— Черт с ним, — прошептала Челси. — Он не будет вечным победителем. — Давай, Тун, мой красавец, ты можешь сделать это…
«Черт возьми, — выдохнул Синджин. — Ее лошадь взлетела на гору. Она рядом с тобой, Фордхэм, — про себя предупредил он. — Дьявол, двигайся же! — Дочь графа Дамфрисского умела скакать, как ангел или как дьявол, — подумал он с усмешкой. — Если бы можно было спросить у наездника герцога Бофортского, почему он хотел выбить ее из круга. Да, но она постояла за себя и чуть не повалила его к чертовой матери».
— Скачки в руках Фордхэма, — мягко сказал Сенека, наблюдая, как Тун постепенно нагоняет Мамелуке на последнем участке подъема.
— Я думаю, он уже понял это, — прошептал Синджин, горя желанием самому оказаться в седле и выиграть скачки.
Два скакуна теперь шли вровень, до финиша оставалось пятьдесят ярдов. Ни один из наездников не трогал кнута, не пришпоривал коня. Который победит в конце концов, зависело от индивидуальности. Мамелуке любил «приходить домой» первым. И он это сделал, стараясь изо всех сил, на два шага опередив Туна.
Рев толпы взметнулся в ветреное небо, и болельщики хлынули к победному кругу. Все внимание собравшихся было обращено на Мамелуке. Челси легко проскользнула к подготовленной площадке, где ждали Колин и Рос.
— Потрясающие скачки, Чел! — закричал Колин, сияя от восторга.
— Здорово сработано, мисс Челси, — его похвала тоже сопровождалась широкой улыбкой. Подставив руку, он помог ей спуститься. Колин подал ей плащ и тут же оказался в седле, и секунду спустя Рос уводил Туна.
Закрепив плащ на плечах, Челси стянула шапочку и опустилась на землю за навесом в море бургундской шерсти. Ее волнение еще не прекратилось, она с трудом переводила дух, возбуждение от скачки еще сильно сказывалось в жаре ее крови. Она почти выиграла… у потрясающего жокея Синджина, Фордхэма. Она почти выиграла! Это значило, что Тун мог победить лучшего, если бы на нем был опытный жокей. Она потеряла драгоценное время, борясь с жокеем герцога Бофортского, потому что не была знакома с его стилем. Она могла бы победить, если бы не это. Она очаровательно улыбнулась от чувства собственного достоинства.
— Ты была чертовски хороша. — Голос был мягким, знакомым и очень близким.
Мгновенно подняв свои лиловые глаза, она увидела улыбающееся лицо человека, занимавшего все ее мысли с самого утра. «Он слишком красив, — подумала она, — чтобы какая-нибудь женщина могла ему отказать».
— Но ты проиграла, — мягко добавил он. Наклонившись, он взял снизу ее руки, поднял и прижал к себе. — И я здесь, чтобы забрать свой выигрыш.
— Дай мне время, — прошептала она, теперь задыхаясь по другим причинам, нежели усталость, она остро почувствовала его знакомое тело, как были знакомы дразнящие глаза и его голос. — Люди увидят нас, — нервно предостерегла она. — Чувство страха уступило лишь ее разгоряченным чувствам.
— Никто нас здесь не увидит, — спокойно ответил он, так как тщательно следил стоя на изгороди после скачек, за ее передвижением: увидел, как она въехала за занавес, пронаблюдал, как ее брат и конюх покинули это место с Туном, и после этого последовал за ней. — Итак, скажи мне, милая Челси, когда и где?
— Я не могу сообразить так быстро, — уклончиво сказала она, стараясь придумать какой-нибудь выход.
— По правилам жокей-клуба в понедельник после обеда ты обязана оплатить спор по скачкам, — спокойно сказал Синджин. — Я готов подождать до этого времени. Но его тон, хотя и спокойный, предполагал, что дольше он ждать не будет.
Был только вторник, у нее была практически целая неделя, чтобы найти решение в ее импульсивном споре.
— Как я узнаю, где тебя найти в понедельник? Мне запрещен вход в помещение жокей-клуба.
— Не беспокойся, дорогая, — прошептал он, наклоняясь, чтобы коснуться своими губами ее мягких губ. — Я найду тебя.
И, опустив руки, он ушел.
А она осталась, затаив дыхание, теплая и желавшая того, чего не должна была желать.
Глава 10
В тот вечер Челси пришлось выдержать суровую лекцию отца, но его гнев был смягчен некоторым выигрышем и большим промежутком времени до его приезда домой.
— Хотя я оценил твою попытку победить, теперь, девочка, я не буду выпускать тебя из виду в дни скачек.
Если бы ты победила, все бы узнали, кто был жокеем, и твоих заколотых волос было бы недостаточно под внимательным изучающим взглядом распределителей на победном круге. — Затем он вздохнул, скорее строго, чем зло, и потянулся за aqua vitae. Налил себе большую порцию, поднял стакан и поднес его к губам, посмотрел на дочь и подмигнул. — Чертовски стыдно, что ты не можешь выступать за нас, ведь ты долетела до финиша на этом огромном животном, словно вихрь.
— Почему я не могу, папа? — мгновенно ответила Челси, пользуясь мягким настроением отца. — Ты видел сегодня, как это было легко.., даже на победном круге.., я могла сойти за мужчину. Я отрежу волосы.
Я могу говорить, как Колин, его голос еще не очень низкий. — Увидев минутное колебание отца, она быстро добавила:
— Я могу делать это, папа, я могу!
— Боже, дорогая, жаль, что не можешь, — сказал он, опускаясь в удобное кресло. — И твоя мама никогда не простила бы меня. Она, возможно, не одобрила бы всей работы, которую ты делаешь с лошадьми.
— Одобрила бы, потому что дедушка говорил, что она была лучшей наезднице в семье. Видишь, она одобрила бы.
— Но не в Ньюмаркете, Чел, — вставил Данкэн, удобно растянувшись на подоконнике. — Просто так не делается. Я знаю, что ты ни во что не ставишь такие вещи, как репутация, но свет, к сожалению, считает по-другому.
— Оставим это, — мягко согласился отец. — Последняя неприятная история, в которой ты побывала, чуть не закончилась катастрофой. — Хотя ему льстили таланты Челси в качестве жокея, и он расправил плечи, но родительский долг был сильнее его желания победить в бегах. — Жаль, что я не могу сказать «да», дорогая. Тебе необходимо подумать о будущем. Тетушка Джорджина должна вывезти тебя в следующем сезоне. Но какой мужчина захочет буйную девчонку с мальчишескими ухватками, которая ездит верхом в Ньюмаркете. — Еще один вздох сорвался с его резко очерченных губ. — Она должна была вывезти тебя в свет в этом сезоне, если бы я не был таким эгоистом и не оставил тебя с собой еще на год.
— Папа, я не хочу выходить замуж, я счастлива с тобой, мальчиками и лошадьми. Многие девушки не выходят.
— Дочери графов выходят тем не менее, Чел. — Голос Данкэна был мягким, словно он не хотел ей напоминать.
— Никто все равно не захочет взять меня без приданого, в любом случае. А я буду вынуждена соблюдать вежливость по отношению к разгульным молодым людям, которые, возможно, не знают элементарных вещей о лошадях.
— Ты не можешь говорить о лошадях. Чел, — пропищал Колин, распростершийся ничком рядом с камином. Уткнувшись подбородком в выцветшую рукодельную подушку, он улыбнулся сестре. — Это не по-женски.
— К дьяволу это «по-женски»! — раздраженно возразила Челси. — Я буду старой девой, буду носить навозные ботинки и курить сигары вместе с конюхами.
И останусь со своими лошадьми.
Менее наивный, чем его дочь, Фергасон из рода Фергасонов не стал выставлять свою дочь на брачный аукцион в этом году, хотя по возрасту она вполне подходила, потому что знал: даже без приданого ее светлая милая красота поставит на колени весь Лондон. И главное, он не хотел пока никому ее вручать.
Епископ Хэтфилдский сделал предложение с почтительным уважением и смирением, уверенный, что угодит ее отцу; он также предложил добрачный договор с ошеломляющей долей в наследстве. Возможно, в Лондоне она нашла бы лучшую партию. Отец лишь просил ее пообедать с епископом. Он не согласился бы ни на что. Тринадцатый граф Дамфрисский провел слишком много лет, лишившись состояния, и он желал лучшего для своей дочери. Реставрация титулов и поместий была одобрена парламентом в 1782 году. Многие его владения были розданы пэрам тори в 1746 году после Кулодена, и был принят закон или нет, никто не собирался отказываться от них. [В 1760 году, ко времени вступления на престол Георга III, в Британии было всего лишь 174 пэра. Вплоть до 1784 — 1785 годов сословие пэров оставалось стабильным, хотя и были добавлены несколько английских лордов, имевших звание пэра Ирландии. К концу XVIII века в период правления премьер-министра Питта-младшего эта цифра увеличилась до 300, а с учетом ирландских титулов — до 500. Премьер-министр Питт щедро даровал титулы.
