Беспокойство спутало все мысли в голове, ее бросило в холодный пот. Она сойдет с ума…
Возле нее вспыхнула свеча, осветив прикроватный столик и серебряный поднос с едой на нем. Мгновением позже на другой стороне гигантской кровати засветился еще один огонек. Следующий, высоко поднятый на полках у двери. Следующий в том месте, которое выглядело как ванная комната. И…
Огоньки возникали один за другим, никем не зажигаемые. Что должно было бы испугать ее, но бедняжка была слишком снедаема желанием видеть, поэтому плевала на то, каким образом появляется свет.
Комната была намного больше, чем она ожидала. Пол, стены, потолок — все было сложено из похожего серого камня. Единственным значительным предметом мебели кроме кровати был стол, размерами сравнимый с банкетным. Его гладкая, блестящая поверхность была покрыта белыми бумагами и заставлена высокими штабелями кожаных томов. За ним стояло троноподобное кресло, отодвинутое в сторону, как если бы кто-то сидел в нем и быстро поднялся.
А где мужчина?
Ее взгляд остановился на единственном темном углу. И она поняла, что он там. Следит за ней. Выжидает.
Клер вспомнила ощущение его, прижимающегося к ее спине, и приложила руку к шее. Она нащупала… ничего не было. Ну, не совсем. Было два почти незаметных бугорка. Как если бы укус произошел давным-давно.
— Что ты сделал со мной? — потребовала она ответа. Даже все понимая. И, Господи… последствия приводили в ужас.
— Простите меня. — Его красивый голос был напряжен. — Я сожалею, что должен брать от невинного человека. Но мне нужно есть, или я умру, у меня нет выбора. Мне не позволяют покидать мои апартаменты.
Перед глазами у Клер все поплыло, после чего вернулось в шахматном порядке — такое, которое случается прежде, потеряешь сознание. Вот… черт.
Прошло довольно много времени, прежде чем она смогла ясно мыслить, а вакуум познания наполнился картинками из Голливуда: магически возвращенный к существованию из мёртвых, белокожий, злобный… вампир.
Ее тело затряслось так сильно, что застучали зубы, и она сжалась в комочек, прижав колени к груди. Начав раскачиваться, она поймала обрывок мысли, что никогда за всю свою жизнь не была так напугана.
Это кошмар. Спит она или нет, но это — полный кошмар.
— Я заражена? — спросила она.
— Вы… вы имеете в виду, превратил ли я вас в нечто такое, чем являюсь сам? Нет. Вовсе нет. Нет.
Подстегнутая порывом спастись бегством, она пулей слетела с кровати и устремилась в направлении двери. Но далеко не убежала. Комната завертелась вокруг, и Клер споткнулась о свою собственную ногу. Выбросив руку вперед, она восстановила равновесие, упершись в книги.
Он тоже поймал ее, проделав это так быстро, словно дематериализовавшись с того места, где находился раньше. Его заботливые руки держали ее так крепко, как и были должны.
— Вам нужно поесть.
Она все еще цеплялась за полку и совершенно безо всякой причины отметила, что находится перед полной коллекцией Джордж Элиот.[13] Может быть, именно поэтому он разговаривал как человек викторианской эпохи: читал книги девятнадцатого века все то время, пока пребывал здесь.
— Пожалуйста, — умолял красивый голос. — Вы должны поесть…
— Я должна пойти в ванную. — Она посмотрела через всю комнату на мраморный анклав. — Скажи мне, что там есть туалет.
— Да. Вы не найдете двери, но я отвернусь.
— Да уж, будь добр.
Клер высвободилась из его объятий и, пошатываясь, побрела прямо, слишком обескураженная, слабая и ошеломленная, чтобы заботится об уединении. Ну и потом, захоти он воспользоваться своим преимуществом перед ней, он мог бы сделать это уже множество раз. К тому же, в каждой нотке его голоса звучало благородство. Если он сказал, что не будет смотреть, значит так и сделает.
Вот только она — идиотка. Какого черта она должна верить кому-то, кого не знает? И с кем заперта?
Хотя, может, так и было. Очевидно, он тоже застрял здесь.
