– Мадам совершенно права, Смоук, – вмешалась экономка. – Пожалуй, нам надо подать немного заливного палтуса. А также колбасы и, возможно, немного языка…
– Колбаса! Язык! – Смоук пришел в неистовство. – Я не позволю, чтобы в этом доме подавали какие-то жирные колбасы или языки.
– Ну, тогда прекрасно подойдет немного холодной ветчины, – с надеждой предложила Эмили.
Их спор был прерван громким, настойчивым стуком в кухонную дверь. Гарри поспешил ее открыть и после недолгих переговоров с кем-то, стоявшим за порогом, приблизился к хозяйке.
– Прошу прощения, мадам. Тут для вас сообщение.
Эмили с чувством облегчения отвлеклась от перепалки:
– Мне? Где же?
– Паренек у дверей, мэм. Утверждает, что может отдать записку только вам. – Гарри воинственно поднял свой крючок-протез. – Сказать ему, чтобы убирался?
– Нет-нет, я с ним поговорю. Эмили прошла через кухонные помещения к двери и увидела поджидающего ее маленького оборванца.
– Ну, дружок, в чем дело?
Мальчишка уставился на рыжие волосы Эмили и ее очки, а потом утвердительно кивнул, словно удостоверившись, что перед ним именно та, кого он ищет.
– Ваш папаша хочет повидать вас прямо сейчас, мэм. Он велел передать вам вот это.
Маленький листочек бумаги, порядком испачканный грязным кулачком, был надлежащим образом передан по назначению.
– Очень хорошо. – Эмили опустила монетку на ладонь мальчишки, взглянула на бумагу, и острое предчувствие чего-то недоброго охватило ее.
Мальчишка тщательно осмотрел монету, попробовал ее на зуб и широко ухмыльнулся:
– Всегда готов помочь, мэм.
Гарри подошел закрыть дверь. Мальчишка с изумленным восхищением уставился на крюк и через мгновение пустился наутек.
– Мы закончим обсуждение меню позднее, – сказала Эмили Смоуку и экономке и заспешила прочь из кухни.
Со жгущей ей руку запиской она взбежала наверх, опасаясь самого худшего. Уединившись в своей спальне, она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
Трепеща от ужаса, она уселась и прочла послание.
«Моя дорогая любящая дочь!
Час несчастья пробил. В последние недели фортуна отвернулась от меня. Я крупно проигрался и теперь вынужден продать оставшиеся акции и паи, чтобы раздобыть наличные на последние долги. К несчастью, и это не покроет всей суммы. Ты должна помочь мне, моя дорогая дочка. Молю, чтобы в горький час нужды ты вспомнила об узах крови и любви, навечно связывающих нас. Ты знаешь, что твоя милая мама хотела бы, чтобы ты помогла мне. Я скоро свяжусь с тобой.
Твой любящий отец.
Р. S. Учитывая сложившиеся обстоятельства, не следует упоминать мужу о нашем маленьком семейном затруднении. Ты ведь знаешь, что он питает ко мне глубочайшую противоестественную ненависть»
Медленно складывая записку, Эмили почувствовала дурноту. Она понимала, рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Она пыталась сделать вид, что ее отец проявит некоторое благоразумие в игре, но в глубине души знала: его страсть к картам и риску слишком сильна. Ее мать часто повторяла, что он никогда не переменится.
И вот теперь он взывал к дочери о помощи, отдавая себе отчет, что тем самым вынуждает ее выбирать между преданностью мужу и дочерним долгом.
Это было слишком. Реальность снова вторглась в ее мир, отдернув завесу романтики, которой она пыталась защитить свой мир.
Эмили уронила голову на руки и разрыдалась.
Глава 18
Вечером того же дня Эмили одевалась к театру, когда в ее спальню из соседней комнаты вошел Саймон. При виде его она слегка вздрогнула, но ей все-таки удалось изобразить слабую улыбку.
– Спасибо, Лиззи. Пока все.
– Да, мэм. – Лиззи присела в реверансе и удалилась.
Эмили встретилась в зеркале с взглядом Саймона и отвела глаза. Какой он могущественный, какой властный в своем строгом вечернем костюме.
– Вы собираетесь куда-то, милорд?
– Пообедаю сегодня вечером в клубе, пока вы будете в театре с леди Норткот и ее дочерью. – Саймон внимательно наблюдал за ней. – А позже я отыщу вас у Бриджтонов.
