- Я в полном порядке, Том. А тебе советую не усугублять свое положение. Тебе хорошо со мной будет, – Билл подходит ко мне вплотную и, глядя в глаза, гладит холодными длинными пальцами по моей щеке.
- А ты не боишься, что я тебе сейчас череп проломлю? – довольно учтиво интересуюсь я, перехватывая его ладонь и до хруста сжимая его пальчики.
- Ты не способен на такое, Том, ты слишком добрый, – с вызовом глядя на меня, произносит он и продолжает гладить по щеке другой рукой, свободной.
- Я по-хорошему тебя прошу, отвяжись. По-хорошему, Билл! Потому что в следующий раз я проломлю тебе башку, в этом можешь даже не сомневаться! – четко проговаривая каждое слово, предупредил я.
- Я понял тебя, Том, – облизнувшись, ответил Билл и, чуть усмехнувшись, добавил, – А девка твоя – отстой, ей не место с тобой!
- А вот это позволь уж мне решать! – огрызаюсь я и отворачиваюсь, чтобы уйти.
- Ну-ну... – слышу за спиной ехидный голосок и отчетливо понимаю, что моей спокойной жизни пришел конец.
- А у тебя очаровательный друг, – заметила Катарина, когда я вернулся к столику. Я нервно рассмеялся.
- Не обращай внимания. Это любовник Андре, моего друга. Помнишь его? Он учится в нашем институте на «ин. язе», – стараясь не сильно оправдываться, отозвался я.
- Андре? Это такой очаровательный блондин, такой слегка манерный? – спросила она.
- Он самый.
- Да-да, знаю... Я так и поняла, что он гей, по нему видно, – Катарина с любопытством уставилась на меня, – А ты, Том?
- А что я? Он мой друг с самого детства, мы всегда прекрасно ладили, и мне плевать на его ориентацию, – немного нервно ответил я, – Правда, сейчас мы в ссоре. По вине экспоната, которого ты только что имела удовольствие наблюдать.
- Я не поняла, что он против тебя имеет? – недовольно сморщив носик, возмутилась Катарина.
- Не может смириться с тем фактом, что не интересует меня, – усмехаюсь я.
- А что это он говорил про изнасилование?
- Это все его эротические фантазии, Катарина. Его мечты, не более того, – нахально улыбаюсь моей девочке, и она смеется в ответ.
- Том, ты очарователен, – говорит Кэт и целует в щеку, а я самодовольно усмехаюсь, понимая, что она моя, вся, с потрохами.
Все было хорошо, кроме до сих пор дующегося Андре. Катарина почти каждый день приходила ко мне домой “помогать” со статьями для “Сенсации”. “Помогала” она мне до глубокой ночи, и мы засыпали, вымотавшиеся и довольные, чтобы сутра проснуться и продолжить наш марафон. Мне было хорошо с ней физически и очень уютно морально. Она не давила, не навязывала своего мнения больше, чем это нужно, и всегда поддерживала меня, в любой ситуации. Но из моей жизни исчез драйв, исчезли студенческие вечеринки и дикие похождения с Андре в его клубы, оставив взамен умиротворение и регулярный секс, что признаться тоже неплохо.
- Том, тебе, как лучшему журналисту нашей газеты, выпала честь взять интервью у одного из самых лучших фотографов Германии, известного во всем мире своими прекрасными работами. Он делает фотографии для «Vogue», «Elle» и «Harper`s Bazaar», для его авторских выставок позируют лучшие звезды шоу- бизнеса и деятели культуры, – восхищенно размахивает руками редактор “Сенсации” Герман Шульман.
- А как это он, такой великий, решился дать интервью нашей газетенке? – недоверчиво спрашиваю я.
- Том! У нас лучшая университетская газета! – возмутился Герман. Я, усмехнувшись, переглянулся с Катариной, получив в ответ улыбку и воздушный поцелуй.
- Да пусть она хоть трижды лучшая, она явно не его уровня, – пожал плечами я.
- Том, тебе дают шанс сделать рывок в своей карьере, а ты вместо благодарности кусаешь руку дающего! – Герман смешно надулся, нервно поправляя свои очечки в позолоченной оправе.
- Да ладно, Герман, я ж так, к слову просто. Как хоть звать-то его, такого великого? – примирительно спрашиваю, в то же время успевая строить глазки Катарине.
