- Ну, как ты там? Он тобой еще не поужинал? – весело спросил Андре. Хмыкнув, я переложил трубку из одной руки в другую.
- Я ему не по зубам, – самодовольно ответил любимому другу, удобно растянувшись на большой кровати, – А как ты там, не влюбился?
- Мой любимый сейчас в Лондоне, отчаянно пытается не потерять свою мужскую честь, – на мой взгляд, очень гаденько захихикал друг.
- Гад ты все-таки, – стараясь не выдавать улыбки, как можно более строго пожурил я друга. Разговаривать с Андре было так приятно, словно я снова был дома. Его голос успокаивал и привносил уют в мою жизнь.
- За это ты меня и любишь, – ответил Андре и, пообещав звонить, отключился. Снова стало одиноко. Билла не было, он уехал к Дэймону, и от этого на душе скреблись кошки. Черт его знает почему, но скреблись. Ощущение какой-то тревоги сидело глубоко внутри, не давая просто расслабиться и отдыхать. Я знал, что Билл с легкостью сможет себя отстоять. Уж в чем в чем, а в его напоре и пробивном характере я был уверен. Но даже это не успокаивало. «А может, ты просто ревнуешь, Томас Трюмпер?» – сделал предательское предположение мой внутренний голос, заставив все мое существо взбунтоваться. Я вскочил с кровати и стал ходить по комнате, убеждая себя в абсурдности этой глупой мысли. Что за бред? С чего бы мне его ревновать? МНЕ? ЕГО?
Забыв о данном себе уговоре бросить курить, я выудил из тумбочки пачку сигарет и, выйдя на уютный балкончик, закурил. Не помогло, на душе все так же было беспокойно. Плюнув на подобный способ релаксации, я залез в душ, простоял там минут тридцать, силясь заглушить предателя в своей голове, нашептывающего мне о моей ревности.
Я лег в кровать, выключил свет и постарался уснуть, но ничего не вышло, минут через десять я понял, что судорожно прислушиваюсь, не щелкнул ли замок, не слышны ли шаги по лестнице. Скрипнув зубами, я встал с кровати и, нацепив на себя только штаны, спустился вниз. Десять минут третьего показывали часы в гостиной. И где он шляется? Может, его уже убили тут! Я сварил себе крепкий кофе и сел на диван, с наслаждением попивая его маленькими глоточками.
Когда часы показали без двадцати три, щелкнула замком входная дверь.
Я вскочил и побежал к входу, даже не задумавшись о том, как это будет выглядеть.
- Где ты был? – поприветствовал я его. Билл удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал, проходя в гостиную.
- Я думал, тебя уже прирезали в подворотне, – уже спокойней сказал я. Стало стыдно за свое неадекватное поведение.
- Ты ждал меня? – спросил Билл. Его голос сейчас звучал как-то интимно и, казалось, проникал во все уголки моего измученного мозга.
- Еще чего, я просто пил кофе! – соврал я.
- Конечно, – улыбнулся Билл и, судя по самодовольной физиономии, не поверил ни одному моему слову.
- Ну, что там Дэймон? Пришлось ублажать? Будет финансировать? – я постарался спросить это, как можно более равнодушно, но голос таки дрогнул.
- Куда ж он денется, конечно, будет. Но не ревнуй, Томми, между нами ничего не было, – Билл провел тонкими пальцами по моей щеке и пошел наверх. А я, казалось, заалел ярче спелого томата.
- А я тогда напишу статью под названием «Известный фотограф насилует комнатных собачек»!!! – отпив горячий кофе из большой кружки, ответил я. Наше утро как всегда началось с взаимных комплиментов.
- Ну, если ты видишь себя в роли комнатной собачки… – Билл, сладко потягиваясь, достал из шкафа коробку с овсяными хлопьями. Я покривился.
- Ты будешь это есть? – недоверчиво спросил я, брезгливо косясь на коробку.
- Буду. Мы же в Англии, дружок, здесь по утрам принято есть овсянку, – пожал плечами Билл и, высыпав в миску хлопья, залил их горячей водой.
- Мерзость, – я передернул плечами. С детства терпеть не мог каши, а овсяную – больше всех.
- К твоему варварскому сведению, овсяная каша очень полезна! – гадюка села напротив и, набрав полную ложку этой мерзости, положила ее в рот.
