- Козел вонючий! - крикнул он тому, кто сыграл с ним такую глупую шутку, и вдруг направился прямо к сидящему за кадкой молодому человеку.
Вовка хмыкнул - его оказывается видно. Забавное зрелище представляет он собой, должно быть.
Из одежды на мальчике был только широкий браслет, украшавший запястье левой руки. Золотой дракон, изящно обернувшийся вокруг руки казалось, был живой - каждая его чешуйка отражала свет как-то по особенному, создавая иллюзию, что дракон шевелится.
Вовка успел хорошо рассмотреть этот браслет, стоивший, вероятно чертову уйму денег, ибо именно этой рукой мальчик отодвинул широкий зеленый лист пальмы.
- Бухаешь в одиночку?
Темно-фиолетовые глаза из-под длинных темных ресниц смотрели весело.
Вовка почему-то почувствовал к нему расположение, может быть, потому, что был пьян, может быть, просто потому, что увидел в мальчишке единомышленника.
- Надоело мне быть проституткой! - пробормотал он в припадке пьяной откровенности.
Мальчик улыбнулся, с изумлением вскинув брови.
Черты лица его еще не сформировались окончательно и трудно было бы сейчас сказать с уверенностью, каким он будет лет, к примеру, через пять. Нельзя было назвать их безупречно правильными, но столько очарования было в нежной улыбке, во взгляде распутных фиалковых глаз. Безупречное сложение, золотистая от загара кожа, пепельные волосы - бедный ребенок! Как можно жить и выжить со всем этим?!
- Пойдем отсюда, здесь холодно, сыро и чудовища на каждом шагу.
Вовка поднялся. Его качнуло в сторону - все-таки он набрался сильнее, чем полагал.
Они вышли из сауны, и мальчик уверенно повел его по коридору пока они не пришли в ту самую, небольшую обитую деревом комнату, где они раздевались. Одежда валялась повсюду - вот они, богатые люди, отметил про себя Вовка - им плевать на их роскошные шмотки, бери что хочешь и уходи.
Мальчик сбросил одежду с дивана, уселся и жестом пригласил Вовку. Здесь, в полумраке наступающего вечера все казалось нереальным и было так хорошо сидеть друг против друга на диване в чем мать родила, по очереди отхлебывая из бутылки.
- Тебя как зовут, проститутка?
- Владимир.
- Ух ты, Владимир! А я Гарик. Здорово, что ты мне попался - я бы умер с тоски. Ты-то хоть на работе, а я какого черта приперся?
- Действительно...
- Ублюдок Арсюша меня доставал две недели, заставил-таки привезти. Теперь в восторге, как маленький.
Вовка рассмеялся.
- Значит это ты привез сюда кого-то. Забавно. Я думал, что господа привозят с собой мальчиков.
Гарик облизнул влажные губы, алкоголь уже затуманил его глаза, в движениях появилась томная медлительность.
- Всяко бывает, - сказал он туманно, - Но вообще-то я сам по себе. А ты, как я погляжу, не особенно любишь свою работу?
- Я ненавижу свою работу!
Гарик посмотрел на него вопросительно.
- Да, конечно... работка не из самых приятных, но зато не у станка...
- Давай не будем об этом, а?
- Как хочешь, непонятно только... Может, ты мазохист?
- Нет, я не мазохист, но люблю презренный металлец, и ради него... И не смотри на меня так! У тебя-то наверняка есть все, тебе не приходится задумываться в каком магазине покупать шмотки, в каком ресторане обедать, а в каком ужинать! А на общественном транспорте ты когда катался в последний раз?!
Гарик поднял руки, показывая, что сдается.
- Так разве ж я что говорю? Ты прав! Целиком и полностью! Моя мать любит рассуждать на тему, что деньги не приносят счастья, и что они не самое важное в жизни. Их у нее никогда не было и не предвидится, потому-то ей и не важно...
- Так ты что, с матерью живешь?
- Шутишь? Я не живу с ней уже... года два, наверное.
- Сколько же тебе лет?!
- Не задавай глупых вопросов... А ты где живешь?
- Квартиру снимаю с приятелем.
- С любовником?
- Я не педик! - процедил Вовка сквозь зубы.