- Билл Каулитц! – гордо произносит Герман, а меня подбрасывает от одного только имени. Я шумно сглатываю и напряженно улыбаюсь. Нет, ну мало ли в Германии Биллов. Да и не может же этот обнаглевший педик быть великим фото- художником?
- И когда интервью? – хрипло спрашиваю я, продолжая нервничать, все-таки с этой гадюкой ни в чем нельзя быть уверенным.
- Сегодня вечером! – счастливо улыбается Герман.
- Герман, ты чего? Я же не успею подготовиться, мне нужно проштудировать Интернет, узнать о нем все, когда я все это должен делать? – подсознательно мозг придумывает тысячи отговорок, почему я не могу идти вечером на это интервью.
- Том, я не понимаю тебя, целый день впереди, вот и действуй! Все! Ничего больше не желаю слышать и завтра жду от тебя статью, – Герман хлопает меня по плечу и уходит, а я молюсь Богу, чтобы этот фотограф оказался не тем, подумав о котором, я тут же переплевываю три раза через левое плечо.
Припарковываюсь у элитной многоэтажки в центре города, в которой живет Билл Каулитц, пытаюсь немного отдышаться и успокоится. То, что мне удалось выяснить о нем, поистине поражало. Количество звездных персон, которые были с ним на короткой ноге и записывались в очередь к нему на фотосессии, было огромно. И сами работы, нестандартные и яркие, вызывали лишь положительные отзывы у критиков. Самое страшное из всего этого было то, что этой суперперсоной была черная гадюка, опоившая меня у себя в загородном доме, лишившая лучшего друга и покоя. Я даже не представлял себе, каким образом появлюсь сейчас у него на пороге и буду брать интервью, но что-то мне подсказывало, что неспроста столь знаменитая личность согласилась дать интервью студенческой газете, и это очередная провокация в мою сторону.
Набрав полные легкие воздуха, я неохотно выполз из машины.
Предательски хотелось сбежать, забить и, трусливо поджав хвост, сигануть отсюда вон, чтобы никогда больше не видеть этого человека, но я шел вперед. Было ощущение, что иду я, как минимум, на эшафот. Последний, мансардный этаж – моя цель. Прозрачный лифт, ползущий с внешней стороны здания, позволяющий насладиться красотами города, – то, что неотвратимо приближает меня к черной размалеванной гадюке. Нервничаю. Предательски сильно нервничаю, и ничего не помогает мне успокоиться и отпустить ситуацию. Чертов Билл.
Долго мнусь у двери, не решаясь нажать кнопку звонка, сердце, кажется, готово проломить грудную клетку и, вырвавшись-таки на свободу, оставить своего трусливого хозяина. Стискиваю зубы и отчаянно сильно жму на звонок. Слышу шаги и перестаю дышать до того самого момента, пока не раздается щелчок замка, и передо мной не распахивается дверь.
- Томми, ты заставляешь себя ждать! – хмурится Билл и отходит от двери, жестом приглашая меня войти. Он сегодня непривычно бледен, не накрашен, с банданой на голове, в просторных брюках и свободной майке без рукавов, отчего его тельце кажется очень тонким, совсем худым и беззащитным, но мне ли не знать, насколько этот вид обманчив.
- Что ты задумал? – спрашиваю я, оглядывая огромное помещение с высоченными потолками и окнами от потолка до пола. На стенах висят его работы, на полу лишь непокрытый темно-коричневый ламинат, пара белых диванов и куча фотооборудования, разбросанного по всему периметру квартиры. Чуть дальше расположена кухня с барной стойкой.
- Ничего. Просто захотелось тебя увидеть, – пожимает острыми плечиками Билл.
- Не верю, – отвечаю я и подхожу к огромному окну. Отсюда прекрасный вид на город. Через минуту на мою талию ложатся тонкие пальцы.
- Нравится? – нежный шепот в самое ухо.
- Да, ты неплохо живешь. Ты меня позвал, чтобы похвастаться? Думаешь своим положением произвести впечатление? – выворачиваюсь из его рук и, развернувшись, смотрю на него. Он лишь улыбается. Безо всей своей шелухи Билл выглядит совсем по-детски, только властный взгляд и самодовольная ухмылка выдают его натуру.
