Взглянув Алекс в глаза, Костос заметил, что она опять зарделась как роза. Румянец необыкновенного оттенка залил ее изящную шейку, поднялся вверх на щеки и залил все лицо. Даже ушки порозовели, будто устыдились чего-то.
– А у тебя уши покраснели, – дразня ее, сказал он.
Алекс подняла руки и сконфуженно спрятала уши под волосами. Костос засмеялся, отбросил простыню и погрузил одну руку ей в волосы, страстно обнимая ее другой. Его изголодавшиеся губы приблизились к ее.
– Я весь горю от желания, ma belle, – проговорил он хрипловатым голосом, почему-то по-французски.
Она не знала французского, но догадалась, что могут значить эти слова.
Алекс неуверенно протянула руки и коснулась его жестких густых волос. Этот жест можно было расценить как приглашение.
– Поцелуй меня, – попросила она Костоса, не в силах больше терпеть жар, который нарастал внутри.
От этого поцелуя она чуть не задохнулась. Она не могла дышать, да и не хотела, она была готова задохнуться в этом мареве желания. Ее окутывали волны его пряного мужского запаха, густого и соблазнительного.
– Ты такая красивая, – прошептал он. – Ты полна самого изысканного вкуса.
Неожиданно он засмеялся:
– Похищение принесло совершенно неожиданные плоды.
Она с такой готовностью отзывалась на его ласки, так страстно прижималась к нему, что мужчина был больше не в силах терпеть эту сладостную муку.
Костос стянул с нее трусики, и она моментально вернулась назад на землю, ощущая свою наготу и нахлынувший вдруг страх перед неизведанным.
– Ты достойна моей страсти. Я знал, что так и будет, – прошептал он, и она опять забыла все, кроме этих глубоких, словно два омута, глаз.
Он с силой сомкнул руки вокруг ее бедер и крепко прижал девушку к себе. Охваченный дикими первобытными чувствами, насквозь пронзавшими его, он страстно целовал ее, не останавливаясь ни на секунду, и движения языка повторяли движения его бедер, которые все неистовее скользили вверх-вниз по ее бедрам.
Алекс с жаром отвечала на его яростные поцелуи, вся дрожа, почти теряя сознание от вожделения. Костос погладил ее полные груди, провел широкой ладонью по плоскому животу и спустился к треугольнику, покрытому нежными завитками, туда, где смыкались ее бедра. Он помедлил немного там, нежно поглаживая короткие мягкие волосики, и скользнул пальцами в сладостную набухшую плоть, таившуюся под крошечными локонами.
Алекс окаменела от изумления и восторга. Она доверчиво отдавалась этой сладостной и невероятной муке, этому совершенно неведомому ощущению. Он терпеливо ласкал ее лоно до тех пор, пока всю Алекс не заполнило тепло, накрывшее ее словно пеленой. Желание достичь пика экстаза, вершины наслаждения, о которых она лишь смутно догадывалась, возрастало с каждым прикосновением его пальцев.
Костос отчаянно жаждал достичь той же вершины. Больше он не мог сдерживать себя и, приподняв обеими ладонями ягодицы девушки, со стоном, переходящим в рычание, начал медленно погружаться в ее лоно.
Алекс напряглась, когда почувствовала его твердый мужской жезл, но ее жажда пересилила страх перед неизвестным. Он вошел в нее со всей страстью, разбуженной в нем этой странной женщиной. Растворившись в блаженстве, которое дарила ей твердая гладкая плоть, все глубже и глубже вонзающаяся в ее отзывчивое лоно, Алекс была не готова к какому-либо противостоянию. Внезапная боль заставила ее вскрикнуть.
Костос удивленно замер.
– Тебе больно?
– Нет, все нормально.
– У тебя там так узко, – прошептал Кос-тос, и в его голосе прозвучали забота и наслаждение.
Терпеливый и опытный любовник, он перемежал медленные, неторопливые, максимально глубокие проникновения быстрыми, резкими толчками, забывая о себе ради ее наслаждения, прислушиваясь к ее дыханию, ощущая ее испарину, пока не сплел окутавшее обоих покрывало страсти, под которым исчезло время.