- Лучше сдохну, чем буду это есть! – снова скривился я, а Билл с явным садистским удовольствием ел передо мной эту противного цвета субстанцию, гаденько поглядывая на меня при этом. Я чертыхнулся, сплюнул и, так и не допив свой кофе и не дожевав бутерброд, пошел наверх. Аппетит вконец пропал.
Вчера мы весь день провели в галерее, доделывая последние штрихи. Билл беспрестанно с кем-то говорил по телефону, что-то выяснял, кричал на нерадивых рабочих. Он пытался этого не показывать, но было видно, что он очень переживает и находится почти на пределе. Я помогал, как мог, принял непосредственное участие в создании брошюр и каталогов его работ с подробным описанием каждой фотографии. К вечеру, вконец заразившись всеобщим чувством напряженности и раздражения, я, незаметно ни для кого, на несколько минут ускользал в кабинет Билла, наливал себе пятьдесят граммов коньяка и выпивал его залпом. После такого пятого похода мне стало очень спокойно и даже благостно, что не ускользнуло от цепких гадючьих глаз. Он быстро понял, что к чему, очевидно, ко всему прочему, обладая неплохим обонянием. Хотя я, как мог, скрывал улики, заедая коньячок лимончиком. И Билл прилюдно меня опозорил, отчитывая, как нашкодившего школьника. Хорошо хоть в угол не поставил. Но коньячок отлично делал свое дело, и даже эта вспышка гнева не произвела на меня никакого впечатления. И даже после того, как меня поймали, я еще пару раз умудрился прошмыгнуть к заветной бутылочке, выбирая время, когда Билл был чем-то очень занят.
Домой мы приехали только к трем часам ночи. Меня жутко клонило в сон, видно, коньячок обладал еще и снотворным действием, а вот Билл, напротив, был взвинчен, и во всех его движениях читалось беспокойство.
- Успокойся…. – добродушно протянул я, на что был одарен убийственным взглядом. Нет, этот взгляд произвел бы на меня гораздо большее впечатления, будь я чуть-чуть трезвее, но сейчас я лишь потрепал его по плечу и, улыбнувшись, отвалил в свою комнату.
А сегодня был тот самый день «икс». Как ни странно, но Билл сегодня не выглядел таким дерганым, и это вселяло надежду.
Я сидел рядом с ним в машине и не дышал. Просто не смел дышать. А машина неуклонно везла нас к галерее, в которую уже стекались гости, люди, которые, я уверен, будут отвешивать ему комплементы, глазеть на него и флиртовать. От этого у меня странным образом все бунтовалось внутри.
Я давно собрался и, напялив белую толстовку с белой кепкой, которые мне до безумия шли, вот уже битых полчаса ожидал, когда же этот модник соизволит спуститься. Раздраженно глянув на часы, я обнаружил, что мы опаздываем, это завело еще больше.
- Бииилл! – нервно заголосил я.
- Я скоро! – крикнул он в ответ.
Я уже отчаялся его дождаться и стоял, тупо пялясь на часы, с какой-то маниакальной сосредоточенностью следя за секундной стрелкой, когда услышал сзади сладкий голосок:
- А вот и я!
Я резко обернулся, уже готовясь высказать все, что я думаю по поводу его сборов, но, увидев его, слова застряли у меня в горле. Мне показалось, что я даже открыл рот. Он выглядел просто потрясающе. Настолько шикарно, что даже у меня, стопроцентного натурала, сперло дыхание. Он был одет в тонкую полупрозрачную черную рубашку, скорее напоминающую мне женскую блузку, чем рубашку в ее истинном значении, застегнутую лишь на три пуговицы, давая возможность полюбоваться на его животик и тонкую шею. А черные брюки в облипку, сидящие на бедрах, были настолько узки, что меня срочно стал мучить вопрос, не жмет ли ему там чего-нибудь? Но этот вопрос быстро меня покинул, так как куда больше меня заинтересовала его торчащая татуировка на пузе. Я нервно сглотнул и, сделав над собой усилие, перевел свой взгляд на его лицо. Его и без того темные глаза казались теперь чернее ночи, обведенные тенями и спрятанные под пушистыми накрашенными ресницами. С таким макияжем он выглядел вызывающе – агрессивно, его взгляд теперь лишал воли, заставлял подчиняться. Черт!
- Чего остолбенел? Нравлюсь? – нагло пялясь на меня, усмехнулась гадюка. Я лишь пробубнил что-то нечленораздельное и, поспешив отвернуться, быстро направился к выходу, к ожидающей нас машине.