- Прости!
- Просто с приятелем, мы учимся вместе.
- О как! Так ты еще и учишься! Класс! Уважаю ученых!
Вовка ухмыльнулся.
- Слушай, у вас квартира большая? Третьему место найдется?
- Тебе негде жить? - изумился Вовка.
- Да это я так, на всякий случай... Мало ли чего!
- А, ну заезжай.
Водка иссякла, но ни у кого не оказалось сил, чтобы идти за новой бутылкой. На земле давно властвовала ночь, в комнате стало темно, в призрачном свете звезд возбужденно сверкали белки глаз.
Они говорили до тех пор, пока ворочались языки и уснули, закопавшись в чью-то одежду.
Волшебное покрывало ночи укрыло их утомленные тела, подарив благодатный сон. Им не мешали приглушенные расстоянием звуки музыки и пьяные вопли, которые затихли только к рассвету - ночь защитила их, унеся в тот прекрасный мир, где им обоим было хорошо...
Их разбудили поздним утром те, кто пришли за своей одеждой. Мрачные с похмелья, опухшие и очень некрасивые в свете утра, мужчины одевались, стараясь не глядеть друг на друга и на себя. Теперь им долго не захочется встречаться.
Помятая физиономия одного из мужчин исказилась ужасом, когда он увидел торчащую из-под вороха одежды руку. Раскидав шмотки, он извлек на свет Божий Гарика.
Гарик застонал, закрываясь от яркого света.
- Уберите солнце... ненавижу солнце! - пробормотал он.
Облегченный вздох вырвался из груди мужчины - разве можно было сказать с уверенностью, что этой ночью никого не убили?
- Гарик! - воскликнул он, - Маленький мерзавец, что ты делаешь здесь? Твой друг ищет тебя повсюду!
Гарик сел, протирая глаза - этакий милый сонный ребенок - ах, если бы еще оставались силы на что-то... О нет! Никаких сил, никакого энтузиазма!
- Боже, сделай так, чтобы никогда не наступало утро! - вздохнул Гарик, выглядывая в окно. Он увидел бледный серенький денек и помрачнел еще больше.
- Где Арсений?
- Иди ищи.
Гарик растолкал крепко спавшего Вовку - тот выглядел не самым лучшим образом, мучимый жестоким похмельем, он с трудом вспоминал, кто он и где находится. Его вчерашний милый знакомый одевался; тихо ругаясь, он отыскивал свою одежду. Собственная нагота вдруг сделалась Вовке противной, и он последовал его примеру.
Люди заходили и уходили, как странны были их взаимоотношения - они держались так, будто были незнакомы друг с другом, и одновременно они было роднее друг другу, чем братья, они были повязаны одним преступлением - никто из них, конечно, не сомневался в том, что то, что они делали здесь, преступление, обозначенное вполне конкретной статьей в уголовном кодексе.
Одевшись, Вовка и Гарик вышли в гостиную.
- Где этот Арсений? - пробормотал мальчик, - Надоел он мне страшно.
- Ты у него сейчас живешь?
- Пожалуй, уже нет... Кстати, скажи мне свой адрес, если не передумал еще приглашать меня в гости.
Вовка адрес сказал.
- Записать тебе?
- Запомню.
Гарик наконец отыскал взглядом Арсения. Тот выполз откуда-то с видом ошизевшим и слегка безумным.
- Игоречек, ну где ты был?! - воскликнул он обиженно.
Гарик мило улыбнулся ему, пробормотав тихо, сквозь зубы:
- Придурок...
Он отправился навстречу любовнику, кинув Вовке короткое: "Пока!". Вовка же отправился отыскивать парней, вместе с которыми приехал сюда работать.
3
Гарик попросил шофера остановиться на обочине шоссе. Хотелось пройтись до дома пешком, прекрасная звездная ночь, наполненная запахом молодой листвы, весьма располагала к этому. Давно, очень давно Гарик не был так романтически настроен и так доволен собой, он хотел и мог забыть на время грохот музыки, безумное сияние огней, глаза, улыбки и руки... чьи-то постоянно тянущиеся дрожащие от волнения руки.
Здесь каждый камешек знаком был с детства, здесь был его дом. Дом, с которым связано было так много, приятного и не очень, но какое сейчас имели значение детские переживания? Все это так далеко. В другой жизни.
Уродливые холодные новостройки, асфальт и бетон - и все-таки так трогательно! Приют наивного покоя, окраина огромного города, спальный район, не знающий и даже не догадывающийся о том, как живет ее центр.
Сейчас, в половине второго ночи, улицы были тихи и пустынны, редкие фонари, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, кидали на выщербленный асфальт причудливые тени, казалось, тысячи гигантских бабочек трепещут крыльями в ночном воздухе.
Отсалютовав шоферу на прощание, Гарик вышел из машины и отправился по дороге вглубь переулка, любуясь матовым блеском своих мягких кожаных ботинок, так красиво облегавших ступню, наслаждаясь свежим ветерком, нежно ласкающим кожу, тихим шепотом листьев и игрою света и тьмы на асфальте.
События минувшего вечера дарили приятные воспоминания, невольная улыбка скользила по губам юноши, когда он вспоминал свою очаровательную выходку в клубе "Московский" и истошный вопль Алика "Где он?!", догнавший его уже на улице, когда он вскакивал в попутку, остановил которую едва ли не ценой своей жизни, кинувшись буквально ей под колеса.
Водитель, никак не ожидавший ничего подобного, едва не сорвал тормоза. Воспользовавшись его замешательством, Гарик без лишних формальностей плюхнулся на соседнее сидение.
- Гони! Скорее, если жизнь дорога! - крикнул он весело и залихватски, как извозчику, засовывая шоферу в кармашек рубашки купюру в пятьдесят долларов.
Шофер вряд ли действительно понял и осознал, что происходит, когда он нажал на акселератор, сработал единственно инстинкт самосохранения. Впопыхах он резко бросил сцепление, и машина рванулась с места так, что взвизгнули шины на колесах, оставив темный след на асфальте. Как только мотор не заглох?
Оба - и водитель и пассажир - облегченно вздохнули только затерявшись в потоке машин на Тверской. Причем спаситель был явно взволнован куда сильнее, чем спасенный. Теперь, когда мнимая или действительная опасность миновала, он почувствовал вполне понятное любопытство. В самом деле ему представился редкий случай соприкоснуться с тем удивительным миром, который до сей поры была возможность наблюдать только со стороны - миром больших (весьма больших) денег и сильных страстей, таким далеким от простых смертных. А то, что мальчик принадлежал именно к этому миру не оставляло сомнений, казалось, он сошел с обложки модного журнала, одна серьга в его ухе, с искрящимся в свете огней бриллиантом, стоила наверняка дороже его "шестерки".
- Что, туго пришлось? - посочувствовал водитель, намереваясь таким образом завязать разговор, он не решался в это время суток надолго отрывать взгляд от дороги и только изредка косился в сторону своего пассажира, приняв вид несколько ироничный и снисходительный, что, как ему казалось, соответствовало ситуации.
Гарика привел в восторг его вопрос, он повернулся на сидении так, чтобы как следует рассмотреть того, с кем этой ночью столкнула его судьба. Определить социальный статус такого человека совсем не трудно - работяга, один из миллионов ему подобных. При общении с такими людьми Гарика одолевала тоска. Как можно так жить, и не удавиться, было действительно непонятно. Никакого смысла в жизни, нищета и каждодневная рутина. Не то, чтобы у самого Гарика был какой-то особенный в жизни смысл, но цель была, вполне определенная и конкретная.
- Туго? Не смеши меня! Туго пришлось этому уроду. Вздумал, падла, учить меня как себя вести. Жалкое зрелище, ему уже тридцатник, а все косит под мальчика. Ты б его видел! Дешевка!
Гарик поморщился от отвращения.
- Правильно Юлька сказала про него - труп проститутки!
- Он что, к тебе приставал?
Гарик расхохотался.
- Вот это был бы номер! Да нет, что ты, это его мужик стал меня клеить, вот он и взбесился. А этот хрен собачий - я мужика имею ввиду - думает, что пришел в публичный дом и может снять, кого захочет!.. А! Не будем о грустном.
Около минуты водитель переваривал полученную информацию, после чего поинтересовался.