Если, конечно, не лгал.
В ванной комнате, облицованной от пола до потолка кремового цвета мрамором, располагались старомодная ванна на когтеобразных лапах-ножках и пьедестал раковины. Только включив воду, Клер поняла, что зеркала там не было.
Она умыла лицо и утерлась взятым из стопки белым полотенцем. Чашечкой сложив ладони под струей воды, напилась. Живот чуть успокоился, и она была готова поспорить, что еда помогла бы еще больше, но глотать предлагаемое в этом доме она больше не собиралась. Она уже попалась на эту удочку с чашечкой чая, и, полюбуйтесь, к чему это все привело.
Вернувшись в спальню, Клер пристально уставилась в самый темный угол.
— Я хочу увидеть твое лицо. Сейчас же.
Дополнительного риска в том не было. Она уже поняла, что находится в поместье Лидсов, и знала, кто он — сын мисс Лидс. Она имела на них достаточно, так что если они собирались убить ее, чтобы она не опознала похитителей, то у них уже была куча причин.
— Ты покажешь мне свое лицо. Сейчас же.
Повисла долгая тишина. После чего Клер услышала звон цепи, и он шагнул на свет.
Клер задохнулась, прижав трясущуюся руку к губам. Он был также прекрасен, как и его голос, также прекрасен, как и его аромат, также прекрасен, как ангел… и выглядел не старше тридцати лет.
Тело высотой шесть футов пять дюймов[14] было облачено в красный шелковый халат, спадавший до пола и подпоясанный вышитым поясом. Волосы, темные как ночь, были отброшены с лица и широкими волнами спускались до… Господи, да почти до талии. А лицо… Его совершенство ошеломляло: квадратная челюсть, полные губы, прямой нос — все было вершиной мужского великолепия.
Тем не менее, глаз его она увидеть не смогла. Они были опущены вниз, на пол.
— Госпо… ди, — прошептала она. — Ты не настоящий.
Он отпрянул в тень.
— Пожалуйста, поешьте. Я должен буду… прийти к вам снова. Скоро.
Клер представила, как он кусает ее… посасывает шею… глотает то, что течет в ее венах… И напомнила себе, что это квалифицируется как применение силы. И она — пленница против своей воли, жертва, которой пользуется… монстр.
Она перевела взгляд вниз. Часть цепи, бывшей на нем, все еще лежала на свету. Привязь была такой же толстой, как и ее запястье, и Клер предположила, что один из ее концов защелкнут на лодыжке парня.
Определенно, он тоже был узником.
— Почему тебя приковали здесь?
— Я опасен для окружающих. А сейчас, поешьте. Вы должны есть.
— Кто держит тебя?
В ответ — только тишина, после чего:
— Еда. Вы должны поесть.
— Прости, но я не собираюсь притрагиваться к этой гадости.
— Еда не отравлена.
— Ну, я тоже так думала об Эрл Грее твоей матушки.
Задребезжала цепь, и мужчина снова вышел на свет.
Ага, так и есть, крепится на лодыжке. Левой.
Он прошел через комнату, оставаясь насколько возможно дальше от Клер и по-прежнему не смотря на нее. Его походка была гибкой и грациозной, как у животного, плечи покачивались, когда ноги несли его по каменному полу. Мощь в нем была… устрашающей. И эротичной. И грустной.
Он был похож на великолепного зверя в клетке.
Он сел там, где она лежала раньше, и потянулся к серебряному подносу с едой. Когда он снял крышку с тарелки и поставил ее на стол в сторону, Клер ощутила волнительную смесь ароматов розмарина и лимона. Развернув льняную салфетку, он поднял тяжелую серебряную вилку и попробовал мясо молодого барашка, рис и зеленые бобы. После чего промокнул губы камчатой тканью, отложил вилку и вернул крышку на место.
Он опустил руки на колени, продолжая держать голову опущенной. Его волосы были великолепны, такие густые и блестящие, они стекали по плечам, завивающимися кончиками касаясь бархатного пухового одеяла и его бедер. Фактически пряди были двух цветов: бордового и черного, такого насыщенного, что он был близок к синему.
