— Помогите мне. Двигать надо в сторону окна.
Гонсалес положил на карту свои ладони рядом с Асиными, никаких усилий с его стороны Ася не заметила, но карта послушно поехала в сторону, открывая темный проем в стене. Когда-то это было подсобное помещение, что-то вроде большой кладовки, забитой всякой ерундой. Потом кладовку вычистили, отремонтировали, оборудовали под маленький рабочий кабинет, и Плотников хранил там свой архив. Раздвижные двери сделали для удобства-в кабинете Плотникова и так места не было, обыкновенную дверь распахнуть было бы невозможно.
— Лезьте прямо через кушетку. Там никаких ступенек, не споткнетесь. Выключатель справа.
Гонсалес перешагнул через кушетку, стоящую вплотную к двери, в кладовке вспыхнул свет, и Ася стала не без труда задвигать дверь на место. Гонсалес оглянулся, с фальшивой игривостью заметил:
— Тут и двое поместятся.
— Молчать и не шевелиться, — шикнула на него Ася со Светкиной интонацией и задвинула дверь до упора.
И тут же услышала шаги в коридоре. Чужие. Кто-то шел без бахил. Но спокойно и уверенно, как свой. Она осторожно заглянула в прозрачную полоску, не закрашенную белилами, как все остальное стекло в двери. Светка после ремонта из-за этой незакрашенной полоски страшно бесилась, хотела собственноручно закрасить, но потом забыла, потому что полоска была крошечной, со стороны коридора совершенно незаметной, так что Светке о себе не напоминала. А из кабинета в эту миллиметровую прозрачную полоску можно было увидеть часть коридора и двери четвертой, пятой и шестой палат. По коридору шли двое. Один — пятнистый с автоматом, другой — в белом халате и в шапочке. Тот, что в халате, шел впереди, автоматчик — за ним. Было похоже, что автоматчик конвоировал врача, вызванного из другого отделения. В ее отделении никто, кроме бабы Жени, в белом халате не ходил. Врачей из других отделений в офтальмологию вызывали довольно часто, особенно к лежачим старушкам. Но эти двое шли вовсе не в сторону палаты лежачих. Они шли в сторону пятой палаты. А к больному Гонсалесу никто никаких врачей из других отделений не вызывал.
Она уже собралась выйти и предупредить автоматчика, что он ведет никакого не врача, а совсем постороннего человека, вообще неизвестно кого, то есть как раз известно, так что необходимо немедленно арестовать этого ряженого, обыскать, отобрать пистолет и тут же допросить — ведь у него наверняка есть сообщники, во всех сериалах подробно показывают, как действуют наемные убийцы: кто-то отвлекает внимание охраны, а кто-то тем временем тихо проникает в помещение, где находится жертва. Она уже почти открыла дверь. То есть почти решила открыть…
Автоматчик вдруг тронул ряженого за локоть, тот оглянулся, автоматчик сделал какой-то знак, постоял, глядя в сторону выхода на лестницу… Ася выхватила телефон из кармана куртки, за пару секунд нашла номер Тугарина, услышала в трубке его дыхание, быстро прошептала:
— В коридоре чужой. Тот, что в белом халате, — не врач.
— Тихо сиди, — таким же быстрым шепотом ответил Тугарин, — Ни в коем случае не суйся… Поняла? Ни в коем случае. Что бы ни случилось. Отбой.
Что бы ни случилось… Что — «что бы»? Что он имел в виду? Что может случиться?…
Да что угодно, и он это знает. Он этого ожидает. Он этих ожидает — мента с автоматом, который, наверное, даже и не мент, и наряженного в белый халат, который уж точно не врач.
