- Я передумал, - невозмутимо ответил Магаданский и звонко шлепнул по попке слишком уж разрезвившегося Гарика.
- Нестор, этот гнусный тип меня изнасиловал! - радостно возвестил Гарик, вылезая из-под одеяла. На щеках играл румянец, глаза сияли и поразительно ярко алели губы.
- Да ну как же! Это ты изнасиловал меня, маленькое похотливое чудовище, - с удовольствием целуя эти губы, ответил Магаданский, - Дитя порока и разврата, - усмехнулся он.
Нестор с отвращением наблюдал эту милую, трогательную сценку. Как надоело ему всё: эти пошлые развлечения, этот бессмысленный секс без любви, все равно с кем и где, эти раскрепощенные отношения "без комплексов". Он развернулся, чтобы уйти, но вдруг его словно огрели дубинкой по темени:
- Но ведь ты должен быть в Берлине! - беспомощно воскликнул он, понимая, что слова его звучат странно.
- Радость моя, - с легким недоумением ответил ему Магаданский, - если ты никак не можешь поверить, что это действительно я из плоти и крови, а не мой призрак, подойди ко мне и удостоверься - чего уж проще!
Они с Гариком смотрели на него как на дурачка, а Гарик еще и с недоумением - он начинал испытывать чувство вины, и это чувство очень не нравилось ему, в конце концов, разве Нестор шутил, когда уверял его, что не испытывает к Магаданскому никаких романтических чувств?
- У меня к тебе дело, - выдавил из себя Нестор, не глядя на них.
Магаданский и Гарик изумленно переглянулись.
- Ух ты как интересно! - издевательски воскликнул Магаданский.
- Олег, я прошу тебя, выслушай меня серьезно!
- Он спятил, - пробормотал Гарик.
- Ну? - Магаданский шикнул на мальчика и сел в постели, изображая внимание. Гарик нехотя откинулся на подушку, смиряясь с тем, что сейчас ему придется играть роль всего лишь стороннего наблюдателя. Впрочем, ему, как и Магаданскому, было очень интересно, что же заставило Нестора поступиться своими твердыми принципами.
- Мои знакомые хотят организовать СП с немцами, - собравшись с духом начал Нестор, - они занимаются импортом лекарств... Им нужно помочь найти партнеров... Они хорошие ребята, и у них все чисто, без криминала. Олег, возьмись за это!
Гарик едва сдержался, чтобы не расхохотаться демоническим смехом, чтобы не запустить в Нестора подушкой, чтобы не заставить его замолчать, взять свои слова обратно, вернуть время вспять. Ну что делает этот ненормальный?!
- Лапочка, я не занимаюсь благотворительностью, - сказал Магаданский.
- Ну разумеется, это не бесплатно...
- О чем ты думаешь, хотелось бы знать? Очнись, киса, с какой стати я буду стараться для твоих "хороших ребят"? И потом, ты разве не помнишь как погорел Погонышев с таким вот проектом? Только не говори мне, что твои друзья честные люди - нет сейчас в России и быть не может честных предпринимателей! Так что - уволь!
Магаданский поднялся и облачился в халат.
- Но ты даже не разобрался, не выслушал до конца!
- А то я не знаю, что ты можешь мне сказать! И когда ты перестанешь играть в Тимура и его команду! Я уже начинаю отчаиваться.
- Даже ради меня... Ты не можешь это сделать просто ради меня?!
- Если я буду выполнять все твои просьбы, я разорюсь. Пожалей моих детей, Нестор.
"Я ни о чем тебя не просил! Никогда!" - рвалось у Нестора с языка, но он сдержался, понимая, что устроив скандал, он не добьется вообще ничего. С ужасом он думал о том, что скажет Диме... самое противное, что ничего не скажет, просто не повернется язык. И они полетят в Германию, а там... останется надеяться на авось. Надо только узнать, когда Магаданский собирается-таки в Берлин, может быть там удастся его уговорить...
- Гарик! В ванную марш! - скомандовал Магаданский, направляясь к дверям.
- Как ты со мной обращаешься! - возмутился Гарик и запустил в него подушкой. Магаданский поймал подушку налету и, проходя мимо, сунул ее в руки Нестора.