А теперь он сидел рядом и приятно благоухал парфюмом. И так как у меня до сих пор спирало дыхание от одного только взгляда на него, я уставился в окно, судорожно делая вид, что увлечен рассматриванием лондонских пейзажей.
Прошла официальная часть с кучей прессы, где все усиленно держали лица, всем своим видом пытаясь показать, что разглядели в фотографиях Билла самую суть. А Билл рассказывал о своих работах, в каких странах они были сделаны, что он хотел донести той или иной из них. Ему пели дифирамбы, пожимали руки, дарили цветы и подарки, вожделенно глазея на него сальными глазами, но не смея пока позволить себе большего. Никто не хотел показывать своей истинной сущности перед прессой. Я тоже не был без дела, отражая атаки сильно навязчивых журналистов и отвечая за Билла на их вопросы. Все-таки я приехал сюда работать.
Теперь же из галереи все переместились в модный Лондонский клуб «The End» обмывать удачное открытие выставки.
Уже через полчаса вся благородная публика, отлично разбирающаяся в искусстве, упилась так, как я никогда не упивался на своих студенческих вечеринках. К Биллу невозможно было пробиться, его все время окружала толпа, закидывая комплиментами и, судя по их похотливым лицам, уже не такими сдержанными, как в начале вечера. Билл лишь улыбался на это, было видно, что ему не привыкать к богемным пьянкам. Гадюка безусловно сегодня произвела фурор. Поначалу я психовал, меня бесило то, что он совершенно не обращает на меня внимания, кокетничая с какими-то парнями и мужчинами. Но, сообразив, что мое поведение как минимум не логично, а как максимум и вовсе неадекватно, поспешил обратить свой взор на кого-нибудь другого. Долго искать не пришлось, за барной стойкой сидела вполне симпатичная брюнетка в полупрозрачном серебристом платье. Было видно, что она прилично пьяна, что было мне на руку. Я изголодался по женскому телу, и мне хотелось просто потр*хаться, причем без долгих ухаживаний и слов любви. Она подходила. Нацепив на лицо котячью полуулыбку, я поспешил к своей жертве.
Девушка оказалась пьянее, чем я думал. Она все время смеялась и пыталась изобразить пони, усиленно убеждая меня, что в этой роли она неотразима. Я охотно верил. Трах*ться хотелось сильно, но желание послать эту «пони» нахр*н было сильнее. И слушая ее идиотский смех, я неосознанно стал искать взглядом Билла. Искать долго не пришлось, я засек его, движущимся по направлению к чилл-аутам, игриво таща за галстук мальчонку, улыбаясь ему при этом и гипнотизируя своими раскосыми глазами, а тот и не думал сопротивляться, покорно шагая следом. Внутри все вскипело, захотелось схватить гадюку за волосы, грубо выволочь из клуба и увезти домой. Я понимал, что этот гнев неоправдан, что он нелеп, но поделать с собой ничего не мог. Резко схватив за руку «пони», я быстрым шагом направился следом.
Неуклонно иду по направлению к чилл-аутам. Моя “пони” не успевает передвигать ногами, время от времени делая попытки шлепнуться на пол, но я упорно тяну ее за собой, боясь потерять из вида этого чертового гада.
Зайдя за плотную штору, отделяющую танцевальную зону от зоны секса, наблюдаю картину маслом: Билл прижимает мальчика к стене, впившись в его губы страстным поцелуем. Скрипя зубами, намеренно громко говорю:
- Шевелись, красавица, иначе я начну прямо здесь, – на что девушка радостно захихикала и, блеснув пьяными глазами, сама потащила меня в ближайшую пустую комнату.
- Что, Томми, решил поразвлечься? – тут же слышу за спиной ехидный голос, внутренне ухмыляясь произведенному эффекту.
Останавливаюсь и медленно поворачиваюсь. Билл уже не прижимает дружка к стене, а просто стоит рядом, сверля при этом меня злыми прищуренными глазками.
- Решил. У тебя с этим проблемы? – нагло ухмыляясь, издевательски произношу я.
- У меня – нет, но вот у тебя будут, – шипит гадюка.
- Ты, похоже, тоже времени зря не теряешь, – киваю я на мальчонку, непонимающе переводящего взгляд с меня на него.
- Это не твое дело! – огрызается Билл.
- Так же как и то, с кем развлекаюсь я – не твое, – спокойно произношу я и, беря пошатывающуюся “пони” за руку, захожу в комнатку. Внутреннее ликование добавляет эндорфина в кровь, делая меня добрым и счастливым, и даже «пони» мне теперь очень симпатична.
