Эдуард Валентинович кивнул. Дрожащими руками он надел очки, затем стал листать ветхие страницы моей карты. Я старалась терпеливо ждать, пока Рожков просмотрит содержание документов и врачебных заключений, а ещё я видела, как менялось и бледнело его лицо, пока он просматривал историю моей болезни.
-- Господи... Я просто не могу в это поверить, -- прошептал Рожков, взволнованно глядя в бумаги. -- Твоя аллергия была вылечена год назад...
Карие глаза Эдуарда Валентиновича лихорадочно горели на старческом лице. Он был в шоке. Нет, другое: он был в ужасе. Я тоже, но у меня едва хватало сил на какие-то эмоции. Меня воротило от всего происходящего. Мне хотелось убежать куда-нибудь в угол этого тёмного зала, заснуть и проснуться дома, в Куполе. И пусть всё, что здесь сейчас происходило, оказалось бы просто сном.
-- Кошмаром, -- тихо произнесла я и поморщилась от острой боли, кольнувшей меня в висок.
-- Да, всё так... Год назад они тебя вылечили, -- тихо сказал Эдуард Валентинович, снова проглядывая бумаги. -- У тебя уже даже был иммунитет к аллергену... Тьфу ты, чёрт...
-- Я могла бы уже давно быть дома, -- с горечью произнесла я.
Рожков сжал кулак и с силой ударил по папке. Я нервно вздрогнула, но он едва ли заметил это. Он был зол, а я была разбита. В груди всё с надрывом кричало от боли. Некоторое время мы с Рожковым сидели в темноте архива, погрузившись в абсолютное безмолвие.
-- Эдуард Валентинович, -- наконец произнесла я слабым голосом. -- Позвольте мне взглянуть...
Рожков как-то очень спокойно кивнул и с апатичной печалью протянул мне папку. Ненавистную и бесценную папку с правдой обо мне. Ослабевшей рукой я осторожно взяла фонарик и посветила на листы бумаги, скрепленные в ней. Я прочитывала документы медленно, едва с первого раза понимая написанное. Мои пальцы почти не гнулись, и я с трудом перелистывала страницы. Спустя несколько минут, мне попалась прикрепленная выписка с информацией по сыворотке, последний вариант которой тестировался на мне.
"Антирадиационная тестируемая сыворотка ПВ-307 высокого уровня качества обладает слабым влиянием на организм для создания побочных эффектов. Сыворотка не является прототипом цистамина или НетРадена и создаётся не для выведения радиации из организма, а для изначального повышения иммунитета живого организма к ионизирующему излучению и мутации. Вводится подопытному образцу в течение года и трёх с половиной месяцев. По прогнозам и анализам сыворотка будет действовать правильно только при поднятии у образца иммунитета к излучению до ста процентов. По результатам исследований было выяснено, что для объективного тестирования сыворотки не подойдут подопытные образцы с отсутствием в крови частиц альфа-месты. Необходим образец с присутствием данных частиц в крови".
Я перелистнула ещё одну страницу, наткнувшись на ещё одно письмо Спольникова, адресованное Сухонину. Мое нутро словно бы обожгло огнём. Письмо было прикреплено в конце моей истории болезни, и я сразу же прочитала его:
"Сергей!
Это большая удача, что Орлов написал Вам. Его дочь Мария Орлова прекрасно подойдет для тестов нашей антирадиационной сыворотки. Вы как никто знаете, как долго мы уже не можем найти образец для опытов с альфа-места частицами в крови. Тем более, Орлова будет младше двадцати лет, когда мы начнем тест. Не так страшно, что она больна радиационной аллергией, но нам не стоит начинать тест, пока аллергия не будет окончательно вылечена и иммунитет к аллергену не поднимется до нужного уровня. Обязательно берите Орлову на лечение! Сначала мы её полностью вылечим от аллергии и только после этого начнем делать инъекции с антирадиационной сывороткой.
Что касается Орлова: скажите ему, что его дочь сможет вернуться из карантина только через десять лет -- это максимально долгий срок, который только возможно ему назвать, чтобы он ничего не заподозрил. И не волнуйтесь, этого времени нам с лихвой хватит, чтобы провести опыт...
С уважением, Андрей Спольников".
-- Вот сволочь, -- процедила я, скалясь. -- Какая же ты сволочь, Спольников... Какой же ты гад... Как тебя земля-то носит вообще?...
Рожков покачал головой. Сняв очки, он потер глаза.
-- Мне действительно жаль, что Андрей оказался тем, кем оказался... -- пробормотал Эдуард Валентинович. -- В такой ситуации я мог бы подумать на кого угодно, но чтобы заподозрить в таком Андрея... А вот что в итоге...
Я дрожащей рукой перелистнула очередную страницу. Больше ничего. Страницы закончились. Я закрыла папку и теперь сидела, молча глядя на неё. В голове было пусто. Я просто не знала, что мне теперь делать, что думать...
Время вдруг стало казаться мне дерзко медленным, и темнота загустела в этом страшном зале. Я глядела на свои острые колени в потёртых джинсах, и ощущала, что едва держусь.
Рожков вдруг повернулся ко мне и сказал:
-- Маша, тебе надо бежать. -- Он угрюмо вглядывался в моё лицо. -- Выбраться из Адвеги, дойти до Тверского и найти способ добрать до дома.... Здесь тебе оставаться нельзя.
Меня вдруг словно бы что-то ударило. Я взбудоражено посмотрела на Рожкова и кивнула. Да, именно так -- мне надо бежать, мне надо скорее выбираться из Адвеги. Придется идти по мёртвым землям совсем одной, но другого выхода нет. Мне придется искать хоть какой-нибудь способ вернуться в Купол. И пусть я буду одна -- мне придется сделать всё, что в моих силах, если я хочу ещё раз увидеть своего отца.
-- Да, я должна бежать, -- словно пробуя на вкус эти слова, глухо произнесла я.
Эдуард Валентинович поднялся с пола и подал мне руку, помогая мне встать на ноги. Он забрал папку и спрятал её за пазухой.
-- И я помогу тебе в этом, -- сказал Рожков уверенно. -- Я выведу тебя из Адвеги.
***
Покинув архивный зал, мы с Рожковым поспешили добраться до жилых помещений города. С того момента, как я нашла письмо на столе Сухонина прошло всего полтора часа, хотя мне казалось, что минула целая ночь.
Проводив меня до угла коридора и убедившись, что меня никто не ищет, Рожков отдал мне папку, затем велел быстро собирать вещи и через пять минут ждать его в тупике тридцать второй улицы западной части города. Улицы, собственно, идущей параллельной той, на которой жила я.
Как только Рожков ушел, я в одно мгновение открыла свою комнату и забежала внутрь, так и не включив верхний свет. Заперев дверь, я прислонилась к ней спиной. В ушах стоял гул, дыхание сбилось. Мой взгляд был прикован к светящимся часам на стене, которые заворожённо тикали, отсчитывая секунды до моего побега.
Протянув руку, я щелкнула выключателем. Жёлтый свет разлился в помещении, осветив небольшую вытянутую комнату, обклеенную светло-зелёными обоями. Возможно, я в последний раз вижу внутреннее убранство моего жилья: кровать, стоящую у дальней стены напротив двери, старый секретер и проеденное молью кресло возле него, настенную полку с книгами, альбомами и папкой ещё школьных времен....
Мой взгляд остановился на красивой вазе, стоящей на комоде. Эта ваза была здесь ещё до моего приезда сюда. Единственное украшение в моей комнате. Кажется, про неё просто забыли и оставили здесь. Как и меня. Но скоро всё изменится. Совсем скоро....
Внезапно осознав, что я теряю время, я сорвалась с места и дрожащими руками начала выдвигать ящики из старого комода. Перепачкав руки в пыли, я достала из-под кровати большой кожаный рюкзак, в который отец когда-то давно сложил мои вещи, отправляя меня сюда, в подземный город. Первой в рюкзак я запихнула папку из лабораторного архива Адвеги, где содержались все данные о тестах Спольникова и о его сыворотке, затем закинула в рюкзак свои старые джинсы и выцветший зелёный свитер. Уже после в сумку полетели и другие вещи, которые казались мне безумно нужными, но половина из которых типа карандашей, открыток, заколок и чего-то в этом духе, по сути, была самым настоящим хламом.
В секретере у меня была спрятана очень ценная вещь. Вытряхнув из дальнего ящика всякий мусор, я достала из него серебряный брелок в виде волка, который мне подарил отец на мой десятый день рождения.
Наконец, я поняла, что все, что мне может понадобиться, я уже собрала. Я приподняла рюкзак -- мне он показался кошмарно тяжелым, хотя место там ещё было. В любом случае, сейчас это неважно, тащить я его точно смогу. Теперь главное благополучно добраться до Рожкова.
Сделав глубокий вдох, я попыталась немного успокоиться. В этот момент где-то громыхнуло. Вздрогнув, я прислушалась. Что это ещё такое?
Мне неожиданно начало казаться, что я слышу крики и топот за дверью, что кто-то зовёт меня. Охваченная паникой, я кинулась к выключателю и погасила свет, после начала пятиться, не сводя взгляда с двери. Я в бессилии опустилась прямо на пол, когда дошла до своей кровати. Меня так сильно сковал ужас, что я едва ли могла сделать лишнее движение. Некоторое время всё было тихо, и я уже подумала, что мне должно быть показалось, когда в дверь кто-то громко постучал.
***
Я буквально онемела, сидя на полу в полутьме моей комнаты.
-- Маша! Это Андрей. -- Я почти сразу узнала голос Спольникова. -- Ты можешь открыть мне?
Я молчала. Что же мне теперь делать? В груди кольнуло, когда я ещё раз прокрутила в голове всё то, что сегодня узнала. Закусив губу, я поморщилась. Не хочу видеть этого предателя, не хочу даже слышать его голос... Но главное: как мне теперь сбежать от него? Он ведь наверняка уже всё знает.
-- Маша, я знаю, что ты здесь! Пять минут назад Николаев видел, как ты зашла в свою комнату, -- громко проговорил Андрей. -- Он сказал, что ты выглядела очень странно. Что случилось? Ты откроешь мне?
Я нервно кусала губы. Кажется, всё кончено. Скорее всего, Спольников там не один, а с толпой офицеров.
В дверь вдруг снова забарабанили, да так сильно, что я подскочила.
-- Мария, -- уже громче прикрикнул Андрей. -- Сию минуту открой мне дверь и объясни, что происходит и почему ты сегодня вечером не явилась на инъекцию!
Внутри меня что-то с надрывом заныло, а потом словно бы разломилось на части, взрываясь от гнева. Инъекция?! Эта сволочь до сих пор думает, что я дам себя травить какой-то гадостью?!
-- Предатель! -- не сдержавшись, выкрикнула я. -- Чёртов предатель! Мой отец считал Вас другом, а Вы предали его!
Стук прекратился. Через несколько секунд я снова услышала голос Спольникова.
-- Маша, о чём ты говоришь? -- Голос Андрея изменился, стал совсем другим -- тихим и ровным. Он явно был в шоке. -- Маша, я в последний раз по-хорошему прошу тебя -- открой мне дверь и объясни, что происходит.
Чёртов лжец. От гнева я стиснула зубы с такой силой, что они едва не заскрипели.
-- Убирайтесь! -- снова крикнула я в отчаянии. В гневе я схватила с тумбы мою кружку и с размаху кинула её в дверь. Пролетев через комнату, кружка вдребезги разбилась, ударившись о дверной косяк. Осколки дождём посыпались на пол. -- Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!
-- Ну, всё, с меня хватит, -- произнёс Андрей.
Я услышала звон ключей и исступлённо замерла.
Идиотка! Как же я забыла о том, что врачам выдавались ключи от комнат жителей! Они их всегда носили с собой на тот случай, если с жителями Адвеги случались какие-то приступы, а комнаты вдруг оказывались заперты изнутри.
Недолго думая, я вскочила с пола и кинулась к двери. Надо просто впустить Спольникова в комнату и попытаться пробежать мимо него. План был заведомо дурацким и сразу дал крах. Я была у двери в тот момент, когда Андрей открыл её и прошел в комнату, но в результате моей попытки пробежать мимо него, я только быстрее угодила к Спольникову в руки. Андрей схватил меня, заломив мне руки за спину, и ногой захлопнул дверь, чтобы я не убежала.
-- Отпустите меня! -- истерично закричала я.
Всеми силами я пыталась вырваться, но естественно у меня ничего не получилось, так как Спольников был куда сильнее маленькой худенькой дурочки, в роли которой я выступала. Я вертелась как уж на сковородке, пытаясь вывернуться из его хватки, но всё было безуспешно. Андрей пытался покрепче прижать меня к себе и хоть как-то обездвижить, но я упорно продолжала сопротивляться. Впрочем, лишь до тех пор, пока не ударилась ногой о комод с такой силой, что у меня чуть искры из глаз не посыпались. Тут же послышался грохот, и звон расколотившейся керамики.
Моя любимая ваза разбилась! От боли в ноге и жгучего разочарования я на мгновение перестала сопротивляться, это и решило исход битвы. Спольников зажал мне рот и крепко прижал к себе.
-- Если ты ещё хоть раз попытаешься дёрнуться, я вколю тебе снотворное, -- прошептал Андрей мне на ухо.
Я мгновенно застыла на месте, с опаской вняв словам Спольникова. Только снотворного мне ещё не хватало... Несколько секунд мы просто молча стояли в полутьме моей комнаты, которую освещали только круглые настенные часы. Стрелка щёлкала, время уходило, и мне казалось, что с каждой уходящей секундой, я становлюсь все слабее, тоньше, прозрачнее. У меня больше не было сил сопротивляться.
Наконец, Спольников ослабил хватку на моем лице и убрал руку, давая возможность мне свободно говорить. К счастью для меня, я все ещё стояла спиной к Андрею и не видела его лица. Спольников все ещё крепко держал меня, прижимая к своей груди, и я чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Слышала, как тяжело он дышит, и ощущала так хорошо знакомый мне запах его одеколона.
-- А теперь, Маша, -- тихо, но строго проговорил Андрей. -- Объясни мне, что происходит.
Я не сразу заговорила. Дала себе отдушину на несколько секунд.
-- Я всё знаю, Андрей, -- наконец прошептала я. Тоска рвала меня на части. -- Я знаю о сыворотке, которую Вы создаёте и о том, что Вы уже год тестируете её на мне.
Спольников молчал, но я чувствовала, как он был напряжен. Это был ключевой момент. Я ждала реакцию Андрея на мои слова, потому что именно она должна была стать окончательной точкой в той правде, которую я узнала.
-- Как давно? -- спросил он тихим, пронзительным голосом.
Я зажмурилась, и слёзы ручьем потекли по моим щекам. Всё... Всё. Вот оно. Андрей -- предатель. Как бы я не надеялась, как бы ни пыталась найти лазейку до самого последнего момента, этим вопросом он сейчас окончательно во всём признался.
-- Пару часов, -- всхлипнув, ответила я. Перед глазами все было размыто. Неоновое сияние часов и полоска света из-под двери превратились в яркие линии, смешанные с неровными пятнами.