало, что Чонину придётся торчать в камере десять суток.
Сэхун растерянно опустился на лавку у полицейского участка и вздохнул. Голова совсем не соображала, и он не знал, как ему быть. Разве что отловить дядю, приставить “бабочку” к горлу и потребовать денег для уплаты залога за Чонина.
Дядя совершенно неожиданно нарисовался на крыльце участка в компании Чонина. Мрачно зыркнул на застывшего сусликом Сэхуна, прошагал мимо, тормознул такси и от души приложил дверцей напоследок.
Сэхун непонимающе уставился на спустившегося с крыльца Чонина и вопросительно вскинул брови.
— Отпустили под залог, — объяснил Чонин. — Твой дядя заплатил.
— С какой это радости?
— Дал ему разок по яйцам, — пожал плечами Чонин, запрокинул голову и потянулся, сыто улыбаясь, как кот, что мышку слопал. — Он больше на тебя не претендует, потому расслабься. Сказал, что ты в надёжных руках, потому он спокоен и отстал.
Сэхун недоверчиво помотал головой и осмотрел Чонина с подозрением. Похоже, Чонин дяде не только по яйцам врезал, но ещё и что-то прищемил. Убедительно так прищемил, если дядя не только залог внёс, но и от Сэхуна всерьёз отцепился.
— Не смотри так, — рассмеялся Чонин. — Ну правда, ничего я ему не сделал, просто поговорили в присутствии полицейских. И я был очень убедительным. Он пообещал, что к тебе больше лезть не будет. Пошли уже, Сэхун-и, я голодный. И спать хочу. И горячей водички бы.
— Может, и спинку потереть?
— И спинку потереть, — тут же кивнул Чонин, ухватил Сэхуна за запястье и поволок за собой.
Ещё час они плелись практически через весь город, потому что денег на такси при себе не было. В номер ввалились без сил, но Сэхун не стал возражать, чтобы Чонин пошёл в ванную первым — от него ощутимо несло каталажкой, а Сэхун этот запах не переваривал. Даже в сочетании с кедром и сандалом.
Пока Чонин торчал в ванной, Сэхун кое-как дополз до вещей и порылся в них. Нашёл заветную баночку, вытряхнул капсулу и проглотил без воды. Потом достал купленный Чжэином комплектик, поразмыслил и сунул обратно. К чёрту комплектик. Сэхун хотел губы Чонина на собственной коже, а тряпки только мешали. Если уж соблазнять, то натурой, а не рюшечками. К тому же, теперь Сэхун окончательно убедился, что рюшечки будут мимо кассы, потому что Чонин на самом деле знал мир Сэхуна. Без рюшечек будет просто честно. Если Сэхун нравился Чонину, то хватит того, что есть. Ну а если не нравился, то и рюшечки не помогут.
После душа оба старательно возводили посреди кровати баррикаду из всех подушек, что удалось найти в номере. Потом Сэхун тихо лежал в полумраке и строил коварные планы на утро. Сунул руку под подушку и тронул пальцами бок баночки с капсулами. Тело гудело от усталости, но собственное коварство мешало уснуть.
Сэхун повернул голову и беззвучно выругался. Баррикада получилась высокой, потому разглядеть Чонина на другой половине кровати не выходило.
Сэхун аккуратно ухватил двумя пальцами одну из подушек, вытянул из мягкой стенки и скинул на пол. Подумал немного, потом ухватил другую подушку и тоже скинул на пол. С чувством выполненного долга выдохнул и улёгся на спине. Таращился в потолок, пока не отрубился.
Проснулся Сэхун уже привычно — подушкой для Чонина. От баррикады не осталось и воспоминаний. Даже простыни куда-то подевались, и они с Чонином спали так.
Сэхун осторожно извернулся, нашарил баночку и выцарапал из неё капсулу, чтобы проглотить её и перейти к коварному плану.