Не желая терять времени даром, опрокидываю девушку на пошлую круглую кровать и резко стягиваю с нее платье. Она все время смеется, чем, признаться, сильно мне мешает, но даже это не способно сейчас сбить меня с толку. И как только я сдергиваю с “пони” тонкие кружевные трусики и пытаюсь пристроиться к нужному мне сейчас месту, дверь резко открывается и в нее залетает Билл со своим любовником. От такой наглости, я на некоторое время теряю дар речи, глядя на него ошалевшими глазами.
- Я надеюсь, мы вам не помешаем? Вы заняли последнюю свободную комнату, – невинно хлопая глазами, говорит Билл и толкает парнишку на диван.
- Помешали, представь себе! – заорал я, судорожно натягивая на эрегированный член боксеры и штаны, морщась при этом от неприятных ощущений.
Билл смотрит на это дело, ехидно ухмыляясь, что бесит меня еще больше. А потом переводит взгляд на мою случайную подругу, не удосужившуюся даже сдвинуть ноги, не то что прикрыться.
- А вот твоей девушке, Том, мы совсем не мешаем, – с еще более гадливой рожей усмехается Билл.
- Пошел вон, вместе с дружком! – подхожу вплотную, почти нависая над ним, но его, похоже, все это только забавляет.
- Не нужно так нервничать, Томми, – отвечает гадюка, поглаживая одной рукой парня по голове.
- Билл... – неуверенно тянет мальчонка, с опаской поглядывая на меня.
- Все нормально, Стен, – резко отвечает ему Билл.
- Ничего не нормально, Стен, забирай своего приятеля, и сваливайте оба, – рычу я.
- Не кричи на него, – делано строго тянет Билл, при этом внимательно смотрит, ожидая моей реакции.
- Чего ты хочешь? – зло спрашиваю я.
- Тр*хнуться, – ухмыляясь, отвечает он.
- Ок, – резко бросаю я, и, хватая с пола платье “пони” и саму “пони “, уютно устроившуюся на кровати, выхожу из комнатки, оставляя ошалевшего Билла смотреть мне в след. Каково же было мое удивление, когда я обнаруживаю свободными почти все комнатки чилл-аута. Усмехаюсь и вталкиваю голую девушку в ближайшую из них, не забыв на этот раз закрыть дверь на замок.
Но секса не получается, потому что девушка отключается в самый ответственный момент, забывшись пьяным сном. Чертыхнувшись, я слез с отключившегося тела. От обиды хотелось плакать, но делать было нечего, и я, в очередной раз натянув на свой неудовлетворенный орган штаны, вышел вон.
Вернувшись домой, Билла я там не обнаружил и сделал вывод, что у него-то, похоже, вечер сложился удачнее моего. Ну, что ж, это был его вечер, его триумф.
Неудовлетворение и какая-то детская обида не давали мне успокоиться. Хотелось дождаться гадюку и измутузить ее, как следует, за то, что он обломал мне весь кайф. И тот факт, что я пытался сделать то же, меня ни чуть не смущает.
Уже и секса не хотелось. Хотелось, чтобы пришла гадюка, и мне было с кем попрепираться. Но она не шла, и это бесило.
Вдоволь набродившись по пустому дому, я улегся на уютный диванчик в гостиной и незаметно для себя уснул.
Просыпаюсь оттого, что до судорог затекла рука. Неохотно разлепляю глаза и вздрагиваю от неожиданности – на моей руке расположилась черная голова Билла, а сам он тесно прильнул ко мне, опасаясь, видно, упасть с узкого дивана. Судорожно пытаюсь вспомнить, когда это он успел так подленько ко мне пристроиться, но не могу. Вот гад, натр*хался с кем-то, а потом залез ко мне!
Смотрю на него спящего. Улыбаюсь. Он мирный такой сейчас, даже несмотря на агрессивный макияж, который он так и не удосужился смыть, как и прикосновения того парня. Эта мысль неприятно резанула где-то внутри. Я поспешил себя успокоить тем, что это все же была зависть, что ему удалось потр*хаться, а мне нет. Мстительно дую ему в лицо, отчего он недовольно морщится во сне и утыкается лицом мне в грудь. Но не тут-то было, я щипаю его за голый бок, показавшийся из-за задравшейся рубашки. Билл кривится и мычит, нехотя разодрав один глаз, вперивает его в меня.