- Перестал бы ты ерундой страдать, ясноглазый мой. Тебе нужна хорошая работа, достойная твоего образования и твоих способностей. Позаботься лучше о себе, чем о каких-то "хороших ребятах". Я всё жду, когда ты о себе попросишь, и вот тебе я помогу с удовольствием. Но, похоже, мазохистские наклонности у тебя оказались сильнее развиты, чем я думал.
- Не говори глупостей, - пробормотал Нестор, опуская глаза.
Кто знает, если бы Магаданский разговаривал с ним так всегда, может не было бы ничего: ни скандала с отцом, ни такого дурацкого окончания едва начавшейся карьеры. Когда Магаданский начинал говорить с ним так, Нестор чувствовал непонятное волнение и, похоже, даже готов был упасть в его объятия... Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. С самого начала все было не так. С самого начала кто-то вел себя неправильно...
- И все-таки... Может быть мы еще поговорим? - Нестор поднял на него свои ясные глаза, рассчитывая, что их проникновенный взгляд сейчас подействует на Магаданского неотразимо. Но Магаданский смотрел как-то уж очень мрачно и молчал.
- Когда ты улетаешь в Берлин?
- Завтра.
Магаданский ушел в ванную, Гарик - лишь бы только не видеть Нестора и не говорить с ним - присоединился к нему, и они достаточно долго плескались там в свое удовольствие.
А потом - грохот дискотеки, туманящий голову алкоголь - Магаданский повез свой "маленький гарем" в любимый Гариков ночной клуб. Голова у Нестора кружилась, он ловил рукой лучи от лазерной установки, эти тонкие светящиеся ниточки, и когда ему это удавалось, они ослепительно вспыхивали, ударяясь о тонкое золотое кольцо на его пальце.
Сверху на его рукав легла рука Магаданского. И снова это странное и сладкое волнение. Пальцы, ласкающие его ладонь... Нестор чувствовал, что сердце его размягчается как горячий воск и, кажется, тает. Магаданский наклонился... Нестор почти забыл вкус его губ, он вздрогнул, вскинул руку ему на плечо.
- Ты знаешь, я не выношу групповухи, - доверительно прошептал он, мерцая в темноте глазами, - Любовь... ведь она для двоих?
Магаданский улыбнулся ему как взрослый любимому младенцу, который лепечет что-то глупое, но очень трогательное, нежно коснулся губами его щеки, скользнув вниз, поцеловал его в шею. Нестор закрыл глаза, погружаясь в состояние приятной расслабленности. Пальцы его погрузились в черные, как вороново крыло, как мягкая и податливая ночная тьма волосы Магаданского, и он забыл обо всем.
Кончилось все конечно же групповухой все на той же широкой несторовой кровати, повеселевший Нестор был уже совсем не против и резвился не хуже Гарика. Засыпал он во властных объятиях Магаданского, обвив его шею руками и положив голову ему на грудь.
Утром Магаданский уехал, пообещав, что в Берлине они еще поговорят о продаже лекарств. Нестор с тяжелым сердцем проводил его, предчувствуя множество новых проблем, готовых пасть на него Дамокловым мечом.
Ах, Дима-Дима...
4
Город горел. Горел тысячью разноцветных рекламных огней. Отблески синего и красного играли на матовой коже щек, рубинами и бирюзой вспыхивали в глубине зрачков.
Сквозь огромное - во всю стену - окно Дима смотрел на бушующую праздником жизни Москву, наслаждаясь своей причастностью к этому празднику. Он был молод, красив и вполне обеспечен, он был хозяином этой жизни, он был уверен в себе, он мог позволить себе всё.
Нестор смотрел на него ошеломленно, почти со страхом - со страхом за себя, за свою бессмертную душу, подвергшуюся такому испытанию! Как на лик святой смотрел он на отрешенно глядящего в окно Димочку, ловя нежные блики далеких неоновых вспышек на его коже, думая о том, что нельзя быть одержимым настолько, это может плохо кончиться.
Нестор нашел удобный повод пригласить Димочку в ресторан - все-таки нынче в стране с работой достаточно напряженная ситуация, и обретение ее стоит маленького ужина. Они выпили уже по несколько рюмок и оба пребывали в романтическом настроении - правда поводы были разные.