Ее тело с жадностью приняло его, и все это время Алекс, не прекращая, стонала, задыхалась и произносила нежные и призывные слова, выражая свое полное удовольствие. Она умоляла его не останавливаться, не прекращать движения.
Алекс первой достигла экстаза. Она издала тихий стон, замерла в восторге от волны необыкновенного наслаждения, вдруг окатившей ее. Огромная сила, бесконечная сладость поглотила ее, ошеломила ее, и она, не помня себя, затихла.
Когда последний стон замер у нее в горле, Костос почувствовал, как что-то прорвалось внутри него. Словно яркая вспышка взорвалась в мозгу – наступила разрядка, и в этот самый миг он понял, что благодаря чистой случайности встретил нечто редкое и драгоценное, то, с чем ему ни за что нельзя расставаться.
Прошло немало времени, прежде чем он отстранился от нее. Было так прекрасно, так дурманяще радостно ощущать ее обворожительное тело. Костос поднял темную голову и смотрел на нее ясными глазами, снова казавшимися сейчас коричнево-желтыми, как у тигра.
– Прости, что был груб с тобой. Я никогда еще не причинил боли ни одной женщине.
Даже распластанный на мятых простынях, Костос источал ауру мужественности. Мускулы плеч и спины выдавали недюжинную силу. Изящные кисти рук казались удивительно мощными. В строгом лице угадывалась страстность и одновременно несгибаемая воля.
– Тс, – прошептала она.
Она стараясь не встречаться с ним взглядом и целовала ту часть тела, до которой могла дотянуться, – его уверенный подбородок.
Костос оттаял от этого нежного проявления ее чувств, а затем хрипловато рассмеялся, самодовольно откинувшись на подушки.
– Нельзя не согласиться, что секс – это прекрасное средство для снятия напряжения. Теперь я с легкостью смогу пережить аудиенцию у отца. – Его голос был весел и полон уверенности в себе.
Тонкие пальцы Костоса забавлялись с белокурыми локонами Алекс.
– Я думаю, ma belle, пока ты здесь, нам будет очень неплохо вдвоем.
Внезапно Алекс захотелось ударить его. Что? Она для него лишь средство для снятия напряжения? Неужели именно так называется то, что они только что пережили вместе? Как будто сыграли вместе в теннис? Прекрасное чувство единения их тел и душ было растоптано и разрушено его небрежными словами.
Алекс сразу же вернулась в свой футляр, как будто с размаху упала на землю с высоты, ужасаясь про себя мысли о том, что она натворила. Тут же ей некстати вспомнились его слова о том, что похищение приносит неожиданные плоды, и стыд захлестнул ее могучей волной, от которой не спрячешься.
Не почувствовав ее сомнений, полный сил и энергии, Костос отбросил простыню и вскочил с кровати. Он пошел в ванную, и вскоре она услышала звук падающей воды. Алекс легла на живот и уткнулась лицом в подушку, понимая, что уже поздно раздумывать о том, что произошло. Тем не менее слезы поднимались к ее глазам.
Затем из соседней комнаты донесся звук выдвигающихся и задвигающихся ящиков. Видимо, Костос одевался.
Он вошел в комнату и посмотрел на Алекс. Лицо его смягчилось. Она лежала посреди небрежно скомканных простыней, такая милая, до сих пор упивающаяся любовью. Распухшие от страстных поцелуев губы ее все еще горели, белокурые кудри каскадом струились по белоснежной льняной подушке, из-под покрывала соблазнительно виднелся коралловый сосочек.
Она казалась привлекательной, зовущей, соблазнительной, и Костос с трудом удержался от того, чтобы не сорвать с себя деловой костюм и не броситься снова сломя голову в постель к ней.
Прикусив губу, Алекс повернулась к нему лицом, надеясь вести себя естественно, при этом абсолютно не зная, как же ведут себя в такой ситуации. Она раньше не была в постели с мужчиной.
– Алекс...
Она посмотрела на него.
Черные волосы были зачесаны назад, он был свежевыбрит и одет в светло-серый костюм в тонкую полоску. Костос выглядел необыкновенно свежо и привлекательно, и впрямь как нефтяной магнат.
Внезапно ей пришло в голову, что раздетый он ей гораздо ближе, по крайней мере тогда он лишен своей обычной сдержанности и высокомерия.
– Я увижу Патрика или, в крайнем случае, узнаю, как он себя чувствует, – спокойно сообщил он, не сводя с нее глаз. – Я постараюсь привезти его сюда, но больше ничего я обещать не могу. Доверься мне.
Губы Алекс сморщились, как будто она собиралась заплакать, но она только кивнула в знак согласия. У нее не было сил спорить.
Костос повернулся и собрался уже уходить, но, взявшись за ручку двери, он внезапно остановился как вкопанный и резко повернул назад. На его лице отразилась борьба чувств. С резкими словами он потянул простыню на себя, оставляя Алекс совсем обнаженной.
– Что случилось? – не понимая ничего, удивленно спросила Алекс.
Она посмотрела туда же, куда смотрел он, и с ужасом поняла, что погибла. Чем выше взлетишь, тем больнее падать.
Костос поднял прищуренные глаза от небольшого пятнышка крови на простыне, где они только что лежали вместе. Алекс постаралась прикрыться другим краем простыни, но Костос не дал ей такой возможности, совсем стянув покрывало с кровати и сердито бросив его на пол.
Было видно, что в нем кипит гнев.
– Мне с самого начала кое-что показалось неладным, но я не послушался своего внутреннего голоса. Теперь у меня есть подтверждение моей догадки! – Голос Костоса прерывался.
Он подошел к ней ближе, не спуская подозрительных глаз с ее лица.
– Если ты девственница, то не можешь быть матерью моего племянника.
Тяжелый гнет тишины повис над комнатой.
6
Бледная как смерть, Алекс дрожала от страха и холода. Она сидела, сжавшись в комочек, прижав колени к подбородку. Слезы непрерывающимся потоком струились по ее лицу.
Холодный и требовательный взгляд Костоса ждал ответа, но ей так хотелось куда-нибудь исчезнуть, провалиться сквозь землю и никогда больше не показываться ему на глаза. Как глупо с ее стороны не подумать о том, что, когда они будут близки, он сразу же догадается, что она не та опытная куртизанка, за которую себя выдает.
Кто знал, что она не сможет сдержаться от вскрика, что могут быть другие свидетельства того, что она девственна. Но с другой стороны, разве она не читала, что некоторые мужчины не всегда могут определить разницу между неопытной девушкой и зрелой женщиной? – Теперь рассказывай, кто ты такая? – истребовал ответа Костос тихим и враждебным тоном.
Его тон не позволял ослушаться.
Алекс понимала, что ей не остается ничего другого, как рассказать всю правду, всю до остатка, ничего не утаивая, потому что он не потерпит никаких отговорок. Она готова была расплакаться от унижения, которое сама накликала на свою голову.
Сидеть голой перед совершенно одетым и до предела разгневанным мужчиной – не самое удобное из положений для того, чтобы убедить его в чем бы то ни было, но еще труднее объяснить, что она обманула его, руководствуясь исключительно благими намерениями, только любовью к ребенку.
– Я жду ответа, – повторил Костос, и его тон не обещал ничего хорошего.
Алекс дрожала крупной дрожью, несмотря на то что воздух в комнате был очень теплый. Она дрожала бы и в пустыне Сахара.
– Можно я оденусь? – жалобно попросила она Костоса, надеясь на его милость.
– Нет! – Он был непреклонен как скала.
В его глазах не осталось ничего от того Костоса, которого она знала всего несколько минут назад.
Алекс опустила глаза, желая прожечь своим взглядом дырку в этой проклятой простыне. Пусть будет пожар и они сгорят вместе. А что? Очень романтично.
– Я бы тебе порекомендовал начать свой рассказ немедленно, пока я еще сдерживаюсь, хоть и с трудом, – угрожающе посоветовал он.
– Сандра... Мать Патрика разбилась на горнолыжном курорте почти два месяца назад, – прошептала Алекс прерывающимся голосом и охватила колени руками. Ей было тяжело опять возвращаться мыслями к этой трагедии. – Она была моей троюродной сестрой. Как ни странно, у нас были одинаковые имена.
– Одинаковые имена? Что за глупость? – недоверчиво прервал ее Костос.