Ася не могла оторваться от прозрачной полоски в закрашенном белилами стекле — наверное, потому, что оцепенела от страха. Думала при этом почему-то не о Тугарине, к которому шли убийцы, а о тете Оле, которая в любой момент могла выйти из палаты лежачих старушек в коридор. И об Алексееве, который в любой момент мог подняться на второй этаж. И о том рыжем автоматчике, которого Тугарин поставил на лестничной площадке вместо исчезнувшего. Почему он пропустил в отделение этих, которые сейчас идут к Тугарину?… Значит, о Тугарине она тоже думала. Было так страшно, что даже мутило…
Двое чужих подошли к пятой палате. Пятнистый стукнул в дверь, что-то спокойно сказал. Тугарин из-за двери что-то ответил. Тоже спокойно и даже весело, как показалось Асе. Пятнистый толкнул дверь и отступил в сторону. Белый халат встряхнул правой рукой и шагнул вперед.
То, что у него в руке откуда-то оказался пистолет с глушителем, Ася поняла только тогда, когда пистолета в его руке уже не было. Пистолет валялся на полу сам по себе. А белый халат — сам по себе. Наверное, даже сознания не потерял, потому что левой рукой пытался прикрыть голову. Правая шевелиться не могла — похоже, была сломана или вывихнута в плече. А как это получилось, Ася не заметила. И Тугарина в открытую дверь палаты видно не было.
Вдруг пятнистый торопливо и как-то неловко выставил автомат и дал короткую очередь по лежащему на полу. По тому, в белом халате. От грохота выстрелов Ася на время оглохла. Во всяком случае, ей так показалось, потому что сразу после выстрелов стало как-то особенно тихо.
— Зачем? — спросил голос Тугарина в этой тишине. — Он был уже безопасен.
— Так ведь пушка у него! — сказал автоматчик глупым голосом. — Прям под рукой! Вот же!..
Бросил автомат на пол и схватил пистолет. С глушителем. Выстрела почти не было слышно. Будто от резкого пинка дверь палаты шарахнулась, стукнулась обо что-то и медленно поплыла назад, закрываясь.
— Ты в меня попал, — спокойно сказал Тугарин. — А в Гонсалеса — нет.
Пятнистый еще два раза выстрелил по двери. Прислушался, торжествующе заявил:
— И в него попаду.
Тугарин молчал. Пятнистый придержал дверь рукой и осторожно сунулся в палату. И тут же отлетел назад, уже без пистолета. И опять Ася не поняла, как это получилось. Как будто в дверном проеме мелькнула какая-то тень. Такая тень бывает от птицы, пролетевшей за окном. Пятнистый сидел на полу почти рядом с тем, в белом халате, матерился и хватал себя левой рукой за поясницy. Правую держал на весу, неловко вывернув и отведя в сторону. Наверное, и у пятнистого рука была тоже сломана или вывихнута.
В дверях палаты появился Тугарин, закрыл весь проем плечами. Низкое вечернее солнце светило из окна ему в спину, и Ася не могла разглядеть, ранен он или нет. Живой — уже хорошо… Нет, наверное, все-таки ранен: наклонился с заметным трудом, прижимая левую руку к боку, правой подобрал с пола пистолет с глушителем, бросил куда-то в глубину палаты — скорее всего, на диван. Равнодушно сказал пятнистому:
— Не попадешь ты в Гонсалеса. Его здесь уже давно нет. Промашечка вышла… Вставай, больной, вставай, не пачкай чистый пол своей септической фигурой.
Ася немножко успокоилась. Даже улыбнулась. Не похоже, что Тугарин ранен. Раненые так себя не ведут.
— А где он? — растерянно спросил пятнистый, не переставая ощупывать поясницу левой рукой. Ответа на свой дурацкий вопрос ждать не стал, застонал сквозь зубы, со злобным вызовом заявил: — Сам не встану. Ногу тоже сломал.
Врал. Ася видела его ноги, ничего там сломано не было. Когда пятнистый рухнул на пол, он первым делом согнул в коленях ноги, будто собирался тут же вскочить. Увидел в дверях Тугарина — и ноги вытянул.