Диме уже снилось Шереметьево и самолет на Берлин, а то, что будет дальше - не снилось даже! Он испытывал сейчас необыкновенно трогательные чувства к интеллигентному и утонченному Нестору - ведь это он будет руководить им, это он сделает ему имидж. Нестор был сейчас для Димы самым важным и нужным человеком, знал был Нестор об этом - умер бы от счастья, но он, впрочем, догадывался, и, если Димочке доставляло удовольствие выслушивать его бесконечные советы, то Нестору не меньше удовольствия доставляло давать их. И сейчас перед ними лежали вилки, ложки и ножи, и Нестор по ходу дела кидал:
- Не ту вилку!.. Нож возьми!.. Не в ту руку!
Дима был в отчаянии - ему казалось, что запомнить все эти тонкости просто невозможно. Нестор ухмылялся про себя, он ничуть не сомневался, что не постичь Димочке тонкостей этикета, да и зачем ему?
Но Димочке хотелось, и Нестор давал ему то, что ему хотелось - говорил непонятные слова, и рассказывал о вещах трудно постижимых, которые следовало бы знать разве что на приеме у Гельмута Коля. Может быть, Димочка действительно собирается на прием к канцлеру? Предлагать ему экспортировать лекарства в Россию?
Димочка был невоспитан феноменально: он не умел говорить, он не умел есть и не умел пить. Но это потому, что никто и никогда воспитанием его не занимался - и кому оно было нужно в славном городе Сургуте, откуда Димочка был родом. Воспитание нужно дегенеративным сыночкам дипломатов, тощим, большелобым (это потому, что лысеть начинают уже в школе), со скошенными подбородками и очками с толстыми линзами. Димочка возьмет кого угодно без всякого воспитания, и без всякого образования тоже, между прочим! Одной своей улыбкой, сияющими глазами, разворотом плеч, ошеломительной молодостью, силой, энергией, крепостью мускулов, статью фигуры.
Нестор с улыбкой смотрел на неловкие от волнения пальцы, сжимающие хрупкую вилочку, на крепкое запястье под крахмальной манжетой, и дыхание его обрывалось на излете.
"Ты мой теперь, - думал он, облизывая сладкие от вина губы, - Ты сам отдался в мои руки, и я сделаю с тобой все, что захочу. Ведь не думаешь же ты в самом деле, что все тебе дастся даром?"
- А как тебе мой костюм?..
- Этот?
- Ну да.
- По моему, весьма неплохой костюм, а что?
- Неплохой?! Всего лишь неплохой?! Да я отвалил за него чертову кучу денег!
- Хорошую - действительно хорошую! - одежду покупают не на рынке, а в магазине.
- Кто тебе сказал, что я его на рынке покупал, - мрачно буркнул Дима.
- В магазине?! Интересно, в каком?
- Да ладно, забудь об этом...
- Когда я говорил о магазинах - я имел ввиду специализированные.
- Черт! Да там цены такие!.. Может быть, я, конечно, ничего не понимаю, но на рынке то же самое - только дешевле!
- Прекрати! Я не позволю тебе экономить на себе! Ты будешь одеваться по высшему классу.
- М-да, так одного костюма небось мало...
- Пять - как минимум. А еще галстуки, рубашки, ботинки и носки.
- О нет!
- Нет, так нет. Но если ты хочешь выглядеть действительно хорошо...
Нестор убедил Диму очень легко в том, что ему без него не справиться. Дима неуклонно впадал в... эстетическую (если можно так выразиться) зависимость от своего не совсем нормального, но, как выяснилось, весьма полезного соседа. Прошло всего-то дня три со времени их знакомства, а они уже так нужны были друг другу...
- Успеем мы купить все, что надо до отъезда?
- Успеем, если постараемся. Сколько у нас дней?
- Макс вчера уже начал документы оформлять... Еще пара дней и можно будет билеты покупать.
- Быстро вы...
- Ну так! За нами большие люди стоят, Нестор.
Нестор едва заметно поморщился. Прав был Магаданский - разумеется, прав! - богатое воображение тут же нарисовало Нестору тучного мафиози с мрачным взглядом, дающего ценные указания Максиму, как ему следует вести дела и с кем делиться прибылью. Возможно, даже наверняка, всё было несколько не так, но мафиози был... а сколько гордости было в Диминых словах - "большие люди"... смешно! Эти большие люди используют тебя и вышвырнут, а то и убьют.