Она никогда не видела такой цветовой комбинации раньше. По крайней мере, так, чтобы та естественным путем произрастала на чьей-то голове. И Клер была чертовски уверена, что чертова матушка парня не отправляет каждый месяц вниз косметолога, чтобы порадовать отпрыска услугами парикмахера.
— Мы подождем, — сказал он. — И вы увидите, что еда не отравлена.
Она разглядывала своего соседа по заключению. Даже, несмотря на свои огромные размеры, он был так тих, сдержан и скромен, что она не боялась. Конечно же, логическая часть мозга напомнила ей, что она должна быть в ужасе. Но тогда девушка вспомнила о способе, которым он подчинил ее, не причиняя боли, в первый раз, когда она проснулась. Плюс тот факт, что, казалось, что он сам боится ее.
Так было до того момента, как она бросила мельком взгляд на цепь и приказала себе взяться за ум. Такая штука была на своем месте не без причины.
— Как твое имя? — спросила она.
Он нахмурил брови.
Господи, свет, падающий на его лицо, превратил его в нечто определенно божественное. И, тем не менее, черты лица были абсолютно мужскими, твердыми и непреклонными.
— Ответь мне.
— У меня такого нет, — отозвался он.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет имени? Как люди зовут тебя?
— Флетчер никак меня не зовет. А мать обычно называла меня сыном. Поэтому я предполагаю, что это мое имя. Сын.
— Сын.
Он потер ладонями бедра, сдвигая красный шелк халата.
— Сколько лет ты провел здесь?
— Какой сейчас год? — Когда она ответила, он подсчитал: — Пятьдесят шесть лет.
Она прекратила дышать.
— Тебе пятьдесят шесть?
— Нет. Меня перевели сюда вниз, когда мне было двенадцать.
— Боже мой… — О’кей, их ожидаемые продолжительности жизни явно различались.
— Моя природа начала заявлять о себе. Мать сказала, что так будет безопасней для всех.
— Ты пробыл здесь все это время? — Да он должен был сойти с ума, решила она. Она не могла представить себе десятилетия пребывания наедине с самим собой. Неудивительно, что он не смог встретиться с ней взглядом. Он не привык ни с кем взаимодействовать. — Один?
— У меня есть книги. И рисунки. И здесь я в безопасности от солнца.
Голос Клер стал жестким, когда она вспомнила, что славная маленькая мисс Лидс одурманила ее и бросила вниз, к нему в клетку.
— Как часто она доставляет тебе женщин?
— Раз в год.
— Что, какой-то подарочек на день рождение?
— Год — это так долго, как я могу прожить без того, чтобы мой голод стал слишком силен. Если я жду, я становлюсь… трудно управляемым. — Его голос был невероятно тихим. Пристыженным.
Клер могла чувствовать, как на нее накатывает дьявольская злоба, от которой у нее даже покраснела шея. Господи, мисс Лидс, рассказывая в своей спальне о сыне, вовсе не сватала ее по доброте душевной. Старуха смотрела на Клер как на еду, а на сына — как на животное.
— Когда в последний раз ты видел свою мать?
— В тот день, когда она отправила меня сюда.
Господи, в двенадцать лет лишиться свободы и быть брошенным…
— А сейчас вы поедите? — спросил он. — Вы можете видеть, что я цел и невредим.
В животе у Клер забурчало.
— Сколько я уже здесь?
— Сейчас только обед. Поэтому недолго. Пройдут еще два завтрака, один ленч, еще один обед, и после этого вы будете свободны.
Она огляделась вокруг и не заметила нигде в помещении часов. Следовательно, он приспособился подсчитывать время по трапезам. Господи… Иисусе.
— Ты покажешь мне свои глаза? — задала она вопрос, делая шаг ему навстречу. — Пожалуйста.
Он поднялся, возвышаясь силой, облаченной в красный шелк.
— Я предоставляю вас вашему обеду.
Он прошел мимо нее, отвернув голову и волоча цепь по полу. Добравшись до стола, он развернул кресло вокруг так, чтобы не смотреть на девушку, и сел. Поднявшая карандаш для рисования рука замерла над куском толстого белого картона. Мгновением спустя грифель начал наносить штрихи на лист. Звук при соприкосновении был мягок, как дыхание ребенка.