– Наши отцы были двоюродными братьями, поэтому мы обе носили фамилию Вилсон. Нам обеим дали имя Александра при крещении в честь одной из тетушек. Когда мне было восемь лет, Сандра потеряла родителей и стала жить с нами...
– Ты что, хочешь меня убедить, что вас было двое? Ха, ха, ха! Очень интересно, но верится с трудом. Выкладывай всю правду, пока я не вытряс ее из тебя.
Алекс подняла глаза и тут же опустила их, не выдержав его взгляда, хлестнувшего ее как плетка.
– Последние три года мы жили с Сандрой в одном доме. Квартира и все, что находится в ней, принадлежало Сандре, а я... я присматривала за Патриком с того самого дня, когда он родился.
Так это ты – гувернантка Патрика? – спросил Костос, с недоверием глядя на нее. – Ты прислуживала своей сестре?
Его голос был полон презрения.
Алекс залилась краской и спрятала лицо в коленях, стараясь свернуться в маленький-премаленький комочек. Так вот как он на нее смотрит теперь. Как на прислугу. Ну что ж, с точки зрения его высокого полета так оно, наверное, и есть.
– И ты еще посмела залезть ко мне в постель? – Его негодованию не было предела.
У Алекс перехватило горло от его вопиющей наглости. Разве это она залезла в его постель? Ведь это же он ее туда затащил!
Голос Костоса становился все более гневным. Он схватил простыню, лежащую у его ног, и швырнул ею в испуганную девушку.
– И не пытайся разжалобить меня, смотря своими колдовскими глазами. Кто обвинит меня, если я сейчас же выброшу тебя из дома в чем мать родила? Ведь ты за наше короткое знакомство уже не раз успела воспользоваться обманом.
Алекс медленно подняла глаза, и на ее мертвенно-бледном лице отразился панический ужас. Она не знала, что сказать, что сделать. В ее голове не было ни одной мысли.
– Если ты и в самом деле говоришь правду, ты – самозванка, не имеющая никаких прав на Патрика, – гневно выпалил Костос. – Но я разберусь с тобой позже. Сейчас меня ждет отец.
Костос вышел из комнаты вне себя от гнева. Ему хотелось вернуться и вытрясти из этой девицы полное признание. Совсем некстати ему в голову пришла мысль, что она все-таки не принадлежала Георгосу, но он тут же отбросил ее как несущественную.
Кем бы ни была покойная мать Патрика, какими бы недостатками она ни обладала, какой бы распутной ни была, нужно отдать ей должное – она никогда не притворялась. Итак, он дал расчетливой авантюристке и лгунье втянуть себя в эту историю. Так называемая «преданная няня»! Волна ярости опять охватила его.
Через час начало темнеть, и Алекс, одетая в измятый костюм, вышла в прохладный холл, окна которого были распахнуты в сад. До самого горизонта простиралась розовая, персиковая и золотая дымка. Какая-то магическая сила тянула ее туда. Она знала, почему ей так хотелось вернуться в сад: какое-то странное, неспокойное чувство, связанное с появлением этого человека в ее жизни, запало ей в душу. Ей хотелось выйти из дома, где произошла тягостная сцена, отдышаться, отвлечься видом прекрасной природы и разобраться в себе.
Алекс винила только себя за то, что оказалась в таком затруднительном положении. Теперь Костос даже и не подумает помочь ей встретиться с Патриком, ведь она ему не мать. Кроме того, он теперь не чувствует к ней ничего, кроме отвращения. Она вспомнила, какими холодными чужими глазами он смотрел на нее, уходя.
А чего еще она ожидала? Пытаясь добиться свидания с Патриком, она сыграла с Костосом недобрую шутку. Каково было ему узнать, что она совсем не та женщина, за которую себя выдает? Говорили же ей все, что она не имеет права решать судьбу ребенка, матерью которого не является. Но она любила Патрика! Она не могла бы любить его больше, если бы он действительно был ей родным сыном, потому что сильнее любить просто невозможно.
Но как она не подумала заранее о том, что, когда все ее тайны откроются, все ее секреты, шитые белыми нитками, вылезут наружу, единственный человек в этой стране, который мог бы помочь ей, превратится в злейшего врага?