В кармане робы пиликнул мобильник. Сообщение. Странное какое: «Молюсь за вас. Мама Сережи». Это какая же мама? В смысле — какого Сережи? Тревога почему-то усилилась. Ася повспоминала, кто из ее пациентов был Сережей, вспомнила только семидесятилетнего Сергея Юльевича, сильно засомневалась в том, что сообщение — от его мамы, и спросила Люду: — Ты не помнишь, среди наших больных какие-нибудь Сергеи были? Кроме Сергея Юльевича, его я помню.
— У Плотникова двое было. Но это давно, еще до вашего прихода… — Люда задумалась, похмурилась и призналась: — Фамилий не помню. Все-таки давно… А из последних — только Гонсалес. Ася Пална, если надо, я в пятой ночью посижу А вы здесь. Может, поспите. Все-таки вторник, вряд ли кого привезут. Тьфу-тьфу-тьфу.
— Вряд ли, — согласилась Ася. — Тьфу-тьфу-тьфу… Но лучше ты здесь посиди. Поспи, если получится. А я в пятой… Может, заставлю майора уснуть. А то у него уже глаза как у алкоголика. Я бы за одни такие глаза увольняла из органов без суда и следствия. Да и остальные тоже… По двенадцать часов дежурят! Маразм.
— Так и мы по двенадцать часов дежурим, — несколько удивленно напомнила Люда. — Ничего, нормально. Иногда даже поспать можно. Конечно, когда экстренные — тогда тяжело. Все время на ногах, да еще и ответственность…
— Вот именно, — согласилась Ася. — Все время на ногах, да еще и ответственность… У нас это — когда операция, у них — все дежурство, с первой до последней минуты. Да еще с оружием в руках. Представляешь, какая психическая нагрузка? Не понимаю, почему их чаще не сменяют.
— Майор говорит, что людей не хватает. Подготовленных и проверенных.
— Да, мне он тоже что-то такое говорил, — вспомнила Ася. — Следовательно, на посту подготовленные и проверенные… Вот и хорошо. Значит, ему можно спать спокойно. Пойду попробую усыпить. Вдруг получится.
— Получится, — уверенно сказала Люда. — Всегда получается, с чего бы сейчас не получиться-то?…
Это была еще одна легенда, выдуманная Светкой об Асе. Без всяких на то оснований, как считала Ася. То есть кое-какие основания были, но до того жиденькие, что никому, кроме Светки, в голову не пришло бы раздувать пару нечаянных совпадений в такую ветвистую, махровую, развесистую легенду. Просто однажды очень нервничающая накануне плановой операции пациентка пожаловалась, что от страха не может уснуть уже вторые сутки.
— Ну и напрасно, — сказала Ася, села на стул рядом с кроватью, взяла пациентку за руку, заглянула в лицо, а сама все приговаривала тихим голосом, копируя интонацию тети Фаины, когда та укладывала детей: — Страх — это от усталости, а усталость — от бессонницы… Вот и получается, что вы не спите не потому, что боитесь, а боитесь потому, что не спите. Это почти у всех так. А потом все вспоминают, как боялись, — и смеются… И вы смеяться будете, правда-правда. Вы уже начинаете смеяться… Это очень хорошо. Значит, сейчас спокойно уснете. И будете спать крепко, и видеть хорошие сны, и проснетесь завтра веселая и сильная…
Пациентка уснула на глазах потрясенной общественности, улыбаясь. В палате лежали еще три женщины, все — плановые, все ждали операций, и страх соседки их заражал. О том, как Ася усыпила ее за три минуты, больные потом рассказывали друг другу с удивительными подробностями.
Потом — совсем уж явная случайность: пятилетний мальчик после операции капризничал, требовал маму и вообще не соглашался ложиться спать. Ася поговорила и с ним, пообещала, что мама придет после того, как он поспит, так что надо поскорее уснуть — тогда и ждать не придется… Ребенок тоже уснул через пару минут.
А потом так и повелось: «Ася Пална, что-то не спится». — «А вы закройте глаза — и засыпайте».
Закрывали и засыпали. Сразу. Как будто для этого ее команда нужна была. Ася несколько раз пыталась объяснить народу, что он, народ, и сам себе может то же самое скомандовать, но Светка ревностно охраняла легенду от развенчивания, ругала Асю за скептицизм и напоследок прибегала к своему любимому аргументу: «Ну, усыпи человека, чего тебе стоит»… Ну, Ася и усыпляла. Точно так же, как снимала боль прикосновением руки, — абсолютно не веря во все это дремучее шаманство. Ведь глупость же несусветная, как людям не стыдно… Но раз им помогает — то и пожалуйста, ей не жалко.
