Он просиял улыбкой, и только этого приглашения и ждала Глориана, чтобы подойти к нему. Она поспешила протиснуться сквозь толпу, стоящую в проходе, чтобы занять свое место рядом с мужем. Дэйн тоже помылся и переоделся. Сейчас на нем была свежая рубашка, камзол и штаны из скромной серой и коричневой шерсти.
Прежде чем сесть на скамью, Глориана наклонилась, чтобы поцеловать бледную щеку леди Элейн. Гарет, казалось, был целиком погружен в свои мысли и рассеянно приветствовал Глориану легким кивком головы. Эдвард, повернувшись, одарил ее радостной улыбкой.
Сев, Глориана почувствовала, как напрягся Дэйн.
— Щенок, — пробормотал он. Глориана подавила улыбку.
— Будь добр, — успокаивающе сказала она своему ощетинившемуся мужу, — ведь это в конце концов дом Божий. — Внезапно Глориана посмотрела на старую, знакомую часовню другими глазами. — Именно здесь освятили наш брак!
— Кажется, да, — отрешенно ответил Кенбрук. — Я тогда был уже на полпути в Италию, а ты была еще совсем девчонкой и жила в Лондоне, когда наши доверенные люди произнесли здесь слова святой клятвы.
Она вдруг вспомнила, как впервые пришла в эту церковь со своей приемной матерью Эдвенной. Она молилась тогда, чтобы никто не узнал их с Элейной тайну, что ее когда-то звали Меган. Она пришла сюда из другого мира — дочь богатых, но не интересовавшихся ею родителей, англичанина и американки.
— Глориана? — Взволнованный голос Дэйна ворвался в ее воспоминания, возвращая к действительности. — Что с тобой, Глориана, на тебе лица нет!
У нее закружилась голова, а по всему телу разлилась странная легкость. Ей показалось, что сейчас она упадет в обморок. Никогда в жизни Глориана не теряла сознание, даже когда однажды летом упала с дерева и сломала руку. Она не помнила, где это случилось. Здесь, в Англии, или в той лежащей за океаном стране, которой еще нет ни на одной карте?
— Глориана, — снова позвал Дэйн.
Она была в просторном саду Сондерсов, слышала перезвон колокольчиков на соседнем крыльце. А потом упала с яблони…
— Со мной все в порядке, — прошептала она.
Отец Крадок занял свое место за алтарем, началась вечерня, Но как бы ни противилась Глориана, воспоминания помимо воли захлестнули ее. Воспоминания, которые всю жизнь она старалась стереть из памяти.
Руку она сломала в Америке. А в Лондон прибыла не на корабле, а на борту огромного шумящего судна, которое называлось самолетом. Они сидели в салоне первого класса. Всю дорогу ее родители пили коктейли и спорили приглушенными голосами. Они собирались подать на развод, и маленькая Меган стала источником неприятностей. Каждый старался спихнуть на другого «заботу о ребенке», но она не была нужна ни папе, ни маме. Потому-то они и везли ее в Англию. Они хотели поместить ее в школу-интернат и забыть о ее существовании.
Волна горечи захлестнула Глориану, и она закрыла глаза.
Дэйн обнял ее за талию и наклонился к ней. Отец Крадок уже приступил к чтению молитв.
— В чем дело? — прошептал Кенбрук ей на ухо.
Если бы только можно было рассказать ему, подумала Глориана, пытаясь отделаться от странных мыслей, охвативших ее сознание. Она понимала, что не может ни с кем поделиться своими воспоминаниями, и это было хуже всего, хуже даже, чем мысль, что собственные родители отказались от нее. Если бы она все рассказала Дэйну, он принял бы ее за сумасшедшую.
Хотя, возможно, она на самом деле не в своем уме.
Но нет, у нее же есть доказательства: одежда, маленькие ботинки, кукла. Все эти вещи лежали в сундуке на чердаке ее дома в деревне. Конечно, она бы никогда не рискнула показать их, но тем не менее они подтверждали существование того, другого мира. Даже ее приемному отцу, Сайрусу, Эдвенна не рассказала всей правды. Он считал ее найденышем. Ему сказали, что до пяти лет она воспитывалась в монастыре. Сайрус был любящим и преданным мужем, несмотря на все слухи, ходившие о его любовной связи на континенте. Он согласился удочерить Глориану, потому что Эдвенне очень хотелось оставить у себя девочку.
Насколько помнила Глориана, купец никогда не задавал никаких вопросов. Он привязался к ней, и девочка видела его любовь, которую ее настоящие родители никогда к ней не испытывали. Были составлены все необходимые договоры, оговорены все условия и подписаны все документы. Так Глориана стала единственной наследницей Сайруса, а Эдвенна воспитала ее. Глориана узнала наконец любовь, теплоту, заботу, привязанность.
Она благодарна судьбе, думала теперь Глориана, сидя рядом с Дэйном, за то, что та привела ее в этот мир, который стал ей домом. Слезы стояли у нее на глазах, когда престарелый священник закончил читать по-латыни молитву и начал следующую. Один за другим вставали рыцари со своих мест и, как положено, клали свои мечи на алтарь, принося клятву служения Господу.
Эдварду выпала последняя очередь. Он опустился на одно колено рядом с другими рыцарями, чтобы произнести свою клятву. Свет, струившийся сквозь разноцветное стекло, заливал его стройную фигуру. Затем, поднявшись, он, вместо того чтобы вложить меч в ножны и сесть на свое место, подошел к Глориане и взглянул ей в лицо.
Не сводя с нее глаз, он медленно опустился на одно колено и положил сверкающий меч к ногам Глорианы.
— Тебе я буду служить, тебя я буду защищать первой, не считая лишь самого Спасителя.
Сперва наступила тишина, тут же сменившаяся разноголосым шумом. Дэйн, сидя рядом с Глорианой, не проронил ни слова, но молчание его было зловещим. Гарет и Элейна тоже не произнесли ни звука.
Глориана наклонилась к Эдварду, взяла в ладони его бледное лицо и поцеловала в лоб. Вспыхнув, Эдвард поднял меч, вложил его в ножны и вернулся на свое место к остальным рыцарям. Он всенародно принес Глориане свою клятву.
Служба была окончена, и, как обычно, первым поднялся Гарет. Элейна, прекрасная в своем бирюзовом платье и голубой вуали, держала его под руку. После них ушел отец Крадок, а за ним и восемь юных рыцарей в своих прекрасных новых нарядах покинули церковь. Эдвард колебался, словно хотел подойти поговорить с Глорианой, но потом передумал и последовал за своими товарищами.
Дэйн предложил Глориане руку и вывел ее во двор, где ярко горели факелы. Мимы, жонглеры, менестрели веселили собравшихся. Аппетитные запахи жарящейся оленины, пирогов с угрями и других яств дразнили нюх и заставляли проголодавшихся людей глотать слюну. Столы были вынесены из залы, ужин устраивали на свежем воздухе.
Сегодня вечером во дворе будут танцы, различные конкурсы с призами, игры и раздача подарков. С таким размахом обычно отмечали только Пасху или Рождество, когда гуляния продолжались целую неделю. Глориана, как, впрочем, и Эдвард, уже много месяцев ждала этого празднества. Сейчас же она была в таком смятении, что не знала, остаться ей или убежать, говорить или молчать.
Дэйн, который после заявления Эдварда в церкви не произнес ни слова, усадил Глориану на бортик центрального фонтана и куда-то ушел. Вернулся он, держа в руках кусок пирога с угрями и чашу с вином. Глориана с благодарностью взяла их и стала есть, стараясь по возможности делать это как можно аккуратнее. Кенбрук присел рядом.
— Он настоящий балаганщик, мой младший братец, — сказал Дэйн беззлобно.
Силы начали возвращаться к Глориане, когда она съела несколько кусочков пирога и отпила вина.
— Прошу тебя, не сердись на него, — попросила она тихо. Кругом шумел, веселился народ, поэтому они могли поговорить спокойно, не боясь, что их разговор будет услышан. — Эдвард еще очень молод, к тому же рыцарство вскружило ему голову. Он мечтает о подвигах, драконах, королях и волшебниках. Скоро ему надоедят все эти сказки.
— Наверное, так, — нехотя согласился Дэйн, глядя на Глориану. Еда, которую он принес для себя, забытая, остыла в его руке. — Часто случается, что мужчина всю жизнь любит только одну женщину. Эдвард преданно любит тебя, Глориана.
— Надеюсь, он забудет обо мне, — искренне пожелала Глориана. Она вспомнила прекрасный жест Эдварда и его взгляд, когда он принес ей клятву, и сердце ее сжалось.
— Можешь ты когда-нибудь ответить ему взаимностью?
В любое другое время подобный вопрос привел бы Глориану в ярость, но сейчас она чувствовала лишь глубокую печаль.