- И это тоже... Но, главное, хотелось увидеть тебя. Ты встречаешься с той девкой? – пренебрежительно скривившись, спросил Билл.
- Она моя девушка, – сказал я и подошел к одной из фотографий, на которой был изображен абсолютно голый африканский мальчик лет тринадцати. Он сжался в комочек на бетонном полу. Вся его поза кричала об одиночестве и боли, а черные глаза с ярко-белыми зрачками, казалось, заглядывают прямо в душу, – Красиво... – добавил я, кивнув на фото.
- Это Самюэль, я сфотографировал его, когда был в Кении. Он – проститутка, дает за два доллара всем, – задумчиво закусив нижнюю губу, ответил Билл. Я еще раз посмотрел на фото, стало не по себе и отчего-то безумно жаль пацаненка.
- Надеюсь, ты его не тр*хнул? – иронично спрашиваю я.
- А ответ на этот вопрос будет в твоей статье? – Билл вновь подошел ко мне, шлепая босыми ногами, и игриво заглянул в глаза.
- Билл, я пришел взять у тебя интервью, давай этим и займемся, – жестко говорю я, внутренне дрожа от пронзительного черного взгляда, безотрывно глядящего на меня Билла.
- Думаешь, я согласился дать интервью студенческой газетке, ради интервью? Томми, очнись, обо мне пишут издания с мировым именем! – шипит он, как змея, – Я согласился только ради тебя, мой хороший!
- Билл, да пойми ты уже, я не гей и никогда им не стану. Все твои усилия напрасны! Ты и так достаточно испортил мне крови! – на одном дыхании выпалил я. Почему-то сейчас глядя на него, такого домашнего и на первый взгляд безобидного, казалось возможным убедить его в своей правоте.
- Не гей, говоришь? – он иронично хмыкнул, – Это не проблема, я помогу тебе им стать.
- Ты меня совсем не слышишь, да? У меня не встанет! – все надежды на понимание разбились на сотни осколков, осталось лишь раздражение.
- На меня встанет, – уверенно заявил наглец.
- Не льсти себе! – огрызнулся я.
- Если хочешь, проверим опытным путем, – по-лисьи сузив глаза и сладко улыбнувшись, прошептал Билл и зашлепал босыми ногами ближе ко мне.
- Меня вырвет! – жестко сказал я, выставив вперед руку, не позволяя ему подойти ближе, – Неужели все эти усилия только для того, чтобы меня тр*хнуть?
- А ты бы хотел, чтобы я на тебе женился? – не сдерживая усмешку, поинтересовался Билл и, схватив меня за выставленную руку, резко притянул к себе. Я опешил от неожиданности и не сразу сообразил, что Билл оплел меня руками и прижался ко мне всем телом. Самое странное было то, что, несмотря на мои громкие слова, никакой неприязни я не испытывал и даже слегка балдел от легкого аромата послевкусия парфюма и его личного запаха, такого нежного и приятного.
- Я бы хотел, чтоб ты оставил меня в покое, – устало выдохнул я, пытаясь высвободится из его крепких объятий больше из вредности, чем из истинного желания быть дальше.
- Том, ты не хочешь этого, не хочешь... Признайся себе, что без ума от меня. Признайся и отдайся. Тебе же лучше будет, – он лизнул мою шею и хрипло так прошептал, – Я могу быть очень нежным с тобой...
Он умело обволакивал меня интимным шепотом и сладкими речами, затуманивая мой мозг своим мягким голосом.
Он был так близко, так жарко дышал в шею, так сильно вжимался, так нежно говорил, что я почти отключился, оплетаемый тонкой сетью ласкового безумия. Я словно в трансе смотрел, как Билл осторожно проникает худыми ладонями под мою широкую футболку, легко поглаживая мой живот.
- Вот видишь, как хорошо... Нужно только отпустить себя, Томми... Отпусти и позволь своему телу наслаждаться моей лаской... – с возбужденной хрипотцой шептал Билл, облизывая мое ухо. Я не смел даже дышать, стоя столбом, не понимая, что происходит. Мозг словно отключился, и разум оставил меня, завлекаемый нежным и таким убедительным голосом. Хотелось повиноваться этому ласковому зову, делать все, что бы он ни попросил. Он гипнотизировал меня, заставлял подчиняться, хотеть ему принадлежать. В какой-то момент происходящее вышло из-под контроля, и это до такой степени напугало меня, что почти привело в чувство. Я, что есть силы, оттолкнул от себя худое тело и, не сказав ни слова, сбежал. Не оглянувшись, даже когда услышал громкий смех адского искусителя и его издевательски выплюнутую реплику мне вдогонку:
- Твое тело говорит, что ты – гей, Томми, вот только твоя голова отказывается это принимать!