…В палате Гонсалес и Тугарин разговаривали о чем-то тихими, но очень сердитыми голосами. Кажется, спорили о методах ведения расследования. Интересные темы выбирают нынче менты для задушевных бесед с зэками. Или это зэки темы выбирают? Тем более интересно. Когда вошла Ася, беседующие тут же замолчали, оба поднялись со своих кроватей, на которых валялись в совершенно одинаковых позах — на спине, с руками за головой и с ногами задранными на спинку кровати. Что за манеры… А, нет, это не манеры, конечно, это рост. Для них просто кровати коротковаты. А нечего было вырастать до таких нечеловеческих размеров.
— Сядьте, пожалуйста, — недовольно сказала Ася. — И никогда не вскакивайте при появлении врача. Больной должен лежать и ждать, когда ему разрешат подняться.
Гонсалес сел и спросил:
— Так мне сидеть или лежать? Тугарин тоже сел и сказал:
— Так я же здоровый.
— Больному оставаться на месте. Здоровому разложить диван и перенести туда постель больного.
— Зачем? — спросили здоровый и больной в один голос.
— Диван широкий, — объяснила Ася. — По диагонали больной уместится во весь рост. А вы, господин майор, наверное, уместитесь на кровати больного, она все-таки намного длиннее, чем ваша. Так что свою постель перетаскивайте туда, будете оба спать, не задирая ноги на потолок.
Тугарин встал и пошел возиться с диваном. Гонсалес принялся сгребать в кучу подушки и одеяла, мимоходом сказал:
— Не, командир, майор все равно спать не будет, опять через каждые два часа начнет шататься, посты проверять. Или чего он там делает?… В общем, не согласится он ложиться.
— Кто ж его спрашивать будет?
Тугарин и Гонсалес быстро переглянулись и одинаково хмыкнули. Скептически. Ну и что, она тоже скептик. Тем легче найти взаимопонимание. Наконец постели перестелили, Гонсалес и Тугарин уселись каждый на свою новую и с ожиданием уставились на Асю. Интересно, чего они ждут? сказки перед сном?
— Все, отбой! — скомандовала Ася. — Больной, ложитесь немедленно, не нарушайте больничный режим.
Гонсалес с готовностью вытянулся на диване и с удовольствием отметил:
— По диагонали действительно вмещаюсь, Удобно. Спасибо, командир. — Господин майор, а вы на новой кровати помещаетесь? — заботливо поинтересовалась Ася.
— Да я пока спать не собирался, — нерешительно сказал Тугарин.
— Да это как хотите, — согласилась Ася. — Я же не об этом спрашиваю. Я о том спрашиваю, подходит вам размер или нет…
Тугарин вздохнул, улегся, вытянулся и обреченно пробормотал:
— Подходит… Я маленький… Только все равно через пару часов всех обходить…
— Я разбужу, — пообещала Ася. — Я здесь посижу, покараулю, пока вы спите. Так что закрываете глаза — и засыпайте. И спите до тех пор. пока я вас не разбужу. Вы будете спать крепко-крепко и видеть хорошие сны, и отдохнете как следует, и проснетесь бодрым и сильным…
Она замолчала и прислушалась к дыханию Тугарина. Похоже, не притворяется. Правда спит.
— Он что, правда спит? — недоверчиво спросил Гонсалес. — Командир, как ты это делаешь? Гипноз, что ли?
— Какие глупости! — возмутилась Ася шепотом. — Человек просто устал как собака, вот организм и не выдержал напряжения… Вам бы тоже поспать надо…
— Ой, нет, ты меня не усыпляй! — Гонсалес даже испугался. — Я днем спал… Да и вообще я здесь хорошо высыпаюсь. Ты правда здесь посидишь? Давай поговорим, а? Или ты тоже спать хочешь?
— Ладно, поговорим, — согласилась Ася. — А о чем?
— Не знаю…
Гонсалес замолчал, глядя в потолок зеленым правым глазом. Тоскливым. Ася выключила свет, прошла к креслу, долго устраивалась в нем, стараясь не очень шуршать своим хирургическим костюмом, наконец нашла удобную позу, замерла неподвижно — и только тогда Гонсалес продолжил:
— Не знаю я, о чем с женщинами можно разговаривать. Забыл. Вот, например, тебе о чем говорить интересно?