Эмили поспешно кивнула, перья в ее волосах слегка качнулись. Она нервничала, понимая, что ей надо быть осторожной, иначе Саймон заметит ее смятение.
– Значит, увидимся там. Я не показывала вам новый бинокль, который купила вчера? – Она потянулась к сумочке и принялась усердно в ней что-то искать. Только бы не встречаться с его чересчур пристальным взглядом.
– Очень мило, – одобрительно кивнул Саймон, принимая у нее изящный бинокль.
– В него все так хорошо видно. Я уже воспользовалась им, чтобы разглядеть птичку за окном, и, представьте, мне были видны мельчайшие узоры на ее крылышках, – Эмили отчаянно старалась изобразить воодушевление.
– Не сомневаюсь, что это прекрасный бинокль, дорогая моя.
Эмили не нравилась некоторая задумчивость в глазах Саймона.
– Селеста с матерью уверяли меня, что постановка «Отелло», которую мы собираемся сегодня смотреть, одна из лучших, которые когда-либо появлялись на сцене.
– Должно быть, чрезвычайно интересно.
– Да, несомненно. Я, кажется, не говорила вам, что сегодня я долго беседовала со Смоуком, обсуждая, какие блюда подавать на приеме?
– Нет, вы не упоминали об этом. Эмили, вас что-то тревожит, не так ли?
– Нет-нет, милорд. – Она изобразила ослепительную улыбку и даже осмелилась, взглянув в зеркало, на мгновение встретиться с ним глазами. – Просто я немного взволнована перед походом в театр.
– Эмили…
– Так вот, Смоуку очень не хочется готовить обычные блюда для наших гостей. Он говорит, что вы предпочитаете восточную кухню. Я понимаю, это очень вкусно, но боюсь, наши гости сочтут ее несколько странной.
– Смоук приготовит все, что вы ему велите, или пусть приготовится искать другое место работы. – Саймон шагнул вперед, положил на плечи Эмили свои сильные руки и, похоже, очень хотел бы еще раз встретиться с ней взглядом. – Не беспокойтесь о меню, дорогая моя. Скажите мне, почему вы так встревожены сегодня?
Она сидела, не шевелясь, испуганно глядя в зеркало.
– Я не могу вам сказать, Саймон.
Губы Саймона слегка изогнулись в усмешке.
– Боюсь, я буду вынужден настаивать на этом. Ведь мы общаемся на более высоких уровнях, и я уже знаю – что-то не так, дорогая моя. Если вы не скажете мне правду, я промучаюсь весь вечер. Вы хотите, чтобы я страдал?
Эмили охватило чувство вины.
– Нет, конечно, милорд. Просто это… затруднение личного характера, и я не хочу вас беспокоить. – Она вздохнула и добавила:
– Все равно уже ничего не исправить. Рок настиг нашу семью.
Но когда она произнесла свое трагическое заявление, в ее глазах замерцал огонек надежды, и она знала – Саймон заметил это. Его пальцы сильнее сжали ей плечи.
– Похоже, речь идет о карточном проигрыше, – предположил Саймон. – Я прав?
– Боюсь, что и не об одном… А последний из них обернулся катастрофой. Ах, Саймон, это совершенно ужасно, и я не знаю, что делать. Я знаю, что не имею права просить у вас помощи.
Саймон вздернул брови.
– Вы, случайно, не проигрались в пух и прах, эльф? Леди играют иногда между собой по слишком большим ставкам, но никогда не думал, что вы относитесь к тем, кто может наделать долгов.
– Не я проигралась в пух и прах, – не выдержала Эмили, – а мой отец. Ах, Саймон, он прислал мне сегодня записку, где сообщил, что проиграл все, что у него есть, и даже больше.
Саймон не шевельнулся, но его глаза в зеркале вспыхнули. Он сильнее стиснул обнаженные плечи Эмили.
– Неужели? Ну разумеется. Мне бы следовало догадаться. Ведь это был лишь вопрос времени, но я все же ожидал, что ваш родитель протянет немного дольше.
Эмили увидела на лице мужа жестокое удовлетворение, и что-то внутри нее съежилось и умерло. Она поняла, что до сих пор вопреки всему надеялась, что, когда случится неизбежное, Саймон смягчится к отцу, так же как смягчился к близнецам, Норткоту, Канонбери и Пеппингтону.