Тугарин высунулся в коридор, быстро глянул в оба его конца, внимательно посмотрел, далеко ли отлетел автомат пятнистого — автомат отлетел далеко, почти к двери кабинета Плотникова, — к покладисто согласился:
— Ну, валяйся. Не на руках же мне тебя носить. Ох, сколько тете Оле работы сегодня… Скажи спасибо, что Светлана Алексеевна ушла. Ты бы у нее пожизненным не отделался. Она бы тебе на месте казнила. Повезло тебе, крыса.
И потащил из кармана телефон.
А пятнистый потащил из-под куртки пистолет Ему было неудобно вытаскивать пистолет левой рукой, пистолет был засунут под ремень за спиной в расчете на правую руку. Поэтому Ася успела. Или потому успела, что время вдруг замедлилось, замедляя и все вокруг, оставляя в себе всех, кроме нее. Она слышала, как за спиной медленно зашуршала карта, висящая на раздвижной двери кладовки, и поняла, что Гонсалес собрался выходить из убежища. Она видела, как Тугарин медленно подносил телефон к уху и еще медленнее поворачивался, наверное собираясь отойти в глубь палаты. А пятнистый медленно тащил из-за спины пистолет, одновременно медленно вертя его в пальцах, чтобы устроить рукоятку в ладони… Сколько секунд в ее распоряжении? Хорошо бы хоть одна… Она не рассчитывала на большее, поэтому постаралась уложиться в секунду, превратив несколько движений в одно, — распахнула дверь, подхватила с пола автомат и прыгнула вперед, в прыжке замахиваясь автоматом как дубиной. Автомат оказался тяжелым, она не ожидала, что он такой тяжелый, вот и не сумела удержать его в руке, когда приклад впечатался пятнистому в плечо. Автомат отлетел в одну сторону, с грохотом рухнул на пол и заскользил по линолеуму вдали коридора. Ася отлетела в другую сторону, шлепнулась на пол почти бесшумно, а скольжение по линолеуму притормозил стул, который стоял здесь для отдыха охраны. Пятнистый взвыл и свалился на спину. Пистолет лежал прямо возле его левой руки, но вряд ли он его может этой рукой взять. Он еще долго ничего не сможет брать ни левой, ни правой рукой. Но все-таки на всякий случай надо поднять этот пистолет, и пусть Тугарин кинет его тоже куда-нибудь подальше, на диван в палате…
Эта мысль включила нормальную скорость времени. Или, наоборот, выключила Асю из нормального времени, затормозила ее так, что все происходящее вокруг казалось стремительным мельканием теней от птиц, летящих за окном. Вот только что, секунду назад, Тугарин был в палате, тащил из кармана телефон — а сейчас уже сует телефон опять в карман, успев поговорить. Она даже слышала этот разговор, только совершенно ничего не поняла, потому что на такой скорости ее мозг работать не умел. И вот только что, секунду назад, в кабинете Плотникова шуршала карта на двери, которую пытался открыть Гонсалес, — а сейчас Гонсалес стоит над ней, низко склонившись, и внимательно смотрит зеленым правым глазом, окруженным черным синяком с желтыми краями. Как можно висеть вниз головой, если левый глаз ему оперировали только неделю назад?! Сто раз ведь объясняли, двести раз, тысячу раз! Хоть кол на голове теши — люди совершенно не хотят думать, чем может кончиться любое нарушение правил послеоперационного поведения!
— Немедленно выпрямитесь, — строго прикрикнула Ася, глядя на Гонсалеса снизу вверх. — Вы что, с ума сошли? Неделя после операции! Гонсалес выпрямился, оглянулся, с облегчением сказал:
— Майор, она в норме. Уже склочничает. Опять повернулся к ней, склонился еще ниже прежнего — и вдруг подхватил ее на руки! И правда ума нет! Плотников почти три часа глаз чинил! И как починил! Сам сегодня сказал, что через пару дней уже бояться нечего! Это же чудо, как они не понимают?! Но пара дней еще не прошла! Сейчас пока есть чего бояться!.. Нет, ну совершенно больной…
— Больной, немедленно поставьте меня на пол, — злобно приказала Ася. — Вы что, работу Плотникова угробить хотите?! Вам же было русским языком сказано: никаких физических нагрузок!