— Я уже говорила тебе, что не могу полюбить Эдварда. И я сказала тебе правду. Если бы моему сердцу было дано выбирать, я бы хотела полюбить такого, как он. Но увы, я люблю его только как брата.
Холодные голубые глаза викинга сейчас с нежностью смотрели на нее, пламя факелов позолотило светлые волосы.
— Ты не можешь полюбить Эдварда, потому что любишь другого? — спросил Дэйн.
— К сожалению, это так, — ответила Глориана, понимая, что и так уже слишком разоткровенничалась.
Кенбрук легко коснулся ее нижней губы. Эта невинная ласка заставила Глориану задрожать от желания.
— Сегодня, — сказал он, улыбаясь, — мы будем танцевать и веселиться, а говорить только о приятных пустяках. Воевать мы начнем завтра.
Глориана в ответ весело рассмеялась, хотя от слов Кенбрука в душе у нее словно оборвалась какая-то тоненькая ниточка. Она боялась, что, потеряв мир аэропланов, коктейлей и разводов, она точно так же может потерять этот мир.
— Между нами будет мир, — ответила она, — по крайней мере, до завтрашнего дня.
Леди Элейна стояла рядом с мужем. Она уже начала уставать, желая только одного — вернуться в свою спокойную маленькую келью в аббатстве. Элейна смотрела в окно, как во дворе, залитом светом факелов, кружились в танце Дэйн и Глориана.
— Ты прав, — сказала она тихо Гарету, который поделился с ней своим планом. — Эта ночь просто волшебная, со всех сторон льется музыка, горят огни. Но они — упрямые гордецы, Дэйн и Глориана. Пройдет немного времени, и они снова будут ссориться друг с другом.
— Мой план, конечно, ужасно дерзкий, — признал Гарет. — Я бы даже сказал, отчаянный.
Элейна похлопала его по руке.
— Ты правильно поступаешь, муж мой. Если все твои усилия окажутся напрасными, результаты будут ужасными. — Она вздохнула положила голову ему на плечо. Когда-то ее восхищало крепкое тело мужа, воспламеняло его желание, но странное заболевание охватило ее, принеся с собой меланхолию, и теперь Элейна охотно уступила, свое место в постели Гарета его любовнице-ирландке.
— Я устала, — сказала Элейна. — Попроси своих людей проводить меня домой, в монастырь.
Гарет с любовью и болью взглянул на нее.
— Домой, Элейна? — переспросил он. — А как же замок Хэдлей? Ты никогда не вернешься сюда?
Элейна молча смотрела на него. Сердце ее разрывалось. Она не смогла бы объяснить ему все то, что узнала через свои страдания, перемежающиеся краткими периодами просветления. Она не могла рассказать ему о Глориане и том мире, откуда она пришла, мире за воротами аббатства. Не могла рассказать ему, что ждет всех их в будущем.
— Нет, любовь моя, — сказала она мягко, — я потеряна для тебя навсегда. Не скорби обо мне.
Слезы стояли в его глазах.
— Ты просишь о невыполнимом, — ответил Гарет, но не решился прижать ее к себе. Он никогда не обнимал ее с тех пор, как она затворилась в аббатстве. Позже, ночью, когда будет исполнен его план, он пойдет к Аннабель за утешением, которого не могла ему дать Элейна. С молчаливого согласия все понимающей супруги он уже давно встречался с ирландкой.
Гарет на своем коне довез Элейну до ворот аббатства. Когда-то, печально думала она, муж вот так же вез ее, но не в аббатство, а в лес. И они до изнеможения занимались любовью на постели из мягких трав, под зеленым сводом леса. Элейна коснулась лица Гарета, прежде чем он успел сойти с коня и снять ее. Аббатиса стояла у ворот с фонарем в руках. Ожидая Элейну, она вглядывалась в руины Кенбрук-Холла.
— Любимый мой, — прошептала Элейна и поцеловала губы мужа с любовью, но не страстью. — Да поможет тебе Бог!
С этими словами она выскользнула из его рук и легко спрыгнула на землю. В свое время Элейна была прекрасной наездницей.
Гарет не уехал до тех пор, пока аббатиса не ввела Элейну в монастырь и не закрыла ворота. Следуя за сестрой Маргарет, Элейна беззвучно рыдала, оплакивая горестную судьбу, своего мужа, которому причинила столько страданий, и все то, что потеряла сама.
Аббатиса была погружена в собственные мысли.
— Как странно, — пробормотала она, освещая фонарем тропинку впереди себя. — Могу поклясться, что видела свет в одной из башен Кенбрук-Холла.
Элейна молчала. Были такие вещи, которые она не могла рассказать даже доброму другу и советчику. За высокой стеной аббатства по каменной дороге застучали лошадиные копыта — Гарет повернул к замку. Он не знал и не мог знать, что частичка души Элейны осталась с ним и всегда будет с ним, до конца.
Весь вечер Эдвард избегал Глориану. Правда, иногда он бросал на нее тоскливый взгляд, но все же не решался подойти. Глориана была рада этому. Она никогда бы не могла выйти за него замуж, ни за что на свете не хотела причинять ему боль.
К концу вечера мужчины потянулись к деревенской таверне. Во главе их шествовали новоиспеченные рыцари в сопровождении актеров и музыкантов. Вскоре все они растаяли в ночи. Факелы догорали, когда Глориана незаметно ускользнула от Дэйна (если бы она пожелала ему спокойной ночи, то это стало бы официальным концом их перемирия). Сквозь темноту сада она пошла к себе.
Глориана не боялась ходить одна, так как еще ребенком бегала по замку и его окрестностям, где ей вздумается, и никто никогда не смел побеспокоить ее. Сегодня вечером, однако, когда она шла вдоль высокой изгороди, позади послышался странный шум.
Она подумала, что это Эдвард решил сыграть с ней шутку или Дэйну захотелось уже сейчас начать планируемую на завтра войну.
Потому она обернулась, уперев руки в бока и крикнула в темноту:
— Кто бы вы ни были, немедленно убирайтесь прочь!
Вдруг кто-то обхватил ее поперек талии, зажав ей рукой рот.
— Не пугайтесь, миледи, — прошептал знакомый голос, который она все-таки не смогла узнать. — Клянусь, вам не причинят вреда.
Это не убедило Глориану, и она принялась вырываться что есть силы. Но человек, который напал на нее, обладал недюжиной силой, и все ее удары нисколько не ослабили его железную хватку.
Однако Глориана не собиралась сдаваться. Она решила собраться с силами и возобновить свои попытки вырваться. Схвативший ее громко выругался, и на его голос подошли другие, неслышно отделившись от теней под забором и под деревьями. Было слишком темно, и Глориана не смогла узнать нападающих, как ни вглядывалась .в их лица. Через какое-то мгновение ее связали по рукам и ногам, заткнули рот и завязали глаза.
Мысли Глорианы были абсолютно четкими, она надеялась, что ей удастся убежать, надеялась, что кто-нибудь поможет ей. Она отчаянно звала про себя Дэйна, Эдварда, Гарета. Ее засунули в повозку, но не грубо, а наоборот, очень аккуратно. Сверху ее накрыли соломой, которая кололась и мешала дышать.
Беспокойство Глорианы все росло, и она призывала на помощь все свое мужество, чтобы совладать со своими чувствами. Она должна думать. Может быть, это просто дурацкая выходка Эдварда и его приятелей? Да нет, этого не может быть. Эдвард никогда бы не посмел так поступить с ней.
Если только друзья Эдварда не действуют без его ведома.
Дрожь охватила Глориану, когда она припомнила все жуткие истории, которые рассказывали друг другу слуги, сидя поздно ночью у огня. Ее похитителем мог быть Мерримонт, злейший враг рода Сент-Грегори, или какой-нибудь бандит, который продаст ее как какую-нибудь шлюху. Ее увезут за море, и остаток своих дней она проведет в султанском гареме.
Глориана все же надеялась на лучшее. Повозка подпрыгивала на ухабах, а это значило, что они едут не по главной дороге, не в деревню. Нет, сейчас они ехали по берегу озера. Глориана слышала слабый плеск воды и даже с трудом, но различала ее запах. Выходило, ее похитители движутся в сторону Кенбрук-Холла.
Если бы не веревки, Глориана подскочила бы от неожиданности. Так вот куда ее везут, в Кенбрук-Холл — официальную резиденцию Дэйна Сент-Грегори, пятого барона Кенбрука! Как же она не догадалась, что вся эта напускная любезность Кенбрука, начиная с поцелуя и заканчивая танцами, были лишь частью его коварного замысла. Она-то наивно рассчитывала, что перемирие будет длиться до утра! Но этот подлец, ее муж, был хитер и нашел возможность разделаться с ней уже сегодня.