— Мне говорить неинтересно, мне интересно слушать. О чем угодно. Обо всем.
— Тогда я тебе обо всем рассказывать буду, — помолчав, сказал Гонсалес. — Ты хороший человечек, тебе можно. А то я все время боюсь, просто сил уже никаких… Ты ведь меня за это не запрезираешь?
— Я тоже все время боюсь, — шепотом призналась Ася. — Это потому, что ничего не понимаю. А вы что-нибудь понимаете?
— И я ничего не понимаю… — Гонсалес повздыхал, поворочался и неожиданно предложил: — Командир, ты лучше вопросы мне задавай. А то я даже не знаю, с чего начать.
— Ладно, буду задавать, — согласилась Ася. — как зовут вашу маму?
Глава 7
Ася ожидала, что свободные дни накануне ее последнего перед отпуском дежурства будут переполнены суетой и посторонними заботами. И даже — неприятностями. И уж как минимум — выяснением отношений с Тутариным. Он-то к ней — с полным доверием, можно сказать — во все детали посвятил… Ну если и не во все, то кое-что все-таки рассказал. В помощники зачислил. А она, вместо того чтобы оправдывать его высокое доверие, фактически отстранила его от командования. И более того — на время вывела из строя. Правда, на совсем короткое время. В шесть утра он проснулся сам. Поняв, что проспал всю ночь, впал в недолгое недоумение. Почти сразу вспомнил, как она его усыпляла, но почему-то не рассердился. Выслушал ее краткий отчет о проделанной работе: посты в течение ночи регулярно проверялись дежурным персоналом отделения, трижды поились крепким кофе, один раз кормились бутербродами. В отделение никто не входил, из отделения никто не выходил. И экстренных не привозили. И не звонил никто. И вообще не дежурство было, а сон в летнюю ночь… Тугарин покивал, поговорил минутку с кем-то по сотовому, спросил о чем-то обоих автоматчиков, а потом заявил, что тоже бутерброд хочет. Или хоть чего-нибудь. Только кофе не хочет, потому что выспался хорошо, на трое суток вперед…
И даже Асино заявление о том, что днем в отделение придет Гонсалес-старший, не вызвало у Тугарина видимого протеста. Или хотя бы удивления. Выслушал, опять покивал, флегматично сказал:
— Это ж ваше отделение. Я тут не командую Мало ли кто сюда ходит… Может, у него глаз заболел. Только вот карантин… Светлана Алексеевна разрешит?
Узнав, что следующее Асино дежурство только в пятницу, расстроился:
— А как же тут без вас?… То есть — как мы без вас?… Ведь кто-то должен за порядком следить А вдруг случится что-то?
— Оставляю вас своим заместителем, — важно сказала Ася. — Надеюсь, что вы справитесь. Если возникнут трудности, обращайтесь к Светлане Алексеевне. Она способна решить практически любую проблему.
— Да я уже понял, — с неудовольствием ответил Тугарин. — Она способна… Чего и боюсь.
Светка, явившаяся на работу почти на час раньше, уже успела наорать на него за то, что спал одетым прямо поверх одеяла, а на Гонсалеса — за то, что опять босиком ходит. То есть лежит… В общем — живет. Это вам не овощной магазин!..
Алексеев тоже пришел на час раньше начала своей смены, печально пошатался по безлюдному отделению, от безысходности пообщался с лежачими старушками — главным образом про сон и аппетит. М-да… Прицепился было к Гонсалесу, но тут пришел Плотников, сказал, что сам больному перевязку будет делать. Алексеев завистливо повздыхал и стал цепляться к Тугарину — глаза, мол, не беспокоят? Тугарина глаза сегодня не беспокоили, и Алексеев пошел цепляться к автоматчикам. Тех глаза наверняка беспокоили после бессонной ночи, но к восьми их сменили новые, а новые смотрели на Алексеева ясными, выспавшимися глазами и на его вопросы честно отвечали: «Никак нет».