– Саймон? – беспомощно прошептала она.
– Вы совершенно правы, дорогая моя, – пробормотал он. – На сей раз вы не можете просить меня о помощи. Я слишком долго ждал этого мгновения. – Руки на ее плечах разжались. Он опустил взгляд и нахмурился, увидев красные следы, которые оставил на ее нежной белой коже. Он легонько коснулся красного пятнышка, а потом направился к двери. – Я увижу вас позже у Бриджтонов. – У двери он чуть помедлил. – Эмили?
– Да, милорд.
– Помните, вы уже не Фарингдон…
Дверь тихо затворилась за ним.
Эмили сидела стиснув на коленях руки. Ни в коем случае она не должна позволить себе опять расплакаться.
Но на самом деле она не чувствовала себя такой беспомощной и одинокой с того самого дня, когда умерла ее мать, оставив ее нести полную финансовую ответственность за отца и братьев.
«Ковент-Гарден» был заполнен шумливыми театралами из различных кругов общества. Высший свет блистал в ложах и прогуливался по фойе. Простым смертным предназначалась галерка и балкон. Все были преисполнены воодушевления и готовности дать актерам понять, что они думают о спектакле. Для подтверждения своего мнения многие прихватили с собой овощные очистки, колокольчики и самые разные погремушки.
– Вы не забыли ваш новый бинокль? – спросила Селеста, когда их маленькая компания пробиралась сквозь переполненное фойе.
Леди Норткот ненадолго остановилась поболтать с приятельницей.
– Да, он у меня с собой. – Эмили подслеповато озиралась, поскольку уже спрятала очки в сумочку. Она видела вокруг лишь расплывчатые двигающиеся цветные пятна.
Их с Селестой нещадно толкали, и Эмили как раз собиралась надеть очки, чтобы не чувствовать себя в толпе такой беспомощной, когда на плечо ей опустилась тяжелая мужская рука.
– В чем дело? – Эмили резко повернулась и увидела расплывчатый ореол седеющих белокурых волос. У нее упало сердце. Она знала, как любопытна Селеста… – Папа! Ты здесь?
– Решил прийти на спектакль и увидел тебя в фойе, – с наигранным оживлением объяснил Бродерик Фарингдон. – Как поживаешь, моя дорогая?
– Прекрасно, папа. Позволь представить тебе мою подругу. – Эмили быстро проговорила положенные фразы, моля в душе, чтобы леди Норткот вернулась и побыстрее увела их в ложу.
Бродерик ответил на представление с обычным для Фарингдона обаянием. А потом крепко ухватил Эмили за руку.
– Мне бы очень хотелось поболтать с тобой, дорогая, если не возражаешь. Целую вечность тебя не видел!
– Как же я оставлю Селесту одну? – с отчаянием попыталась возразить Эмили.
– Не беспокойтесь, Эмили, – непринужденно сказала Селеста. – Я вернусь к маме. А ваш отец проводит вас потом в нашу ложу.
– Да, разумеется, – сдалась Эмили, видя, что выхода нет. Когда Селеста скрылась в толпе, она справилась с собой и повернулась к родителю:
– Ну, папа?
– Ты получила мою записку? – резко спросил Фарингдон, отбросив всю свою притворную вежливость. Было ясно, что он в страшном напряжении…
– Да. Мне очень жаль, папа. Ты же знаешь, тут я бессильна помочь тебе. – Ах, папа, ну как ты мог допустить такую глупость?
– Это не глупость. Просто полоса невезения. Бывает. – Отец придвинулся поближе и забормотал ей на ухо:
– Слушай, Эм, я уверяю, что сумею выкрутиться – нужна лишь твоя небольшая финансовая поддержка.
– Со временем Блэйд смягчится. Но сейчас еще слишком рано ждать от него прощения. Ты должен понять, папа.
– Тысяча чертей, Эм, у меня просто нет времени. Надо разобраться с долгами.
– Ты действительно все продал?
– Все, – мрачно ответил Бродерик. – Но, Эмили, этого все равно не хватает, чтобы расплатиться полностью…
Эмили прекрасно знала своего отца, но последние слова потрясли ее.
– Папа, как ты мог все проиграть? У меня годы ушли на то, чтобы обеспечить благополучие тебе и близнецам. Это ужасно. Просто ужасно. Что же нам делать?
– Не стоит впадать в панику, дорогая. Прежде всего тебе надо заставить Блэйда оплатить мои долги, Эм.
