Боже, как же он жаждет ее! Напрягшись и сжав бедра, Хадсон наблюдал, как Марианна, зажмурившись, пробовала пирожное, как чувственным кошачьим движением облизывала сладкие губы. Час назад, открывая ему дверь, она скорее напоминала кошку на раскаленной крыше. Сейчас, похоже, расслабилась, но одно его движение — и к ней вновь вернется испуганная настороженность. Он хочет ее, и рано или поздно его желание исполнится, но не стоит торопить события. Он ждал два года, подождет еще немного, каких бы мучений ему это ни стоило.
«Чем же, ну чем я ей не угодил?» — всплыл в мозгу старый вопрос, и вновь изнутри поднялись гнев и горечь. Но Хадсон загнал эти чувства обратно, в темную глубину подсознания. Неважно. Сейчас — неважно. Он привык штурмовать чужую волю и добиваться всего, чего хочет. Сейчас от него требуется только одно — терпение.
Терпение! Легко сказать!
— Смотри, растолстеешь! — шутливо заметил он, глядя, как Марианна расправляется с десертом. Вот она облизала последнюю ложку — и Хадсон вновь почувствовал жар и напряжение в бедрах.
— Знаю, — улыбнулась она в ответ. От коктейля и двух бокалов вина голос ее стал мягким, воркующим. — И не боюсь. Я живу, чтобы есть, а не ем, чтобы жить.
— Опасный принцип. — Наклонившись вперед, он прикоснулся к ее лицу. — Пока что двойного подбородка не видно, но берегись, при такой диете за жирком дело не станет! — Он задержал руку на миг дольше необходимого, затем провел пальцами по нежной шее и, только встретившись с ее взглядом, неохотно убрал руку.
Марианна снова улыбнулась — на этот раз немного нервно. На щеках ее выступила краска, на горле — там, где только что лежали его пальцы, — забилась тоненькая жилка.
— А ты не любишь пышных женщин? — спросила она с напускной легкостью.
— Я этого не говорил. — Взгляд его затуманился. — Сказать тебе, каких женщин я люблю? Блондинок — особых, с волосами цвета бледного золота; с зелеными глазами, в которых пляшут золотистые искорки, и с полными губами, словно умоляющими о поцелуе. — И глаза его опустились на ее губы.
Марианна молча смотрела на него, внезапно потеряв дар речи.
Взгляд его встретился с ее потрясенным взглядом. Бесконечно долгую минуту длилось молчание, наконец Хадсон небрежно пожал плечами, прерывая очарование момента.
— Впрочем, я не привередлив, — насмешливо закончил он.
Марианна вцепилась в кофейную чашку, словно утопающий в спасательный круг. Но аромат и чудесный вкус арабского напитка не помогли ей: в голове застряли его слова. Минуту назад она готова была позволить Хадсону все что угодно. А он, что он, собственно, с ней делал? Его сладкие речи можно назвать одним словом: «обольщение»; и в этом ремесле Хадсон искусен как никто. Напрасно, ох, напрасно Марианна пила коктейль и вино! Рядом с Хадсоном ей позарез необходим здравый рассудок.
— Да у тебя чашка пустая, — послышался его мягкий голос. Марианна и не заметила, что выпила уже четвертую. — Хочешь еще? Но, боюсь, от такого количества кофеина ты не сможешь заснуть.
— Нет, нет, мне… я больше не хочу. — Если честно, на кофе она больше смотреть не могла — но не удавалось придумать другого отвлекающего маневра.
— Вижу, марокканский кофе пришелся тебе по вкусу? — невинно заметил Хадсон. — Если хочешь…
— Нет, не надо. — Четыре чашки густого черного кофе после сытного ужина подействовали на нее не лучшим образом: Марианне стало нехорошо, и она испугалась, что Хадсон это заметит. — С меня достаточно.
Поднявшись, Хадсон мягко обвил ее рукой за талию и повел к выходу. Марианна не могла поверить, что близость мужчины оказывает на нее такое действие: она вся дрожала, ее бросало то в жар, то в холод, и потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть свое состояние от внимательных глаз спутника. «Да что со мной такое? — спрашивала она себя. — Словно девчонка-подросток на первом свидании!»
Впрочем, нынешние подростки в большинстве своем знают о сексе гораздо больше, чем она.
Спускаясь по мраморной лестнице, Марианна споткнулась, и Хадсон тут же прижал ее к себе инстинктивным движением мужчины-защитника.
— Осторожней, милая! — предупредил он глубоким мягким голосом.
Лучше бы он не называл ее «милой»! Марианна не сомневалась, что это ласковое слово он обращает ко всем женщинам, которых хочет залучить в постель. Просто деталь отработанной техники соблазнения.
— Спасибо, со мной все в порядке, — холодно ответила она, отстраняясь, но лихорадочный блеск глаз и румянец на щеках опровергали ее слова. — Тебе вовсе не нужно…
— Почему бы мне не обнимать тебя за талию? — небрежно спросил Хадсон и вновь обвил ее стан рукой. — И при чем тут «нужно», «не нужно»? Мне нравится тебя обнимать. Есть возражения?
— Да нет, но я…
— Мне кажется, тебе это тоже нравится, — мягко продолжал Хадсон. — Разве нет, Анни? Тебе ведь нравится тепло моей руки? Нравится прижиматься к моему боку? Ах, Анни, мы подходим друг другу, словно два стеклышка в мозаике.
— Глупый разговор. — Марианна ощутила внутри спазм, не имевший никакого отношения к кофе.
— Почему? Потому что мы говорим о сексе? — Это слово он произнес небрежно, словно что-то ничего не значащее, и Марианна снова едва не споткнулась. — Почему ты боишься меня, Анни? Только меня или всех мужчин? Что тебя так пугает — сам сексуальный акт или эмоциональная связь с любовником? Ты боишься, что я буду слишком настойчив, груб, что причиню тебе боль?
— Хадсон!
Марианна отскочила от него и испуганно оглянулась — не слышал ли кто? Щеки ее пылали, как маков цвет.
— Ты не ответила на мой вопрос, — настаивал Хадсон.
— И не собираюсь, — отрезала Марианна. Хадсон снова привлек ее к себе, и она почувствовала, что голос ее звучит совсем не так твердо, как следовало бы. — Сама мысль, что я тебя будто бы боюсь, настолько смешна, что ее и обсуждать нечего. Если я не предлагаю себя всем и каждому, — гневно продолжала она, — это не значит, что я боюсь мужчин! У меня есть принципы.
— У меня тоже, — серьезно ответил Хадсон, бросив на нее короткий пытливый взгляд.
— Вот и отлично. Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но, Анни, «иметь принципы» еще не значит жить монахом. Нет, я тебя не понимаю, и это меня раздражает! — Он повернул ее к себе и, прижав к стене, замкнул в кольце мощных рук. — Какая-то головоломка. Знаешь, в детстве, встретившись с головоломкой, я не мог успокоиться, пока не решал ее. Для меня это был вопрос чести.
— Сожалею, что лишила тебя покоя. — Она была зажата между Хадсоном и стеной, и вместо убийственного сарказма у нее вышло Бог весть что, точнее, совсем ничего не вышло. — Если я тебя раздражаю… — с усилием произнесла она, — зачем же ты поехал со мной?
— Да будь я проклят, если знаю! — Он прищурился, глядя ей в лицо. — Хочу наказать тебя? Может быть: я всегда стремился к справедливости. Стремлюсь поставить точку над «i»? Тоже вариант: не люблю неопределенности. А возможно, — он насмешливо улыбнулся, — дело проще: любая компания лучше, чем никакой.
— Прелестный ответ! — Марианна тщетно пыталась рассердиться: близость Хадсона гасила ее гнев в зародыше, и язвительный ответ превратился в жалкий.
— Ты сама спросила. — Он окинул ее взглядом — золотистые кудри, зеленые глаза, полные губы, нежный румянец на щеках, — затем легким нежным движением обвел пальцем контур ее губ. — Спокойной ночи, Анни.
Выпрямившись, он резко отвернулся и зашагал прочь, оставив Марианну в глубокой растерянности.
На следующее утро, когда солнце еще только поднималось, они покинули Фес и к полудню были уже в Рабате. Хадсон вел себя как вчера: был вежлив, внимателен, даже дружелюбен, — но за этим приветливым фасадом Марианна чувствовала внутренний холод.
Так прошло еще несколько дней. Хадсон по-прежнему обращался с ней, словно заботливый дядюшка с несмышленой племянницей. На третью ночь, в экзотическом ночном клубе в Касабланке, выпив лишнего, Марианна попыталась с ним пококетничать. По счастью, она почти сразу опомнилась и прекратила свои попытки. Но Хадсон как будто ничего не заметил, и это привело Марианну в отчаяние. Напрасно она говорила себе, что платоническая дружба между ними — лучшее, чего можно пожелать: глупое сердце отказывалось внимать голосу разума и ныло по-прежнему.
На пятый день после полудня они въехали в Марракеш. К этому времени Марианна окончательно уверилась, что Хадсон никогда и не испытывал к ней влечения, а все его объятия и поцелуи были лишь хитрой тактикой адвоката, рассчитанной на то, чтобы вывести ее из равновесия.
Город, утопающий в зелени, с апельсиновыми деревьями по обочинам дороги, встретил их свежим ветерком и ароматом бугенвиллеи. Оливы ласково покачивали ветвями, и высоко в зелени пальм темнели спелые финики.
Отель, расположенный к югу от города, на склоне гор Высокого Атласа, показался Марианне чудесным, неповторимо живописным местом. Но Хадсон, похоже, не замечал романтических пейзажей.
Здесь хорошо было бы проводить медовый месяц. Эта мысль поразила Марианну, когда они проезжали мимо средневековых дворцов по направлению к площади Джемаа-эль-Фна, что в глубине старого Марракеша. Марианна покосилась на Хадсона, но тот вел машину, задумавшись о чем-то своем, и, казалось, не заметил ее волнения.
— Идрис заставил меня пообещать, что я посещу знаменитый марракешский базар, — объяснил Хадсон несколько минут назад. — Он говорит, что приехать в Марракеш и не увидеть Джемаа-эль-Фна — все равно что побывать в Париже и не сходить в собор Парижской Богоматери!
Итак, оставив «рейнджровер» на стоянке, Хадсон и Марианна наняли извозчика, который привез их к самой стене, окружающей рыночную площадь. Стена была выложена из розового кирпича-сырца, от нее, как и от извозчика, веяло средневековьем.
Было без нескольких минут четыре, и у запертых ворот столпились туристы, нетерпеливо ожидающие открытия базара. Расплатившись с арабом-извозчиком, Хадсон взял Марианну за руку.
— Помнишь, я обещал показать тебе настоящее Марокко? — спросил он с необычной теплотой в голосе. — Вот оно: давай насладимся им вместе.
— Но как же отель? — тревожно спросила Марианна. — Они сохранят за нами комнаты? Ведь мы можем вернуться очень поздно.
— Не беспокойся. — Наклонившись, он легонько поцеловал ее в кончик носа. — Владелец — мой хороший знакомый, мы с ним обо всем договоримся.
Марианна не стала спорить: неожиданная ласка заставила ее сердце подпрыгнуть до небес, хоть она тут же укорила себя за глупость. С Хадсоном надо быть вдвойне осторожной, когда он ласков и внимателен! Ей нельзя расслабляться — ни на секунду. Она слишком его любит, и любая беспечность может оказаться для нее роковой.
Солнце тихо катилось к западу, и Марианна думала, что навсегда запомнит сладостную горечь этих нескольких часов, проведенных с Хадсоном. Они бродили по базару, слушали сказочников, любовались жонглерами, акробатами, заклинателями змей и непременным атрибутом восточного базара — шарлатаном с разноцветными бутылочками, полными, как он уверял, чудесных снадобий от всех болезней на свете. Только лекарств от разбитого сердца у него на прилавке не нашлось.
Когда спустились сумерки, они пообедали рыбой, жаренной на углях, заели ее халвой и финиками и запили водой, купленной у проходящего мимо водоноса.
Марианна была счастлива, словно Золушка, попавшая на бал. Тем горше было сознавать, что ее сказка окончится задолго до полуночи.
— Ну что, не жалеешь о прогулке? — ворвался в ее мысли мягкий голос Хадсона. Вечерело — туристы расходились, торговцы собирали свой скарб и один за другим растворялись в сиреневых сумерках.
— Конечно, нет! — с жаром ответила Марианна, подумав про себя, что с Хадсоном не отказалась бы даже спуститься в ад.
— Пойдем найдем такси и вернемся к нашему «рейнджроверу». — И, обняв Марианну за талию, Хадсон повел ее к южным воротам.
Всю обратную дорогу он обнимал ее, и Марианна с трепетом ждала, что он вот-вот ее поцелует. Но, к большой ее досаде, этого не произошло.
«Рейнджровер» стоял на прежнем месте; с каменным лицом Хадсон усадил Марианну и сел за руль сам. Автомобиль выехал из старого города и понесся по улицам богатого квартала, мимо особняков, от которых веяло покоем и роскошью.
— Что случилось? — спросила Марианна, когда Хадсон свернул на аллею, ведущую к одному из таких богатых домов. — Тебе нужно позвонить или что-то еще?
— Что-то еще. — Хадсон устремил на нее непроницаемный взгляд, и Марианна напряглась, ожидая нового подвоха. — В этой части Марракеша живет Хассан, брат Идриса, — спокойно объяснил Хадсон. — Пойдем, нас ждут.
— Кто нас ждет? — подозрительно спросила Марианна.
— Хассан и его жена, — невозмутимо ответил он.
Он был слишком спокоен, слишком терпелив. Такому Хадсону нельзя доверять — это Марианна уже усвоила.
— Что это значит? — тревожно спросила она.
— Хассан пригласил нас на ночь, только и всего, — небрежно ответил Хадсон. — Идрис в разговоре с братом упомянул, что мы будем в Марракеше, и Хассан заявил, что сочтет за оскорбление, если мы не воспользуемся его гостеприимством. Знаешь, восточные традиции. — добавил он с таким невинным видом, что Марианна окончательно утвердилась в своих подозрениях. — В Марокко к этому относятся очень серьезно.
— Почему ты не предупредил, что мы будем ночевать не в отеле? — ровным голосом спросила Марианна после недолгого молчания.
— Анни, ради Бога, не поднимай шума из-за пустяков, — процедил Хадсон, и она тут же почувствовала себя дурочкой. — И я на твоем месте не начинал бы разговоров о том, кто кому чего не сказал. Ты здесь в невыгодном положении. — И он взглянул на нее с подчеркнутым сарказмом.
Прежде чем Марианна успела ответить, он уже вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны. Марианна не вставала с места: почти полминуты длился молчаливый поединок взглядов.
«Он снова победил», — думала Марианна, глядя в его холодные серые глаза. В самом деле, глупо поднимать шум из-за таких пустяков. И все же, отель — нейтральная территория, а в доме у друга Хадсона она будет чувствовать себя в слишком интимной обстановке.
Марианна вышла из машины, уклонившись от предложенной руки, и получила в ответ хмурый взгляд. Гордо выпрямившись и высоко держа голову, она направилась вслед за Хадсоном к узорчатым дверям.
— Надеюсь, ты не станешь устраивать сцену при Хассане и его жене? — спросил он, обернувшись к ней.
— Разумеется, нет, — сердито ответила Марианна. — Очень мило с их стороны предложить нам ночлег. Я только надеюсь, что это не доставит им лишних хлопот.
— Гостеприимство у марокканцев в крови, — спокойно ответил Хадсон. — Это щедрый и благородный народ.
«В отличие от тебя» — ясно услышала Марианна в его холодном тоне.
Дверь отворилась на звонок почти немедленно — очевидно, хозяева видели подъехавший автомобиль. На пороге стоял человек, столь разительно похожий на Идриса, что Марианна сперва сочла братьев близнецами.
— Хадсон, дружище! — Хассан расплылся в улыбке, сверкнув золотыми зубами. — Заходи, дорогой, заходи! Это и есть твоя Анни? Да она еще красивее, чем описывал мне Идрис! Заходите, Калия вас ждет!
«Твоя Анни». Сейчас не время было спорить с Хассаном; однако слова его вертелись у Марианны в голове и во время представлений и приветствий, и позже, когда все четверо сидели в саду за любимым напитком марокканцев — зеленым чаем с мятой.
— Надеюсь, комнаты вам понравятся, — с улыбкой заметил Хассан, когда маленькая горничная, разливавшая чай, жестом позвала гостей за собой в дом. — Если что-то понадобится, не стесняйтесь, зовите Сораи. Чувствуйте себя как дома!
«Комнаты»… Марианна тихонько вздохнула, испытав одновременно облегчение и странное разочарование. Во время ужина у нее создалось впечатление, что Хадсон выставляет ее своей близкой подругой, руководствуясь задними мыслями. Теперь она не знала, радоваться или огорчаться своей ошибке. Что ж, в другой раз не будет давать волю воображению.
— Что это значит?!
Горничная распахнула дверь, за которой Марианна надеялась найти две спальни, указала на звонок для вызова прислуги и удалилась.
— Если не ошибаюсь, это спальня, — ответил Хадсон, оценивающим взором окидывая комнату. — И весьма недурная, должен заметить.