Нестор осознавал, что опять пьет больше, чем следует, в его голове и без того давно не было трезвости и разумности, так стоило ли добавлять? Но всё последнее время Нестор вёл себя неадекватно, его поступки были дики, сумбурны и непоследовательны, и он пил для того, чтобы сравняться с Димочкой, чтобы ощутить с ним близость - ту самую, которая возникает между очень нетрезвыми людьми, склоняя их на откровенность, какую-то особенную нежность друг к другу, а так же пробуждая физиологические желания. Особенно остро.
Дойти до подобного состояния труда не составило. Дима, разумеется, от Нестора не отставал, и вскоре они оба уже не вполне определяли реальность. Разговор о работе, об одежде, об этикете и о Германии резко повернулся на какие-то грязные пошлости. Нестор красочно описывал злачные места Берлина, которые когда-то они посещали с Магаданским, и от которых Нестор тогда был совсем не в восторге, описывал в подробностях! У Димы светились глаза от его рассказов и, видя это, Нестор изощрялся как только мог. Именно тогда он впервые шокировал Диму некоторыми пикантными подробностями. Нельзя сказать, чтобы тогда он вообще уже ничего не соображал - он просто решил, что уже можно всё! Дима смотрит такими восторженными глазами - почему же не рассказать ему о том, что доставляет НАСТОЯЩЕЕ удовольствие?
Однако Дима всё-таки был еще не готов, Дима перестал улыбаться, и в глазах его родилось недоумение. Он усомнился, правильно ли понимает то, о чем говорит Нестор. Нестор сделал независимое лицо и добавил к вышесказанному, что в Берлине достаточно мест, где можно удовлетворить самые изощренные желания. Дима не был ханжой, Дима попросил описаний. Нестор не заставил себя просить дважды и рассказал обо всем, что только смог вспомнить. На фоне садо-мазохистских клубов, чьи программы Нестор описал весьма художественно, его намеки о голубой любви затерялись.
Они возвращались домой на такси, потому что никто из них не был в состоянии вести машину. Дима улыбался как-то странно и загадочно, глаза его блестели нагло и хищно, в них плясали огоньки проносящихся мимо фонарей, он смотрел в окно и видел извивающиеся в экстазе тела, тонкие пальчики девушек, легко касающиеся ноготками груди, скользящие по напряженному телу вниз...
Нестор был вдохновенен, как поэт. Он почти припал губами к уху своего возлюбленного, вдыхая глубоко, как наркотик, запах его волос, аромат его одеколона. Ладонь его трепетно и осторожно легла на бедро молодого мужчины, почувствовала сквозь тонкую ткань обжигающий огонь его кожи и напряжение мышц... как у тигра перед прыжком, когда он лежит, такой, казалось бы, мягкий и шелковый... Он говорил и говорил, не смея замолчать, страшась нарушить эту гармонию, опасаясь, что его оттолкнут, грубо и безжалостно.
Нестор уже не выбирал тем, он рассказывал всё, что приходило ему в голову, всё, что - по его расчету - должно было возбудить Димочку, и что возбуждало его самого. О том, как нежно ласкают друг друга девочки, приходя в экстаз от малейшего прикосновения к себе подруги, о юных мальчиках, с нежной бархатной кожей, чьи горячие губы - сама жизнь, о мужчинах, которые, занимаясь с ними любовью, забывают, что они на сцене, начинают шептать страстные, прерывистые, как бред, слова, о сильных руках, которые заставляют тебя покориться, повергают ниц нежно и жестоко, о том, что истина: больше получаешь, когда отдаешься - неоспорима.
В призрачном свете ночной Москвы Дима видел всё, что говорил ему Нестор, он чувствовал всё... Прозрачные тени скользили по внешней поверхности лобового стекла автомобиля и уносились прочь яростным ветром свежей летней ночи.
Все, что было дальше, было сном. Сказочным, невероятным, наркотическим сном. Огонь в крови и шум в голове... блики от фар, летящих мимо машин... прохладные простыни, принимающие в свои объятия разгоряченные тела, губы, тянущиеся к губам, жадный язык, разжимающий зубы, и сладостный стон, когда шелковые губы скользят вниз по животу, и он, похоже, не размышляет уже о том, не противоестественно ли это. И наконец-то! Господи...