Эмили во все глаза смотрела на отца, стараясь определить выражение его лица.
– Но, папа, ты же понимаешь, что он никогда не согласится.
– Ты должна добиться этого, Эм! Дело не терпит отлагательств. Эмили, дорогая, я должен признаться тебе, что вчера совершил ужасную ошибку. Наверное, немного перебрал… Знаешь, как бывает, когда мужчина выпьет лишнего. Боюсь, я проговорился…
– О чем? Кому? – Эмили была просто вне себя от волнения, улавливая напряженную нотку в отцовском голосе. Видно, дело посерьезнее, чем просто огромный проигрыш в карты.
Вдруг рядом с Бродериком Фарингдоном возникла темная фигура.
– Ваш папа совершил ошибку, немножко поболтав со мной, леди Блэйд, – сказал знакомый издевательский голос.
– Мистер Крофтон? – Эмили пыталась вглядеться в зловещую тень. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее, и она отчаянно пыталась собраться с силами. – Я не совсем понимаю. Что здесь происходит?
Крофтон придвинулся ближе, голос его зазвучал тихо, отвратительно вкрадчиво:
– Мы стали близкими друзьями с вашим отцом за последнее время. Он так расстроен своим проигрышем, леди Блэйд. Не сомневаюсь, что вы сочувствуете ему, понимаете, что он испытал, придумывая, как уплатить долг чести. Боюсь, он опустошил не одну бутылку и в конце концов проговорился о весьма неприятном скандале в вашем прошлом…
У Эмили пересохло во рту. Она уставилась на отца:
– Папа?
– Это правда, девочка, – угрюмо подтвердил Фарингдон. – Бог мне судья, но я рассказал ему о несчастном происшествии. Напился, понимаешь, как сапожник. Я знаю, ты меня простишь. Но дело в другом… Он грозится распространить услышанное по всему городу, если я ему не заплачу.
– Боюсь, грязные слухи о прошлом жены весьма неблагоприятно отразятся на положении Блэйда в обществе, – пробормотал Крофтон. – Практически все перестанут его принимать, и ему, несомненно, придется покинуть столицу и уехать в свое загородное имение. Вряд ли он будет вам за это благодарен.
– Скорее он уничтожит за это вас, мистер Крофтон, – в гневе выпалила Эмили.
– Но урон его чести будет уже нанесен. Пойдут разговоры. Подумайте о скандале, который непременно разразится, о запятнанном имени графа Блэйда, об унижении, которое грозит вашему мужу. В тяжкой борьбе он обрел власть и положение в обществе, мадам. И он нажил много врагов. Есть люди, которые его ненавидят и не поколеблются использовать скандал в вашем прошлом, чтобы низвергнуть его. И виноваты в этом будете вы, леди Блэйд.
Эмили почувствовала дурноту и головокружение, но пыталась сохранить невозмутимость и глядела на темное расплывчатое пятно – лицо Крофтона…
– Вы не слишком-то дорожите жизнью, мистер Крофтон? – холодно осведомилась она.
– Не стоит угрожать мне гневом вашего мужа, мадам. Вы блефуете. Вы не допустите такого поворота событий! Если все зайдет слишком далеко, честь Блэйда пострадает, не так ли?
– Мистер Крофтон…
– Вы проследите, чтобы долги вашего отца были уплачены полностью. Весь свет знает, как вы обожаете своего мужа. Если называть вещи своими именами, вы с очаровательным постоянством глупеете, когда дело касается Блэйда. Думаю, вы сделаете все, чтобы оградить его от скандала.
Эмили перевела дыхание, стараясь успокоиться.
– И как же именно, полагаете вы, я сумею заплатить долги своего отца? Я получаю ежеквартально некоторую сумму, но ее, вероятно, не хватит, чтобы покрыть его проигрыши.
Крофтон коротко хохотнул:
– Говорят, Блэйд весьма снисходителен к вам, моя дорогая. Бог знает почему, но это так. Секрет полишинеля… По-видимому, он находит вас забавной. Не думаю, что для вас составит трудность притвориться, что это ваш проигрыш, и мило склонить его к уплате «ваших» долгов. Скажете, что проиграли леди Малькольм или жене Бриджтона. Обе славятся страстью играть по-крупному.
– Вы с ума сошли! – выдохнула Эмили. – Он легко обнаружит подобную ложь.