- И чем же все кончилось?
- Кончилось все просто великолепно! Нежную щечку моего лучшего друга Алика отныне помимо морщин будет украшать симпатичный розовенький шрамик. Ух, это надо отпраздновать! Сбылась мечта всей моей жизни!
- Теперь жди мести.
- Пусть попробует. Я разукрашу ему и другую щечку с большим удовольствием.
- Что ж ты бегством спасался, раз такой крутой?
Гарик печально улыбнулся.
- Тебе никогда не приходилось видеть разъяренного педика, которому только что испортили физиономию.
- Это уж точно.
- Зрелище не из приятных. Он от бешенства теряет рассудок и может кинуться даже на гранатомет. А на фиг мне его убивать? Из-за такого дерьма садиться в тюрьму?
Водитель только ухмыльнулся. Трудно было ожидать, что он поверит в эти подробности гарикова рассказа. Любой человек мыслит своими критериями, и очень трудно заставить его их изменить. Как бы не выглядит этот юный мальчик - он оставался всего лишь мальчиком, который вряд ли способен на что-то большее, чем бахвальство. Водитель вспомнил собственного сына, который не намного был моложе. Сравнение повергло его в ужас.
- Слушай, парень, - сказал он, - тебе не кажется, что ты ведешь слишком опасную жизнь? Тебе лет-то сколько?
Гарик улыбнулся и спросил кокетливо:
- А сколько дашь?
- Ну, явно восемнадцати тебе нет еще.
- Крути свою баранку, ладно? - попросил Гарик смиренно, - Я не такой идиот, как ты думаешь. Не так уж сильно пострадал этот сраный Алик, вряд ли на самом деле шрам будет, хотя жаль, конечно. Ты не представляешь какой он гад! Испугался он здорово, но уже отошел, наверное. К тому же там, куда я еду, никто меня не найдет.
- Куда тебя везти-то?
- Прямо по шоссе. Я скажу, где остановить.
- Давай уж я тебя до дома отвезу, ночь на дворе...
- Успокойся.
Центр остался позади, стало меньше машин и огней, город трепетно хранил свое зыбкое благополучие, уверенно притворяясь, что этот мир не так уж плох.
Гарик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, водитель решил было, что он уснул, но как только появились ввиду первые дома Чертаново, мальчик сладко потянулся и велел:
- Останови!
Он вышел, одарив водителя прощальной улыбкой и исчез в темноте, тот проследил за ним взглядом, с сожалением и каким-то смутным недовольством собой, будто не сделал чего-то важного. Но чувство это пронеслось как дуновение ветерка, и он просто поехал дальше, подумав: "Да, будет что рассказать жене".
Гарик не был дома уже несколько месяцев. В последний раз он видел эти улицы засыпанными снегом, дул сильный ветер и мороз был под тридцать... Той достопамятной ночью, когда Ольгерд орал ему под окнами слова любви по-польски полночи, до тех пор, пока мать, крепко державшая оборону и готовая скорее умереть, чем выдать ребенка какому-то мерзавцу, не спятила совсем и с визгом не выставила Гарика из квартиры в неглиже.
Таким он и попал в объятия вельможного пана, который подхватил его - шествующего босиком по снегу - на руки и завернул в свою огромную волчью шубу под хохот вызванной соседями милиции, которая давно наблюдала, чем кончится дело.
Гарик все еще помнил обжигающий холод хрустящего искристого снега, он едва не по колено утонул в нем у подъезда.
- Твоя мать - ненормальная! - коверкая слова говорил Ольгерд, растирая его ступни и покрывая их поцелуями на заднем сидении автомобиля.
В том, что мать его ненормальна, Гарик не сомневался ни на мгновение. Каждый раз со скандалом уходя из дома, он клялся себе, что никогда не переступит его порог и обещал себе, что непременно обзаведется собственной квартирой в самое ближайшее время. Однако этого так и не произошло, затянутый водоворотом жизни, он забывал об этом и вспоминал только в такие вот минуты, когда дом его матери становился единственным местом, куда он мог пойти. Как она встретит его на этот раз? Впрочем, об этом не стоило даже думать - так же встретит, как и всегда.