Тут вот возникла накладка, потому что Чонин так удобно устроился, что будить его было бы кощунством. Чонин сонно вздохнул, облизнул губы и потёрся щекой о грудь Сэхуна. Немного повертелся и закинул ногу на Сэхуна, пощекотав бедро густой шёрсткой на голени.
Сэхун осторожно прикоснулся пальцами к взлохмаченным волосам, нарисовал невидимую линию на скуле и погладил под подбородком, даже пощекотал. Чонин невнятно муркнул и сдвинул голову Сэхуну на плечо. Пришлось повторить трюк со щекоткой, чтобы голова Чонина оказалась на простыне рядом. И чтобы можно было дотянуться губами до полных губ и поцеловать.
Сэхун от души надеялся, что этого хватит, потому что в бедро ему упиралось твёрдое и горячее. “Жар” ещё не прошёл.
— Что ты делаешь? — пробормотал Чонин после поцелуя, хотя глаза так и не открыл.
— А на что это похоже?
— Вряд ли ответ…
— Я тебя умоляю! Чонин! — Сэхун сердито пихнул Чонина в плечо. — Ты невыносимый упёртый …
— Я знаю. — Чонин вздохнул и открыл глаза. — Но это…
— Я принял меры. Доктор просветил. Что не так? Если ты меня не хочешь, то так и скажи. Хватит мне пудрить мозги. — Сэхун с раздражением приподнялся на локте и уставился на Чонина одновременно с возмущением и обидой. Коварный план не работал, и Сэхун не знал, что ещё ему сделать, чтобы переупрямить Чонина. — Я очень надеялся, что ты всё-таки не любому омеге предложил бы брак во спасение. Желательно, чтобы вообще не предлагал. Ну, кроме меня. И вообще, ты прав, конечно, никто мне больше и не предлагал. И может, я согласился бы, но предложил именно ты, и я хотел, чтобы… то есть… Чёрт! Хватит лыбиться! Я понимаю, что ты привык к таким омегам, как тот прохиндей, что лез к тебе недавно, но я его прогнал. Вряд ли из меня вообще выйдет толк и напудренная болонка. Наверное, я совсем на него не похож, поэтому…
Сэхун умолк, потому что Чонин утопил его в поцелуе и свалил на кровать — спиной на простыню. Смуглые пальцы зарылись в его волосы и заставили подставить под жгучие губы открытое горло.
— К чёрту болонку… Я тебя хочу, а не болонку.
— Ну бери тогда, сколько мне ждать ещё? — выдохнул Сэхун, дёрнув Чонина за плечи. Тот свалился на него, вжав своей тяжестью в перину. — Эти твои… дурацкие манеры и…
Наверное, это было неправильно, но Сэхун царапался и кусался, и пытался вывернуться из-под Чонина, только всё больше утопал в перине вместо этого и всё чаще подставлял шею и ключицы под поцелуи. Немножко боялся и дрожал, но успокоился, ощутив внутри себя палец. Это казалось знакомым и не пугало, пока осознание, что он в самом деле полностью открыт для Чонина, перестало смущать. Тогда Сэхун доверчиво обхватил гибкое тело ногами и обнял Чонина за шею. Напряжённо всматривался в резкие черты, прерывисто дышал и нервно облизывал губы.
Между ягодицами скользнули пальцы, и Сэхун зажмурился, едва округлая головка коснулась подрагивающих мышц входа. Плавное тягучее движение заставило Сэхуна забыть о вдохе и просунуть руку между влажными от пота телами, чтобы пальцами обхватить толстый ствол. Он откровенно поторапливал Чонина, но стыдно не было. Вообще стыдно не было, пусть Сэхун и хотел Чонина до безумия, и наговорил столько всего, сколько ни один нормальный омега в жизни альфе не сказал бы. Сэхун всем сердцем желал сейчас трогать Чонина и забирать его себе. И никому-никому больше…