— Это ты, что ли, физическая нагрузка? — радостно изумился Гонсалес и засмеялся. Можно сказать, прямо ей в лицо. — Майор, слышал? У котенка мания величия.
— Тихо, тихо, — опасливо отозвался Тугарин, не отрываясь от осмотра карманов пятнистого, который лежал на полу смирно, только иногда поскуливал сквозь зубы. — Ты Асю Палну отпусти все-таки… Я, например, понял, почему ее все так боятся. А ты еще не понял? Отпусти, Сережа, а то вдруг она расстроится… Последствия-то какие, а? Помоги мне лучше, а то я чего-то никак… Неудобно мне чего-то…
Он говорил легким тоном, будто болтал, не особо задумываясь о смысле слов, но Ася насторожилась. И Гонсалес насторожился, осторожно поставил ее на ноги, как-то машинально погладил по голове и обернулся к Тугарину. Внимательно пригляделся, недовольно буркнул:
— Э, майор, кончай геройствовать. Эти не убегут… Давай-ка мы тебя посадим куда-нибудь. А лучше — положим.
— Не время, — тоже недовольно ответил Тугарин. — Сюда уже с двух сторон едут. Не знаю, кто первый.
— Да когда ж это кончится? — спросил Гонсалес неизвестно у кого и оглянулся на Асю: — Командир, у вас тут нормальные бинты водятся? Или только ерунда, чтобы на глаза лепить?
Тогда и Ася увидела: левый рукав у Тугарина весь в крови. Пятно крови расплывалось на плече и быстро ползло вниз, уже до самой ладони доползло. И левая штанина под коленом краснела прямо на глазах.
— Есть нормальные бинты, — сказала Ася и пошла в Светкин кабинетик, пытаясь вспомнить номер дежурного телефона хирургии.
Ну и денек выдался. Действительно — когда ж это все кончится? Хорошо хоть, что в отделении никого нет…
И тут из палаты лежачих старушек выглянула тетя Оля. Спасибо, что не раньше, когда у пятнистого в руках был автомат. Ася приложила палец к губам, тетя Оля кивнула, обернулась к лежащим в палате и громко сказала:
— Я ж так и знала, что телевизор! Вот ведь безобразники! Погодите, сейчас я там порядок наведу…
Вышла из палаты, плотно закрыла дверь, глянула вдоль коридора, опять кивнула и деловито спросила:
— Ася Пална, что надо делать-то?
— В хирургию позвоните, — попросила Ася. — Майор ранен. А потом — что он скажет…
Когда она вернулась со всеми нормальными бинтами, которые нашла в Светкиных запасах, Тугарин уже сидел в палате, в мягком кресле, без рубашки и с закатанной левой штаниной. Тетя Оля сидела на диване, вытряхивая из решетки кубики льда в кювету для инструментов. Гонсалес пристегивал пятнистого наручниками за ногу к спинке кровати. Пятнистый матерился и скрипел зубами.
— Позвонила, — деловито сказала тетя Оля, оглянувшись на вошедшую Асю. — Сейчас будут. Сказали, чтобы пока лед на раны… Кровищи-то!..
— Да это ничего… — Тугарин отнял от плеча совершенно красное от крови скомканное полотенце и поморщился. — Давайте еще, тетя Оля… Убирать-то вам сколько придется… Виноват.
— Молчи уж, больной, — проворчала тетя Оля. Хлопнула входная дверь отделения. Тугарин бросил полотенце на пол, подхватил автомат с дивана и шарахнулся к выходу из палаты. Схватил Асю раненой рукой за локоть, почти отбросил от двери к дивану. Рука, хоть и раненая, была все равно каменной.
— Сядьте на место, господин майор… — Ася пощупала свой локоть: цел еще? Кажется, пока цел. — Это Алексеев вошел. Я его шаги знаю.
Тугарин быстро выглянул в коридор, кивнул, снова пошел к креслу, сильно хромая. С трудом сел, положил автомат на колени и взялся за мобильник, лежащий на диване рядом с окровавленной курткой. Шаги Алексеева замерли рядом с палатой. Ася выглянула: Алексеев стоял над телом убийцы, настороженно смотрел на дверь. Увидел Асю, заметно успокоился, почему-то виновато сказал:
— Задержался немного. Там, на лестнице, еще один лежит. Этот, который здесь стоял. Рыжий. Я посмотрел — живой. Только без сознания. Кого вызывать-то? Прямо война какая-то…
— Всех уже вызвали, — подал голос Тугарин. — Зайди, доктор, помоги тете Оле. Асенька, и ты иди сюда. В нашем распоряжении тридцать секунд.
Ася оглянулась — Тугарин опять улыбался. И опять от этой улыбки у нее похолодело в солнечном сплетении. Неужели он сам не понимает, как подобные улыбки в подобных ситуациях могут действовать на окружающих? Ага, наверное, понял, потому что посмотрел на нее внимательно и улыбаться перестал.
— В общем, так, — сказал Тугарин, бросая на пол второе окровавленное полотенце и беря из рук тети Оли чистое, с завернутыми в него кубиками льда. — Вы пришли на выстрелы, а тут только я и вот эти… Больше никого не было. Понятно? Совсем никого. Ася Пална сразу после дежурства уехала, правильно? И не возвращалась. Зачем ей возвращаться? И больного вы не видели… Асенька, у меня к тебе опять очень большая просьба. Ты можешь увезти больного куда-нибудь? Ненадолго. Но чтобы никто не знал куда. Я не могу вычислить, кто сейчас сюда первый приедет — мои или… Асенька, только тебя здесь быть не могло, понимаешь? В твоем распоряжении…
В его ладони шмелем загудел мобильник. Тугарин молча послушал несколько секунд, бросил телефон на диван и хмуро закончил:
— Я не знаю, сколько в твоем распоряжении времени. Может, правда секунды какие-то.
— Володь, найди больному какую-нибудь куртку, — быстро сказала Ася, выходя из палаты.
— Зачем? У меня своя есть… Гонсалес еще что-то спрашивал, но она уже не слышала, бегом направляясь к Светкиному кабинетику. Большая удача, что второй мотоциклетный шлем она хранит в ее шкафу. А ключи от дверей и запасную лестницу между этажами — всегда в кармане. Хорошо.
И опять время будто замедлилось. Когда она вернулась в палату, Гонсалес только начал медленно надевать кожаную куртку — новую, на ней даже ценник не был срезан. Алексеев только срывал упаковку с бинта — медленно… Тетя Оля только собиралась заворачивать лед в следующее полотенце — медленно…
— Неудачно получилось, — медленно сказал Тугарин. — Извини, Асенька.
— Больной, идите за мной, — быстро сказала она и машинально сорвала с куртки Гонсалеса ценник. — Господин майор, не звоните первые полчаса.
И вышла, не дожидаясь его ответа и не прощаясь с остальными. Ее же здесь не было, так что и прощаться некому. А Гонсалес что-то сказал и тоже вышел за ней. В коридоре Ася сунула ему в руку пакет с обоими шлемами, на ходу порылась в карманах и подошла к двери на запасную лестницу уже с ключами в руке. Остановилась, внимательно прислушалась, открыла дверь и выглянула на лестничную площадку. Пыльно. Ну да, форточка открыта, а здесь уже несколько дней полы не мыли. На тонкой пленке — никаких следов. Хорошо. Ася стала спускаться по лестнице. Гонсалес шел за ней. На площадке между этажами она вспомнила, что не закрыла дверь на ключ. Плохо. Быстро взбежала наверх, закрыла дверь, побежала вниз, споткнулась, чуть не упала, но Гонсалес поймал ее на лету, осторожно поставил на ноги, сердито прошептал: