— Да, знаю, — Дилан откусил от ломтя кукурузного хлеба, наблюдая, как Адам выуживал косточку из рыбы. — Мисс Чевас? Это твоя воспитательница из детского сада, так?
— Ага. Ты ей нравишься.
— Да ну брось!
— Правда, пап!
— Ну, мне так не кажется, — Дилан отодвинул тарелку и посмотрел в зеленые глаза сына. Даже если тот и прав, шериф все равно не собирался подыскивать себе жену. А именно о замужестве и мечтали все свободные женщины на сто миль в округе. — Тебе нужно перестать быть таким грубым с дамами. Надо вести себя приличнее.
— Почему?
— Потому что так положено, вот почему.
— Даже с некрасивыми?
— Особенно с некрасивыми. Помнишь, я объяснял, что нельзя бить девочку, даже если она пнула тебя в голень? Ну вот, это то же самое. Мужчины должны быть вежливыми с дамами, даже если те им не нравятся. Это одно из тех неписаных правил, о которых я тебе говорил.
Адам закатил глаза:
— Который час?
Дилан взглянул на часы:
— Почти восемь. Поставь тарелку в раковину. И можешь пойти посмотреть телевизор.
Он собрал остальную посуду со стола и отнес ее в мойку. Протер тяжелый дубовый стол, задвинул четыре стула из того же гарнитура, затем поставил пирог Пэрис в центр стола. Жить с ней в одном городе — все равно, что быть членом клуба «десерт недели».
Конечно, Дилан знал о ее матримониальных планах. Черт, да он являлся лучшей партией во всем Перл-Каунти. Хотя, с учетом того, кем были остальные претенденты, это вряд ли можно считать комплиментом. А тут еще Дикси Хоув. Дилан не знал, хотела ли она замуж или просто переспать с ним. Оба варианта даже не обсуждались. Его от одной мысли передергивало.
Даже будь здесь женщина, которую ему бы захотелось привести на ночь, ничего бы не вышло. Дилан жил с маленьким сыном, а вряд ли можно делать это на глазах у ребенка. Шериф не мог оставить машину позади дома женщины, чтобы через пару часов об этом не узнали все жители городка. Они стали бы перешептываться за спиной, гадать о дате свадьбы. Дилан избегал становиться объектом сплетен не только ради блага Адама; он ведь был шерифом, официальным представителем власти, и не мог позволить появиться такого рода слухам. Особенно после того, как шерифа Доннелли поймали со спущенными штанами.
Дилан бросил полотенце в раковину и прошел ко входу в гостиную. Прислонившись плечом к стене, он услышал, как музыкальная тема любимого сериала Адама, «Рай на земле», заполнила комнату. Пушистые облака, голубое небо и прекрасное лицо мамы Адама появились на экране. Упругие золотые локоны обрамляли ее лик, словно она и правда была тем ангелом, которого изображала. Любимица Америки, Джульетт Бэнкрофт возвела очи к небесам, и свет засиял вокруг ее головы.
Та Джули, которую знал Дилан, не имела ничего общего с этим ангелом. За время их совместной жизни она никогда не была так мила и любезна и, насколько он помнил, часа не провела в церкви. Черт, да даже ее волосы на самом деле были каштановыми, как у их сына!
— Пап, иди, сядь со мной.
Дилан оттолкнулся от косяка и устроился рядом с сыном. Как обычно, Адам забрался на колено отца и положил голову ему на плечо. И как обычно, Дилан задумался, понимает ли сын, что происходящее на экране — выдумка. Что его мама вовсе не ангел, который сеет добро и спасает души. Они много раз говорили об этом, и Адам всегда пожимал плечами и утверждал, что все знает. Его отец не был в этом так уверен.
— Помнишь, о чем мы говорили на той неделе? — спросил он.
— Ага. Мама — не настоящий ангел. Она просто его изображает.
— Твоя мама — актриса.
— Я знаю, — ответил Адам, отвлекшись на начинавшееся действие.
Дилан прижал сына покрепче и поцеловал в макушку:
— Я люблю тебя, парень.
— И я тебя, папа.
* * *
Из окна дома номер два по Тимберлайн-роуд Хоуп смотрела на растущую луну, висевшую над пиками гор Сотут словно игрушка на макушке рождественской елки. Бледный лунный свет лился на воды Госпелского озера. Звезды теснились на чернильном небе, почти громоздясь одна на другую: Хоуп за всю свою жизнь столько не видела. Как и в прошлую ночь ее оглушила окружавшая дом тишина. Ни машин, ни сирен, ни вертолетов, стрекочущих над головой. Ни даже раздражающего лая соседской собаки.
Взгляд Хоуп сфокусировался на ее собственном неясном отражении в стекле и на свете, лившемся с крыльца на пыльный двор. Госпел, штат Айдахо, должно быть, самое пустынное место в мире.
Она отпустила тяжелую зеленую портьеру, и та закрыла окно. Хоуп много чего сделала с момента своего приезда сюда. Привела в порядок нижний этаж дома номера два по Тимберлайн-роуд, сняла со стены медвежью шкуру и прикрыла ею следы крови на полу. Распаковала несколько прибывших коробок с вещами и вычистила спальню напротив комнаты, где жили летучие мыши. Расставила несколько личных вещей и развесила одежду в шкафу. Еще много чего предстояло сделать, но уже давно пора приняться за работу.
Хоуп прошла в столовую и запустила ноутбук — и другой компьютер, что привезли сегодня днем. Положила небольшую подушку на жесткий стул и села за длинный стол. После предыдущей истории о куриной кости ей показалось, что муза вернулась. Положив расслабленные руки на клавиатуру, Хоуп прикрыла глаза и очистила сознание, отвлекаясь от дел насущных.
Полчаса спустя она вскочила на ноги.
— Черт, — выругалась миз Спенсер и схватила бутылку «Виндекса» и мягкую тряпку. Когда в течение следующего часа, пока она драила дом, муза так и не появилась, Хоуп вытащила свой набор для маникюра. Она выбрала цвет лака в соответствии с настроением и покрасила ногти в кроваво-красный.
Кроваво-красный. Журналистка обернулась и посмотрела через плечо на камин в соседней комнате. Она не писала статьи о настоящих преступлениях. Не писала о реальных людях или их секретах, или демонах, сводивших их с ума. Хоуп встала, подула на ногти и прошла в гостиную. Пальцем ноги оттолкнула в сторону медвежью шкуру и посмотрела на бурое пятно на деревянном полу. Насколько же все должно было быть ужасно, если прежний шериф не нашел иного выхода, как пустить себе пулю в голову?
Шелли упомянула что-то насчет извращенного секса. Люди не накладывают на себя руки из-за того, что им нравится, когда их шлепают. Хоуп задумалась, насколько же извращенным было то, что творилось в этом доме, и как много местные жители об этом знали?
ГЛАВА 5
Женщина отжигает на собственных поминках
Здание бара «Олений рог» являлось старейшим из всех сохранившихся в Госпеле. Восстановленный после пожара в тысяча девятьсот тридцать втором и построенный на несколько лет раньше, чем Церковь Господа нашего Иисуса Христа, бар по-прежнему привлекал в свои грубые деревянные стены преданных почитателей. Вечера среды были вечерами двойных заказов до десяти часов, и мало кто из паствы «Оленьего рога» отказывался от возможности выпить две кружки пива всего лишь за пару баксов.
Наверное, бар пользовался такой популярностью у местных, потому что, как и они сами, никогда не пытался казаться чем-то, чем на самом деле не являлся. «Олений рог» просто был местом, где можно пропустить пару стаканов, поиграть в пул в задней комнате или потанцевать тустеп под Винса Джилла[23]. Летом местные старались принять туристов наилучшим образом, но никто не возмущался, если приезжего силком выдворяли с любимого табурета.
Лившаяся из нового музыкального автомата музыка в стиле кантри — исключительно кантри — была достаточно громкой, чтобы заглушить грохот подтаявшего льда в кулере. В прошлом году какой-то умник пробрался в бар после закрытия и заменил Джорджа Джонса[24] на Барри Манилоу[25]. Не успел Барри пропеть и половины хита «Я сочиняю песни», как Хэйден Дин схватил табурет и прекратил мучения старого автомата. Теперь все табуреты были привинчены к полу.
Владелец «Оленьего рога», Барли Мортон, никогда не обращал особого внимания на внешний вид своего заведения, но, в некотором роде, Барли нравилось, как новый автомат «подмигивает» лампочками под льющиеся из него звуки гавайских гитар и как сочетается с большой сияющей вывеской пива «Куэрс» на стене. Вообще, если не считать комнаты для пула, «Олений рог» напоминал собой полутемную пещеру. Местным, которые называли бар своим вторым домом, такая его особенность была по душе.
Хоуп замерла на пороге, давая глазам время привыкнуть к полутьме. Хотя миз Спенсер мало что было видно кроме теней и сияющей неоновой вывески над стойкой, место напомнило журналистке бар в Лас-Вегасе, где она впервые встретила прототип своего Мики-волшебного гнома, Майрона Ламбардо. Сильный запах пива, грубое дерево, десятилетиями впитывавшее в себя сигаретный дым. Вероятно, это воспоминание должно было послужить ей предупреждением: разворачивайся и уноси ноги. Но сейчас Хоуп переживала своего рода кризис. Она сунула наушники в поясную сумку и немного отошла вправо, давая высокому ковбою возможность протиснуться мимо. Задев плечом широкую доску объявлений, Хоуп подняла взгляд к рекламе, прикрепленной к пробковому дереву. Это был лист, куда можно было записаться, чтобы принять участие в
* * *
Дилан с такой силой ударил ладонью по двери бара «Олений рог», что та с треском врезалась в стену. Настроения возиться со всем этим дерьмом у шерифа не было совершенно. Двое из его помощников разбирались с жуткой аварией на юге Баннер Саммит, еще один взял отпуск, а Льюис был в получасе езды отсюда. Поэтому Дилану ничего не оставалось, как продеть служебный ремень в свои «Левисы», прикрепить звездочку к нагрудному карману клетчатой рубашки и отправиться разбираться с идиотами из «Оленьего рога».
В баре раздавались звуки кулаков, впечатывавшихся в плоть, голоса посетителей, бьющихся об заклад, кто же победит: и все это под аккомпанемент «Привет, дорогуша» в исполнении Конвея Твитти[27].
Дилан протолкался сквозь толпу зрителей и едва не пропустил мощный удар, предназначавшийся Эммету Барнсу.
Кто-то вырубил Конвея и включил свет как раз в тот момент, когда Хэйден Дин, соперник Барнса, нанес тому удар в челюсть, отчего Эммет улетел в толпу зевак. Дилан не удивился, увидев, что один из зачинщиков беспорядка — Эммет. И в хорошие-то дни он был настоящим сукиным сыном с комплексом коротышки, а сегодня день явно не задался. В своих сделанных на заказ сапогах Эммет достигал ростом ста шестидесяти девяти сантиметров, а сложением напоминал питбуля. Добавьте сюда алкоголь — и вот Барнс превратился в один большой нетрезвый комок мускулов, только и ожидающий повода подраться.
Дилан подал знак хозяину бара, и тот сгреб Хэйдена в медвежьи объятия. Барли Мортона прозвали так не потому, что он родился хилым[28].
Шериф встал перед Эмметом и попытался затормозить его, упершись ладонью в грудь буяна.
— Драка закончена.
— Прочь с дороги, шериф! — заорал коротышка с остекленевшим от ярости взглядом. — Я еще не закончил разбираться с тощей задницей Хэйдена.
— Почему бы тебе не угомониться?
Вместо этого Эммет вмазал кулаком Дилану прямо в левый глаз. От силы удара голова шерифа откинулась назад, шляпа слетела, и взрыв боли иглами пронзил череп.
Дилан блокировал следующий удар предплечьем и врезал Эммету кулаком в живот. Воздух вышибло из легких драчуна, и он согнулся пополам. Дилан использовал преимущество на полную катушку, апперкотом отправив нападавшего на землю. Не давая Барнсу возможности прийти в себя, шериф перевернул его на живот и сковал руки за спиной.
— А теперь полежи и воспользуйся своим правом хранить молчание, — посоветовал, охлопав Эммета по карманам и убедившись, что они пусты, Дилан.
Выпрямившись, он придавил сапогом спину Барнса и бросил вторую пару наручников Барли. Тому не составило труда застегнуть их на более худом Хэйдене.
— Ладно, — обратился Дилан к внезапно притихшей толпе, — что здесь случилось? — Он дотронулся до скулы и поморщился.
Несколько людей заговорили разом.
— Эммет угостил ее выпивкой.
— Она ему что-то сказала, и он начал ее доставать.
— Тогда Хэйден вступился.
Эммет заерзал, и Дилан вдавил в его спину каблук сапога, пока драчун не угомонился.
— Кто?
Шериф взглянул на свои пальцы. Крови не видно, но наутро у него будет огромный «фонарь» под глазом.
Все в баре указали на кабинку в нескольких шагах:
— Она.
Там, взобравшись на стол, замерев, точно лань в лучах фар, стояла миз Хоуп Спенсер. С большими глазами, в коротком топе — и посреди расплескавшегося повсюду пива. Она прижимала к груди пригоршню салфеток.
— Поднимешься — и я тебя свяжу, — пригрозил шериф Эммету, перешагнув через него.
По прошлому опыту Дилан знал, что когда Барнс уже на полу, угомонить его обычно могла перспектива связанных вместе рук и ног.
Шериф подошел к Хоуп и протянул ей руку:
— Почему бы вам не спуститься, миз?