Я остановился только тогда, когда оказался на свежем воздухе. Хотелось смеяться и плакать одновременно, а еще напиться, чтобы хоть как-то успокоить свою истерику. Этот человек – сущий дьявол, он сводит меня с ума, потому что в здравом рассудке я просто не мог зайти настолько далеко. В сердцах сплюнув, я направился к своей машине. Нужно было убираться отсюда, чем быстрей, тем лучше, и плевать на интервью, плевать на все, лишь бы быть подальше от этой гадюки.
Я словно обезумел после этого случая, стал тр*хать Катарину по несколько раз за сутки, где бы ни приспичило, пытаясь доказать себе, что со мной все в порядке, и я до сих пор нормальный мужик. В первое время Катарина радовалась столь дикому желанию быть с ней и с удовольствием предавалась со мной безумным сексуальным утехам. Но однажды, когда я склонил ее к сексу прямо в редакции «Сенсации», и нас чуть не застукал Герман, все еще злящийся на меня за проваленную статью, Катарину начала напрягать моя сексуальная активность, и она даже начала отказывать мне в сексе. Тогда я, посчитав себя в праве найти эти утехи на стороне, возобновил свои походы в клубы и на студенческие вечеринки, которые неизменно заканчивались жестким тр*хом в моей машине. Все крутилось и вертелось, лица сменяли друг друга, не оставляя ничего в моей душе. Я старался заполнить все свое свободное время – институт, газета, потом клубы и развлечения, лишь бы не оставалось ни одной свободной минутки подумать.
Я стал бояться оставаться один, это сводило меня с ума, я скучал по Андреасу, хоть волком вой. Мне казалось, что моя жизнь теряет смысл, что в ней не осталось ни одного настоящего друга, ни одного близкого мне человека, и во всем этом безумии был виноват один человек. Человек, который, ради собственного развлечения, делает мою жизнь невыносимой, поселяя в моей голове сомнения. Человек, которого я ненавидел всей душой. Человек, которого я в своих мыслях убивал уже тысячей самых жестоких способов, и если бы сила мысли действительно имела действие, эта дьявольская змея давно бы уже была мертва. Я просыпался в холодном поту от его победного смеха, преследовавшего меня в кошмарах, захлебываясь от ненависти и дикого желания мести. Хотелось, чтобы он почувствовал на своей холеной шкурке, каково это, когда тебя лишают привычного и любимого уклада жизни, забрав покой.
- Привет… – тихо произнес я.
- Привет, – также тихо ответил он, опустив глаза на свой член, чтобы продолжить начатое.
- Знаешь, я по тебе скучаю, – смутившись, все же сказал я, также глядя на свой только что вынутый член.
- Том, тебе не кажется, что туалет не место для подобных разговоров? – Андреас, сделав свое дело, надел штаны и подошел к раковине.
- Да, это довольно нелепо, – согласился я, также собираясь помыть руки, – Но, Андре, я не знаю, как иначе с тобой заговорить.
Андреас тщательно намыливал кисти рук, даже как-то нервно, было видно, что он взволнован.
- Андре, я не хочу, чтобы наша дружба сломалась из-за этого ублюдка. Ты же не думаешь всерьез, что я мог сделать это с ним? – я сам изрядно нервничал, подбирая слова, но, казалось, все, что я говорю, не то. Андре, не отрываясь, шоркал свои руки, не поднимая на меня взгляда, от чего было еще сложнее найти нужные слова.
- Андре, ну посмотри же ты на меня! – в отчаянье заскулил я. Андре как-то странно всхлипнул и поднял на меня свои глазищи, в которых стояли слезы. Я аж обмер, не зная, что делать дальше. Но мой друг еще раз всхлипнул, вытянул пару бумажных полотенец, насухо вытер руки и бросился мне на шею, судорожно обнимая.