Клер разглядывала мужчину, собираясь с мыслями. После чего бросила взгляд через плечо на еду. Она должна поесть. Если она собирается вытащить отсюда их обоих, то ей понадобится вся ее сила.
Глава 3
Клер подчистила все, что было на подносе, и пока она ела, тишина в комнате, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, странным образом казалась естественной.
Отложив салфетку, она закинула ноги на кровать и откинулась на подушки, утомленная, хотя и не по причине наркотиков. Взгляд на поднос, и у женщины возникла абсурдная мысль, что она не смогла бы припомнить, когда в последний раз позволяла себе на самом деле закончить трапезу. Она всегда сидела на диете, оставаясь слегка голодной. Это помогало поддерживать агрессивность на уровне, заставляя быть внимательной, сконцентрированной.
А сейчас она чувствовала легкую сонливость. И… она зевает?
— Я не запомню этого? — спросила она его спину.
Его голова мотнулась, грива волос качнулась, почти мазнув по полу. Комбинация красного и черного была ошеломляющей.
— Почему нет?
— Я заберу память у вас до того, как вы уйдете.
— Как?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Я просто… найду воспоминания среди остальных ваших мыслей и скрою их.
Она набросила пуховое одеяло на ноги. У Клер было ощущение, что надави она на него за тем, чтобы получить детали, то ничего не дождется — как будто он не понимал ни себя самого, ни своей природы. Интересно. Насколько Клер могла судить, мисс Лидс была человеком. Поэтому ясно, что отец был…
Дерьмо, она действительно воспринимает это серьезно?
Клер подняла руку к шее и нащупала исчезающий след от укуса. Да… да, воспринимает. И хотя ее мозг сводило судорогой от идеи существования вампиров, у нее было неопровержимое доказательство, не правда ли?
На ум пришел Флетчер. Он ведь тоже чем-то отличался? Она не знала чем, но странная сила в паре с возрастом… Не вяжется.
Тишина тянулась, минуты текли, пролетая по комнате и исчезая в вечности. Прошел час? Или половина? Или три?
Странно, но ей нравился звук мягких прикосновений карандаша к бумаге.
— Над чем ты работаешь? — спросила Клер.
Он остановился.
— Почему вы желаете увидеть мои глаза?
— А почему бы и нет? Это завершит твой портрет.
Он отложил карандаш. Когда его рука поднялась смахнуть волосы за плечо, она дрожала.
— Мне необходимо… прийти к вам, сейчас.
Одна за другой начали гаснуть свечи.
Ужас, как летучая мышь из ада, спланировал ей на сердце. Ужас и… ох, Господи, пусть этот порыв частично не окажется предвкушением!
— Подожди! — Она села. — Откуда ты знаешь, что не… возьмешь слишком много?
— Я могу чувствовать ваше кровяное давление, и я очень осторожен. Я не смог бы причинить вам боль. — Он поднялся из-за стола. Погасло еще больше свечей.
— Пожалуйста, только не полная темнота! — взмолилась она, когда остался единственный огонек на прикроватном столике. — Я не смогу вынести этого.
— Было бы лучше таким образом…
— Нет! Господи, нет… на самом деле совсем не так. Ты не понимаешь, как все во мне буквально закипает! Тьма вселяет в меня ужас.
— Тогда мы сделаем это при свете.
Когда он приблизился к кровати, сначала она услышала звук цепи, после чего из тьмы появилась его тень.
— Может быть, вам подняться? — спросил он. — Так я снова смог бы сделать это сзади. Таким образом, вы не должны были бы смотреть на меня. Это потребует чуть больше времени.
Клер выдохнула, ее тело бросило в жар, кровь жарко заструилась. Она хотела докопаться до причин такого опасного недостатка инстинкта самосохранения, но имело ли это значение? Она находилась там, где находилась.
— Я думаю… Я думаю, я хотела бы тебя видеть.
Он заколебался.
— Вы уверены? Поскольку, начав, мне будет трудно остановиться на середине…