Ася все придумывала, как еще раз устроить Гонсалесу разговор с матерью, но никак не могла улучить момент, чтобы незаметно сунуть ему телефон, — Тугарин не отходил от нее ни на секунду. Переодеваясь перед уходом, она попросила Светку организовать звонок. Светка удивилась:
— А что за проблема? Сделаем. Чего ты раньше не сказала-то? Только ты мне на счет прямо сразу положи чего-нибудь, а то я карточку забыла, а у меня там копейки остались, минут на десять… Не беспокойся, будет наш больной с мамой трепаться, пока обоим не надоест. Тоже мне, проблема! Что за привычка — из всего проблему сочинять?
Выйдя из своего кабинетика вслед за Асей, Светка увидела Тугарина, который нетерпеливо топтался в коридоре, и тут же устроила ему допрос.
— Ты чего здесь делаешь? Ты почему не на боевом посту? Ты с кем больного оставил? С бабой Женей?… А, ну ладно, живи пока… Можешь проводить Асю Палну до выхода. Заодно и драндулет ее из подсобки выкатишь. Железка тяжелая, а она слабая женщина. А ты мальчик здоровенький, не надорвешься. Иди. До свиданья, Ася Пална, счастливого пути.
— До свидания, Светлана Алексеевна, спокойного дежурства…
Выходя из отделения, Ася оглянулась — Светка торопливо шуршала бахилами к пятой палате, на ходу вынимая из кармана мобильник. Даже и не скрывает. Тугарин поймал Асин взгляд, тоже хотел оглянуться, но передумал. Спускаясь за ней по лестнице, ворчливо заявил:
— Я не такой дурак, как вам хочется, Ася Пална.
— А почему вы думаете, что мне хочется, чтобы вы были дураком, господин майор? — на всякий случай спросила Ася, хотя догадывалась, что телефон в Светкиной руке он заметил и хочет, чтобы Ася об этом знала.
— Да ладно, — все еще ворчливо ответил Тугарин. — Конечно, я — злой цербер, а вы все — добрые самаритяне… Только если бы Гонсалес действительно преступником был — черта с два вы бы мимо цербера прошли. И в наручниках он бы круглые сутки сидел… И лежал. И даже на работу самого Плотникова мне наплевать было бы…
— Но-но, — строго оборвала его Ася. — Не поминайте имя Плотникова всуе… А сослагательное наклонение — это что значит? Это значит, что вы уже уверены, что Гонсалес — не преступник? И что никакой опасности ни для кого не представляет? Тогда почему он до сих пор не на свободе?… Я имею в виду — почему он до сих пор считается заключенным?
— Долгая история, — уклончиво ответил Тугарин.
И замолчал. И молчал все время, пока выкатывал мотоцикл из комнатки под лестницей на первом этаже, куда Ася прятала его на ночь, а потом молча стоял и смотрел, как Ася вынимает из пакета шлем и перчатки и роется в карманах в поисках ключей, но находит только конфеты и маленькую сухую баранку… Стоял, смотрел, молчал и улыбался. Что тут смешного? Наверное, он думает, что это она сама всякой ерундой карманы набивает. Она сгребла все эти конфетки-бараночки и высыпала ему в ладонь. Между прочим, ладонь он подставил с готовностью. Хотя и уставился на конфеты примерно с тем же выражением, с каким Гонсалес-отец смотрел на конфету, которую выдала ему Наташка при знакомстве.
— Пересмотр дела, конечно, будет, — сказал Тугарин, с подозрением рассматривая конфеты на своей ладони. — Это уже ясно… Но — долгая история. Если бы не глаз, мы бы Сергея уже сейчас увезли отсюда. И спрятали бы надежно. Он должен опознать того, который удрал. Он его помнит. Такой свидетель!.. Обязательно увезли бы. Но Плотников говорит, что нельзя… Ася Пална, почему нельзя? Хоть вы мне объясните. Операцию уже сделали, глаз видит, Гонсалес говорит, что уже не болит ничего, все на нем заживает как на собаке… Что тут опасного: взять и увезти? Опасней на месте оставить…
Ася расстроилась. Зачем он ей это говорит? Она и так знает, что Гонсалеса сейчас следовало бы спрятать так, чтобы и милиция не нашла. Местная милиция. Но ведь его действительно нельзя с места трогать. По-хорошему — ему бы вообще дня три лежать на спине неподвижно, как всем остальным после подобных операций. Правда, заживает на нем все с удивительной скоростью, совсем не как на остальных. Но если Плотников говорит, что увозить нельзя, — значит, нельзя.
— Плотников знает, что говорит, — озвучила Ася известную всему отделению аксиому. — А вы бы лучше охрану почаще меняли. Люди устают к концу вахты.