Множество новоиспеченных дворян составляли преуспевшие генералы и адмиралы, малую часть — политические деятели. Большинство же новых пэров были молодые сыновья крупных землевладельцев, происходившие из старинных семей. Население Лондона насчитывало тогда около 1 млн. человек, тогда как «общество» — семьи, которые, основываясь на своих социально-политических позициях, контролировали существование рафинированного изысканного «лица города», — состояло из трехсот человек.
Генри Филдинг иронически определил все население Великобритании, кроме приблизительно 1200 человек, как «нечто несуществующее, никто».].
Возможно, он ошибался, обдумывая предложение епископа Хэтфилдского с точки зрения денег, но общество смотрело на брак именно так: все старались достичь возможно лучшей договоренности. Любовь — это не все. Он прожил слишком много лет, не пользуясь привилегиями своего бывшего богатства. Он знал разницу.
Поэтому Челси могла питать отвращение к мысли о браке. И могла презирать понятие о брачном договоре. Если она считает, что такая возможность существует, принимая во внимание ее независимый характер, пусть Это будет в пределах условностей общества.
Это означает: сначала брак, наследник, затем разумная свобода в выборе приятелей.
— Найди лорда, у которого есть скаковые лошади, Чел, — предложил Колин. — У тебя будут и лошади, и замужество.
— Нет необходимости искать до следующего сезона, — угрюмо сказал отец.
— У Сейнт Джона лучшая конюшня в стране, — продолжил Колин с юношеским энтузиазмом. — Ты можешь покорить его своей красотой, Чел, и выйдешь богатой из этой сделки.
Наступило молчание, такое, что свет камина стал осязаемым в освещенной свечами комнате.
— Что я такого сказал? — Вспотев от вдруг переменившегося настроения, Колин с любопытством посмотрел на каждого из членов семьи.
Челси выглядела так, словно увидела привидение, лица отца и Данкэна посерели и были угрюмы.
— Сейнт Джон распутник, сын, — наконец сказал отец, — и не подходит.
— На роль мужа, в любом случае, — пробормотал Данкэн.
«Тем не менее он любимый лорд английских женщин, хоть и с дурной репутацией», — подумала Челси.
И теперь она знала почему. Она с трудом пыталась избавиться от его образа с дразнящей улыбкой и горячими поцелуями, от ощущения его тела, экстаза, который он вызывал беспредельно умело, короче говоря, от совершенства самого распутного молодого герцога Англии. Легкая дрожь пробежала у нее по спине.
— Как тогда насчет Бонхэма? — предложил Колин. — У него есть неплохие скакуны, и он живет со своей мамой. В церковь ходит, даже во время бегов.
Челси хихикнула, представив себя замужем за милым Билли Бонхэмом. Он замечательный и честный, но был подобием своей матери и младшей сестры, — местный святой своего церковного прихода, но без искорки жизни.
— Он разведется со мной через две недели, — сказала она с усмешкой. — По требованию своей матери.
— Я думаю, — заметил Данкэн с ответной усмешкой, — он, наверное, дважды подумает, следовать ли совету мамы. Но в конце концов послушается.
— И тогда я буду обесчещена в любом случае.
Ты видишь, папа, я не создана для того, чтобы идти проложенным путем. Я не выйду замуж из-за денег, я не буду послушной женой, и боюсь, что менять платья четыре раза в день будет для меня чрезвычайно затруднительно. Вместо этого я останусь с вами, буду следить за расходными книгами и делать вашу жизнь удобной.
— — Мы все останемся с тобой, папа, — с энтузиазмом провозгласил Колин. — Данкэн вечно говорит, что не сможет вынести брак с дочерью пивовара, и не пьет даже эль. А я не собираюсь жениться, потому что Чел замечательно заботится о нас, поэтому зачем мне жениться.
— Поговори со мной примерно через годик, — насмешливо сказал Данкэн. — Хотя, может быть, ты и прав насчет жены.
— Значит ли это, что вы все собираетесь докучать мне до старости? — шутливо спросил граф.
— Думай об этом… — Челси послала отцу насмешливый воздушный поцелуй.
— Кстати, о неразрывных узах, где Нейл? — осведомился Данкэн, растягиваясь в еще более удобной позе, так же как и герцог, он спал считанные часы.
— Укладывает спать Туна. Традиционная житейская мудрость — баловать скаковых лошадей экзотической смесью, подливая туда добрую долю бренди.
— Значит, ты завтра скачешь на нем? — заметила Челси. — С Чифи. У него хорошие шансы на победу.
Сколько тебе нужно, папа, чтобы полностью расплатиться с кредиторами? — Хотя Челси вела книгу расходов по домашнему хозяйству, скаковые пари отца учитывались отдельно.
Он ответил не сразу, пока Данкэн не произнес — Скажи ей. Если Тун будет выступать на соревнованиях, ты сможешь выплатить большую часть.
— Восемьдесят тысяч.
Челси почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и, пока она старалась скрыть шоковое состояние, ее голос слегка дрогнул:
— Ты можешь выиграть столько денег в Ньюмаркете, чтобы покрыть разницу в восемьдесят тысяч?
— Если Тун победит несколько раз, это возможно.
— Если он победит несколько раз, его можно будет продать за приличную сумму, — сказал Данкэн. — О!
Доннель получил тридцать тысяч фунтов за Ормонда в прошлом месяце.
— Я не знала, что вы планируете продать Туна. — Она знала, конечно: все их лошади выращивались на продажу, но надеялась что это произойдет в следующем году, поскольку Туну было всего три года.
— Если он будет хорошо выступать, нельзя упускать время.
Челси все понимала, но у нее всегда были фавориты среди жеребят, и Тун был одним из них Он выбросил копыта вверх всего через несколько минут после рождения, и Челси поняла, что у него есть характер.
Он, казалось, понимал ее, когда она с ним разговаривала; она могла позвать его домой с их самого отдаленного пастбища, насвистывая первые аккорды «Сорванца из Локрояна». И, будучи огромным по размерам животным, 17,2 фута в высоту, он скакал кентером [3] так же легко, как маленькая берберийская кобылка.
В таком случае нужно вплести ему голубые ленты в гриву, чтобы лучше показать его, — сказала она — Я встану пораньше.
— Ты была сегодня молодчиной, девочка, и никто не гордится тобой больше, чем я. — Отец светился улыбкой.
Вытянувшись, она стояла, похожая на мальчишку в выцветших рыжевато-коричневых бриджах и шотландском свитере, который надевала для работы с лошадьми.
— Я выиграю вам деньги на севере, когда закончится Ньюмаркет. И если вы не продадите Туна, он будет рад оказать вам услугу в Йорке и Данкастере. — Улыбка Челси приобрела уверенность, и, когда она направилась к двери — если б не длинные, золотистые волосы, — ее можно было принять за юношу с конюшни. Но ее мысли были менее уверенными.
"Восемьдесят тысяч, восемьдесят тысяч, восемьдесят тысяч… — беспощадная литания у нее в голове. — Возможно ли выиграть столько, участвуя в скачках?
Или невозможно? Тридцать тысяч за ее красивого Туна, — отметила она про себя. — Остается пятьдесят тысяч". Эта сумма бренчала у нее в голове, как вибрирующая струна лютни.
Еще неделю назад она не знала бы, откуда взять такую огромную сумму в пятьдесят тысяч гиней. Или два дня назад. Но теперь она знала, и, хотя в общем-то она не заслужила эту сумму, ведь Мамелуке выиграл, а Тун проиграл, ей все же казалось, что они смогут прийти к соглашению, соответствующему ее желанию и желанию очень внимательного —Синджина Сейнт Джона.
Глава 11
Она почувствовала цветочный запах сразу же, как открыла дверь своей спальни, потому что был не сезон для роз в эти бурные мартовские дни, все еще хранившие признаки зимы. Держась одной рукой за дверную задвижку, она медленно окинула взглядом спальню.
Маленький букет белых торфяных роз, поставленный на столик рядом с кроватью, привлек ее внимание во мраке комнаты.
Когда она подошла ближе, ее охватило знакомое чувство, словно поставленные белые розы принесли в ее комнату присутствие самого дарителя. Карточка, хотя в ней не было нужды, торчала в пушистой зеленой ветке, глубоко в букете: