Лиллиана ахнула, когда Азагот погладил центр её лона через шёлк трусиков.
– Ангел, сколько у тебя было любовников? – Азагот поцеловал её груди и начал прокладывать дорожку из поцелуев вниз по животу.
– Один, – выдохнула Лиллиана. – Всего лишь один. И мне не хочется о нём говорить.
Как и Азаготу. Отчасти потому, что он не хотел, чтобы в этот момент с ними был тот мужчина, и отчасти потому, что его посетило очень странное желание устроить для него самую мучительную смерть.
Испытывая безумное желание стереть того ублюдка из её памяти, Азагот подался назад, рывком стащил с Лиллианы ботинки, а затем и джинсы с трусиками.
Всё это заняло всего несколько незначительных секунд, и вот уже его разорванная и скомканная одежда присоединилась на полу к одежде Лиллианы.
Вот, чёрт возьми, Лиллиана была восхитительна; распласталась обнажённой перед ним как праздничная трапеза, которая так и манила её отведать.
Её волосы шёлковыми волнами рассыпались по персидскому ковру, зацелованные губы были приоткрыты от частого дыхания, а бёдра – разведены достаточно, чтобы Азагот мог видеть её блестящее от соков лоно.
Взгляд Лиллианы опустился на пах Азагота, и от вида его толстого члена её глаза вспыхнули. О, да, она его хотела.
Азагот улыбнулся, обхватил член и начал ласкать. Лиллиана кончиком языка облизала нижнюю губу, и Мрачный Жнец застонал, представив её губы вокруг члена, а язычок – ласкающим и облизывающим.
Отпустив член, Азагот наклонился и накрыл ладонью её лоно. Чёрт возьми, она была такой горячей и, скользнув пальцем между складочек, он снова застонал.
Каждая клеточка в теле Азагота вибрировала, когда он водил кончиком пальца от влажного входа до набухшего комочка нервных окончаний, заставляя Лиллиану громко стонать.
Он её ласкал, сначала едва ощутимо, избегая чувствительные местечки. И когда Лиллиана начала тяжело дышать и стонать, выгибаться и подаваться навстречу его руке, когда её упругое тело жаждало наслаждения, Азагот сдался.
Чёрт возьми, а она была той ещё дикой штучкой. Вцепилась в него так, что ноготки вонзились в кожу. Азаготу было необходимо попробовать её вкус. Это было не желание, а просто какая-то биологическая потребность.
Снова подавшись назад, он запустил руки под её бёдра и устроился между её шикарных ножек.
Он зарылся лицом в её лоно, упиваясь влажным вкусом. Разведя большими пальцами половые губы, он вылизывал прямо средоточие её желаний.
Когда Азагот провёл кончиком языка по клитору, Лиллиана вскрикнула.
Он сделал это снова и она вскрикнула громче, тело её вздрогнуло, пальцы впились в его череп, удерживая Азагота в этом, так ей нужном, положении.
На вкус Лиллиана была как сахарный тростник и маракуйя, свежая трава и кристально чистая вода – всё то, что Азагот уже вечность не видел, не ощущал и не пробовал на вкус.
– Азагот, – хрипло выдохнула она, – я сейчас... о, да.
Лиллиана дико взбрыкнула, дёргая головой вперёд и назад. Тело напряглось, бёдра поднялись над полом. Она кончила.
"Прекрасная, – подумал Азагот. – Такая. Чёрт. Возьми. Прекрасная".
Прежде чем она опустилась на пол, Азагот накрыл её своим телом, отчаянно желая оказаться в ней и ощутить что-то помимо холода.
– Подожди, – выдохнула она, потянувшись к нему. – Позволь мне...
Тяжело дыша, сходя с ума от потребности оказаться в ней, Азагот начал вводить в неё палец... и замер.
Предательство сжало его, словно тисками, а все эмоции, которые ему удалось подавить, снова всплыли на поверхность.
– Ты мне солгала, – прохрипел он. – Ты девственница.
– Нет, – твёрдо ответила Лиллиана. – Я была с мужчиной так, как это делают ангелы.
Кто-то считал духовный секс, ну, сексом что ли, но даже будучи ангелом, Азагот предпочитал беспорядочный, совершенно грязный физический секс, которым занимались люди. Поэтому, может, Лиллиана ему и не солгала, но и полностью честна с ним не была.
Лиллиана села, положила ладонь на его грудь и уставилась Азаготу в глаза.
– У тебя снова тот безумный вид.
Она провела рукой по его груди, прессу и, наконец-то, дрожащей ладонью обхватила его член.
– Дерьмо, – простонал он.
Лиллиана его одолела. Он оказался полностью в её власти и, когда она начала двигать рукой, его бёдра тоже пришли в движение. Когда она поглаживала его член, он двигался в её ладони, подавался вперёд и назад.
Азагот откинул назад голову и слышал, как что-то бормочет, клянётся... он не был уверен, что именно произносит.
Он знал лишь только то, что жар поднимается по яичкам, вверх по члену, а когда Лиллиана сжала его ещё крепче, на коже Азагота выступил пот.
Пот. Он никогда не потел.
– Чёрт возьми, – выдохнул он. – Проклятье... Лилли...
Она ускорила движение рукой, второй накрыла его яйца, перекатывая в ладони.
– Скажи, что мне нужно делать, – прошептала она, но у Азагота не хватало дыхания, чтобы хоть что-то произнести. То, что Лиллиана сейчас делала, было просто потрясающе.
– Просто... ах... да.
Его оргазм оказался раскручивающейся спиралью жаркого блаженства, которое на одно благословенное мгновение раскололо лёд, который так долго сковывал его душу. Он содрогнулся от силы освобождения, по-настоящему радуясь этому ощущению.
От вида того, как она смотрит на него, Азагот снова завёлся, и разум и тело снова сотряс оргазм.
Когда всё стихло, Азагот накрыл руку Лиллианы своей и убрал её ладонь с очень чувствительного и всё ещё подёргивающегося члена.
– Вот это да, – выдохнула Лиллиана. – Я никогда ничего подобного не делала.
Дрожащей рукой Азагот потянулся за лежавшим на столе платком.
– Чего именно? Не дрочила парню?
– Мой бывший считал физический секс омерзительным.
– Твой бывший был полнейшим придурком.
Азагот нежно обтёр Лиллиану от спермы, поднял с пола и отнёс на стоявший перед камином диванчик.
Забравшись на диванчик рядом с ней, он прижал Лиллиану к себе и накрыл их обоих одеялом. Сначала она напряглась, и он это понимал.
Мрачный Жнец не мог вспомнить, когда в последний раз вот так вот просто лежал с женщиной после секса. Они приходили сюда с одной целью, и явно не пообниматься.
После секса он и не продлевал связь, поэтому то, что сейчас происходило у него с Лиллианой... казалось незнакомым ощущением. И всё же, правильным.
И когда она положила ладонь ему на грудь, прямо над сердцем, он знал, что так правильно.
Теперь он понял, как остановить эмоциональный крышеснос после путешествий во времени.
Естественно, если секс был ключом, останавливающим эмоции, то он намерен им пользоваться.
Он лишь надеялся, что и Лиллиана не против этого.
Глава 11
Азагот понятия не имел сколько они лежали на диване, переплетясь конечностями, выравнивая дыхание, но, в конце концов, Лиллиана положила голову ему на грудь и начала лениво выписывать пальцем круги на его прессе. Интимность сего действа – да и в принципе всего происходящего – приводила Азагота в ужас и, по правде говоря, приносила тревогу.
Лиллиана каким-то образом вытаскивала из него эмоции, и Азаготу ничего не оставалось, кроме как гадать, насколько опасным это могло быть.
– Азагот?
– М-м-м?
– Почему ты добровольно согласился на эту работу? – сонливость пропитала её голос, и Азагот ощутил вспышку мужской гордости за то, что был к этому причастен. – Потерял статус ангела и живёшь среди демонов?
Азагот пожал плечами, сбив одну из подушек на пол.
– Кто-то должен был этим заняться.
– Фигня. – Лиллиана игриво провела пальцами по его грудной клетке. – Может я и молода, но прекрасно знаю, что никто не жертвует свободой без хорошей на то причины.
Азагот подложил одну руку под голову и поднял взгляд на деревянный потолок.
– Неужели, прежде чем согласиться стать моей супругой, ты не прочитала обо мне всего, что смогла бы найти? Уверен, что на курсе по истории на меня отведена отдельная тема.
– Вообще-то, целых три. – Лиллиана нарисовала эту цифру пальчиком на груди Азагота. – Ты весьма историческая личность. Первая тема отведена твоей жизни как ангела, известного под именем Азраил, и событиям, повлекшим изгнание. Вторая и третья темы отведены твоей жизни как Азагота.
– Под меня отвели три темы? – Азагот широко улыбнулся. – Класс!
Вот только, проклятье, имя Азраил повлекло за собой воспоминания. И странно то, что он предпочёл бы воспоминания о жизни Азагота, чем те, что связаны с его небесным именем.
– Ага, но, что ж, – продолжила Лиллиана, – история, которой учили меня, выставляет тебя наглым плейбоем, который выбрал лишение крыльев, потому что скорее согласился бы править пустым королевством, чем следовать за другими в рай.
Это объясняет, почему историки подтасовали факты, чтобы избежать назревающих вопросов. Когда дело касалось формирования правды, имеющей твёрдое основание, ангелы были не более щепетильны людей.
– Тогда к чему вопрос о том, почему я выбрал такую жизнь, раз ты уже всё и так знаешь?
– Потому что только глупцы верят во всё то, что прочитали или что им рассказали. – Лиллиана провела тыльной стороной пальцев по груди Азагота, получая удовольствие от последовавшего за этим действием покалывания. – Так какова же настоящая история?
Учитывая то, к чему приговорила себя Лиллиана, Азагот посчитал, что она имеет право знать правду. Странно быть кому-то должным. Обычно все были должны ему.
– Я сделал это, потому что устал от чувств, – ответил он просто, потому что его длинная история привела бы именно к этому концу.
Лиллиана упёрлась локтем в диван и нахмурилась.
– Каких чувств?
– Всех. – Азагот не отводил взгляд от грубо отёсанных балок потолка. – Неужели на твоих уроках истории не говорилось, что я был эмпатом?
Брови Лиллианы взмыли вверх.
– Но ты же являлся следователем объединения по расследованию внутренних нарушений. Эмпатом это не позволено. Как ты мог пытать людей, если чувствовал всё то, что испытывали они?
– В то время никто не знал, что я эмпат. И я занимался не только пытками, – произнёс он, может немного оборонительно. – По большей части я задавал вопросы. Эмпат во мне дал способность распознавать ложь.
– Вот почему ты был самым успешным следователем объединения по расследованию внутренних нарушений, – сообразила Лиллиана. – Именно ты раскрыл заговор Сатаны. Тебя было не остановить. Пока ты мистическим образом не исчез на несколько веков, прежде чем вернуться добровольцем на должность Мрачного Жнеца.
Те несколько веков оказались самыми худшими годами в жизни Азагота, полными одиночества и сожаления. Забавно, что когда тебе не с кем поговорить, ты заново проживаешь всё то, что когда-то говорил и делал, а когда большая часть этого не оказывается хорошей, ты очень быстро учишься себя ненавидеть.
– Я ушёл в отставку, потому что, как ты уже сказала, был самовлюблённым, избалованным, надменным плейбоем. Я забивал на свою работу и это понимал, и однажды напортачил. Я был настолько в себе уверен, что ошибочно принял страх молодого ангела за семью за страх оказаться пойманным на лжи. Короче говоря, из-за меня его признали виновным и лишили крыльев. – Азагот глянул на Лиллиану, ожидая увидеть на её лице отвращение, но увидел лишь любопытство. – Естественно, в то время я не винил своё высокомерие в свершённой ошибке. Я сбросил всю вину на то, что не был довольно сильным эмпатом. Знаешь, типа, если бы обладал более развитой способностью эмпата, то не облажался бы. Так вот, я совершил кое-что глупое, магическое заклинание пошло не так, и в один день стал ангелом с самым развитым даром эмпата в мире.
Лиллиана резко подняла голову, кончики её волос щекотали его грудь.
– И что же случилось? Как по мне, у тебя не слишком-то проявляются эти способности.
– Давай без шуток. – Балка на потолке издала скрип. Азаготу стоило её починить. – Случилось то, что мой мир покатился ко всем чертям. Я не мог находиться от человека ближе чем на милю, потому что ощущал всё, что чувствовал он.
Нахождение в пределах ста ярдов от ангела загоняло все его эмоции и мысли мне в голову как нож. Поэтому я покинул объединение по расследованию внутренних нарушений и на двести лет изолировал себя ото всех. И вернулся я не потому, что искали добровольца на должность надсмотрщика в Шеул-гра и я осознал, что снова могу быть полезен. Дело в том, что в мире демонов мои способности эмпата не работают.
– Ясное дело, – пробормотала Лиллиана.
– Я не ожидал, – продолжил Азагот, – что потеряю больше, чем способность чувствовать то, что чувствуют другие. Я потерял способность чувствовать хоть что-нибудь.
– Ты сейчас утверждаешь, что не ощущаешь боль? Гнев? Радость?
– Вспышки гнева, но чуть-чуть и не часто. В противном случае... – Азагот пожал плечами. – Я даже потерял способность чувствовать тепло. Только лишь постоянный жалящий холод. Если бы не огонь вокруг, мне бы казалось, что плоть превратилась в лед.
– Вот почему огонь не выделяет тепло? Потому что ты его впитываешь.
– Да. – Азагот закрыл глаза. – Я бы всё отдал, чтобы согреться. Даже когда ты перенесла меня в пустыню, я едва ли ощущал солнце на своей коже. – Он взял Лиллиану за руку и положил на грудь с правой стороны, прямо над татуировкой черепа, охваченного пламенем. – Эти татуировки нанесли для сдерживания боли и эмоций. Мне нанёс их один из Всадников Апокалипсиса, Танатос, в надеждах, что я могу принимать боль. И какое-то время так и было. – Азагот вздохнул. – И это было... великолепно.
– Боль была великолепной?
Азагот зажал между пальцами прядь волос Лиллианы. Она была такой мягкой, так отличалась от твёрдой, холодной текстуры миры, который он возвёл вокруг себя.
– Я был счастлив чувствовать что-то... хоть что-нибудь. – Поднеся локон её волос к носу, Азагот вдохнул свежий аромат. – Но татуировки не долго всё впитывали. Теперь они такие же пустые, как и я.
– Азагот, мне жаль. – Её сожаление положило конец безмятежности и, выругавшись, он сел.
– О, нет, – простонала Лиллиана, схватив его за запястье. – Что случилось?
Он не нуждался и не хотел её сочувствия. Азагот сам вырыл себе могилу и в неё уляжется. Желательно, с Лиллианой. Но ему хотелось, чтобы она поняла, что в её обязанности не входит делать его счастливым. Это ничто и никто не способно сделать.
– Случилось то, что ничего из этого ты не заслужила, – произнёс Азагот, убрав её руку с запястья, чтобы спустить ноги с дивана и уставиться в камин. – Я хотел супругу. Не ожидал сложностей.
– Значит я сложность?
Азагот поморщился.
– Не... ты. Эта ситуация. Обычно я не действую импульсивно, но попросил супругу прежде, чем поразмышлял над тем, на что будет похожа её жизнь здесь, внизу. Тёмный, зловещий мир и супруг, который ничего не чувствует. Вот такая я выгодная партия.
О, взгляните-ка, очередной раунд жалости. Класс!
– Ты не прав, – яростно прошипела Лиллиана. – Ты можешь чувствовать. Я наблюдала тебя в песках и в снегу, и клянусь, то, что исходило от тебя, было чистейшей радостью. Ты её чувствовал. Я видела. Ощущала.
– Поверь, – ответил Азагот, – это были лучшие два часа в моей жизни. А затем мы вернулись. – Краем глаза он уловил хроногласс и мог поклясться, что штуковина над ним насмехалась. – Когда я был с тобой в пустыне и в Арктике, казалось, что оковы, сдерживающие эмоции, рухнули. Но в момент возвращения все эмоции превратились в боль, с которой моё тело не могло справиться.
– А может это не так. Долгое время все твои эмоции находились взаперти. Может они начинают вырываться на свободу. – Лиллиана передвинулась, чтобы сесть, скрестив ноги, лицом к Азаготу. Одеяло укрывало её до груди. – Ты эмпат, но только не здесь, верно?
– Верно. Вот только...
– Что вот только? – Лиллиана пихнула его в бедро, и эта игривость начала Азагота заводить. – Расскажи. Я с этим справлюсь.
Он потёр лицо рукой, понимая, что, вероятно, не мудро разговаривать о других женщинах с той, кого только что заставил кончить.