Тот факт, что Тарилли со своими способностями чувствует его местонахождение за несколько комнат, советника сейчас совершенно не волновало, если она сумела добраться до Гинло, то жене в этот момент точно не до него. Хотя Урдежис очень сомневался, что она уже догадалась, как открыть потайную дверцу. Все чертежи, какие он смог найти, заботливый дядюшка спрятал в одном из самых надежных тайников, выучив прежде наизусть и несколько раз пройдя в сопровождении телохранителей. Разумеется, телохранители вскоре пропали… но зато никто кроме него теперь не знает тайну дворцовых лабиринтов.
Дверца, через которую советник попал на черную лестницу, находилась в противоположном углу от королевской опочивальни, и старик шел, не таясь и не опасаясь, что кто-нибудь его увидит. Всех слуг, кроме собственных, он приказал запереть, а охране тут нечего было делать. Эта часть замка считалась гостевой и была накрепко заперта, какие гости во время переворота? Тем, что были, оказалось достаточно намека, чтоб они исчезли, роняя по пути чулки и шляпы.
Через просторные гулкие залы, скудно освещенные редкими светильниками, советник добрался до лестницы, спустился на первый этаж и собственным ключом отпер узкую и низкую дверь, обитую, несмотря на невзрачность, металлическими листами.
Оказавшись в тесноватом коридорчике, советник так же предусмотрительно запер дверь изнутри и сторожко осмотрелся. Здесь было тепло, пахло травами и зельями, падал из приоткрытой двери яркий свет свечей и доносилось звяканье лопаточки о стенки котла. Урдежис не мог ошибиться, слишком часто он слышал тут этот звук.
— Это ты, старикашка? — насмешливо спросил глуховатый голос, и Урдежис, наскоро слепив на своей круглой физиономии добродушное выражение, ворчливо буркнул:
— А ты бы желал видеть кого-то еще?
— Упаси меня мастера! Мне и твоей рожи более, чем достаточно, — немедленно откликнулся высокий мужчина, стоящий у котла спиной к вошедшему.
Больше всего сейчас Урдежису хотелось не шутить с этим грубияном, а сунуть ему под лопатку прихваченный кинжал, но он никогда бы на это не решился. Советник даже руки за спиной сцепил, чтоб не было ни малейшего соблазна, протиснулся мимо хозяина и сел на широкую скамью, перед которой стоял камень с выдолбленным в нем отверстием и простейшее устройство для вращения ручки.
— Так значит, твой прекрасный план провалился?! — В открытую рассмотрев ночного гостя, констатировал хозяин, — а ведь еще вечером ты говорил, что все удалось?
— Тарилли со мной поссорилась, — даже проиграв подчистую, Урдежис не мог не солгать хоть в малом.
— Здорово же ты ее чем-то достал, раз она решилась на такое, — его собеседник наоборот, не собирался сластить пилюли, — ну и куда ты теперь?
— Дай мне зелий… и не спрашивай, — старик едко глянул на алхимика и все же подколол, — те, кто ничего не знают, спокойнее спят.
— Тут ты прав, — неожиданно согласился тот и легко сдвинув огромный котел в сторону, направился к шкафам, — тебе как обычно, драконьей крови, сонных капель и дурмана?
— Дай еще что-нибудь от ядов, понадежнее… и, Ральдис, будем в расчете?
— Договорились, — помолчав, сказал тот, — а ты уверен, что больше никогда не захочешь вернуться?
— Увы, от моих желаний больше ничего не зависит. Вот твое письмо… проверь… оно?! Давай зелья, а то начинает светать… не успею уйти далеко.
— Держи, — консорт всучил ему кошель с флаконами и забрал пожелтевший от времени свиток, — надеюсь, мы никогда больше не встретимся.
— Я тоже, — кивнул Урдежис и торопливо вышел прочь.
Оказавшись в коридорчике, беглец направился не к той двери, в какую вошел, а прошел дальше, свернул за угол и отпер застекленную дверь, выходящую на ведущее в сад крылечко.
По знакомым аллеям сада советник почти бежал, задыхаясь от непривычки, в спешке срезая напрямик углы и прикидывая, сколько осталось до стоявшей в дальнем углу беседки, в которой начинается новый потайной ход, ведущий за стену. Вроде — недалеко, вот только почему-то начали слабеть и заплетаться ноги. К тому же очень затрудняла передвижение налипшая на сапоги грязь, хотя дождь уже перестал, но пропитанная влагой жирная садовая земля мгновенно облепила обувь неподъемными комками.
Не переставая проклинать необдуманное желание сократить путь, Урдежис тяжело чавкал сапогами по посыпанной песком тропе, все чаще спотыкаясь о незаметные корешки и мелкие камушки. Он шатался и тяжело дышал, но продолжал бежать. Вернее, думал что бежит, со стороны его передвижение напоминало панга, запряженного в непомерно тяжелую повозку.
И все же упорный старик держался до последнего, до беседки оставалось совсем немного, когда его нога попала в почти незаметную выбоинку. Бывший советник грязно выматерился вполголоса, попытался удержаться на ногах — бесполезно. Ослабевшее тело больше не слушалось хозяина. Урдежис тяжело рухнул на мокрый песок, ссадил кожу на ладонях и ушиб колени, но упрямо продолжал движение, теперь уже на четырех конечностях.
Понимание истинной причины странного приступа слабости пришло слишком поздно, когда, почти сдавшись, старик протянул руку к заветному флакончику, подбодрить себя несколькими каплями чудодейственного зелья. Едва он щелкнул серебряным замочком, из распахнутого нутра кошеля пахнуло сладковатым и душным ароматом дурманящего зелья.
— Проклятый выродок, специально оставил незакрытым флакон, — успел подумать старик и безжизненно ткнулся носом в песок.
— Ну и настырный, гад, — высокая фигура неторопливо приблизилась к упавшему, легонько пнула в обтянутый узковатыми штанами зад, проверяя, не притворяется ли советник. Затем консорт затянутой в перчатку рукой осторожно вынул из безжизненных рук кошель, туго ввинтил в предательский флакон пробку и сунул кошель в провощенный мешочек из плотного полотна. Так же обстоятельно завязал, потом завернул, сунул вместе с перчатками в висевший на поясе кошель и только после этого размеренным шагом гуляющего человека направился назад, к башне.
Ради безопасности люди Инварда и Стана въехали в город все вместе, оставив королеву с детьми в приюте под надежной охраной. Проводили Тину с телохранителем в замок и остались ждать в ближайшем доме, который Инвард занял под свой штаб.
Слава неприкаянно бродила от окна к окну большой вычурно украшенной столовой, пытаясь никому не мешать и не паниковать. Казалось, все складывалось хорошо, и гвардейцы, провожавшие мнимых перебежчиков, донесли, что в замок их впустили беспрекословно. И сидевший у нее на плече Шарик получил сообщение сородича, следившего за процедурой перехода лжепредателя с высоты. Чудик доложил, что Васта с Костиком отвели во дворец, не обыскивая и не отбирая оружия.
— Это очень хороший знак, — уверенно объявил собравшимся в столовой адмирал, — значит, Урдежис готов на сделку.
Слава благодарно кивнула, и снова побрела вдоль стен, делая вид, что заинтересовалась гравюрами. В скручивающем душу непонятном беспокойстве не хотелось признаваться никому. Её тянуло еще раз бросить камни, но землянка старалась даже не прикасаться к заветному шнурку, помня, боги не любят слишком назойливых. Тем более что выпала вполне благополучная фигурка воина-победителя. В отличие от побежденного воина он был пузатеньким и вооружен мечом и щитом.
И все же каменный воин Славу не особенно убедил, слишком уж многое он символизировал, и слишком расплывчато про него говорила прежняя хозяйка четок.
Много больше женщину успокаивало объяснение моряны насчет особые способностей Тины, позволявших ей в крайнем случае справиться с обидчиками безо всякого оружия. Потом моряна исчезла по своим делам, а Слава присела к столу, послушать донесения сновавших между частями вестовых.
Две воинские части, где советнику не удалось сменить командиров, подчинились Инварду беспрекословно, еще из трех поступили ответы, что старшие офицеры и ветераны арестовали присланных Урдежисом офицеров и готовы вернуться в распоряжение ле Бенедли, если увидят законную королеву и принца и удостоверятся, что они свободны. Лишь в последней из частей происходило что-то непонятное, но до утра адмирал решил туда не соваться.
Как объяснил Славе постоянно державшийся поблизости Таш, двух объединившихся частей было более чем достаточно для захвата замка, при условии, что остальные не будут им мешать. А о том, чтобы они не мешали, позаботились нахлынувшие в город с наступлением ночи русалки. Теперь она припомнила, когда их отряд пробирался по городу, из всех харчевен доносились песни и смех, а хмурые верноподданные, не понимающие, чему некоторые так радуются, старались плотнее закрыть ставни и двери.
Когда на востоке едва заметно посветлел край неба, у осаждающих всё было готово. Командиры передовых гвардейских отрядов доложили, что подобрались почти под самые стены замка, два хотомара, нагруженные веревочными лестницами, веревками и крючьями уже разогрели пузыри и хумили, занявшие в них свои места, ждали только знака к отлету.
Но так и не дождались, сидевший на плече Ярославы Шарик вдруг встрепенулся и важно объявил:
— Все наемники обезврежены, Васт и Тина идут открывать ворота.
— Куда идут? — растерялась Слава и внезапно обнаружила, что все ринулись к двери.
Побежала и она, еще не веря, что правильно поняла слова унса и порыв детей, но уже ощущая, как начинает постепенно отступать напряженная тревога, грызшая ее последние два часа.
Когда Слава выскочила на крыльцо, то не сразу нашла взглядом сыновей. Вся широкая подъездная аллея была забита суетящимся народом, как набережная в праздничный день. Среди них преобладали два цвета, светло-зеленый и синий, выдавая принадлежность гвардейцев к одной из частей. Нет, строго-регламентированной формой, как принято в ее родном мире, одежда этих мужчин не была. Объединял однополчан лишь цвет, да продиктованная необходимостью практичность. Офицеров можно было определить по знакам отличия, вышитым на правом плече и более дорогому оружию.
К крыльцу примчались гвардейцы, ведя за собой наскоро оседланных пангов, и, не успела Ярослава оглянуться, как оказалась сидящей на животном впереди Таша.
Сначала женщина попыталась вывернуться и уже открыла рот, чтобы высказать телохранителю свое возмущение, что это еще за вольности?! Но тут мимо промчался Конс, и перед ним сидела Майка, впереди мелькнула черная бандана Стана, и он тоже ехал на панге не один. Значит, животных на всех не хватает, вовремя сообразила Слава, смирилась и смолчала, главное сейчас — что они уже едут и что с Костиком все в порядке.
От занятого адмиралом дома до замка, стоящего на вершине самого внушительного в округе холма, напрямую было всего метров триста, но дорога круто извивалась меж каменистых выступов, и заняла у отряда почти десять минут.
Больше всего их продвижению мешали повозки, панги и расположившиеся на обочинах на отдых гвардейцы. Привычные к походным условиям мужчины с потрясающим хладнокровием варили на скрытых за камнями костерках что-то незатейливое или просто спали, завернувшись в куски полотна. Им не мешали ни ярко светившие фонари, ни шум и топот взбиравшихся наверх пангов, ни возбужденные крики адмиральских адъютантов, пробивающих отряду дорогу к воротам.
Слава только успевала вертеть головой, рассматривая это скопление вооруженных туземцев, только теперь со всей полнотой понимая, что именно сделали для этих людей ее сын и его странный белокурый напарник.
В этот момент дорога снова круто повернула и Слава, разглядев, кого именно везет с собой Стан, разочарованно хмыкнула. Как ей могло прийти в голову, что он взял с собой Юнхиолу? Вон она, сидит впереди второго блондина, которого Костик ласково зовет зайчиком и настоящим другом. А вместе с ее старшим нетерпеливо подгоняет панга Тарос, позаимствовавший у ее сыновей одну из черных бандан, и потому не сразу узнанный землянкой.
Отряд был еще в полусотне метров от ворот, когда Ярослава разглядела, что они, эти ворота, не стоят на месте, а медленно и уверенно поднимаются вверх. Она уже успела представить себе, как они толпой ворвутся внутрь, как она бросится к Костику… обнять, убедиться, что цел и невредим…
И тут из узкой дверцы, прорезанной в одной из боковых башен, выскочила стройная светловолосая фигура, заглянула под ворота и, обернувшись к ним, подняла вверх руки в предупреждающем жесте.
— Осторожно, мы не можем найти, как надежно застопорить ворота! — Звонко сообщил знакомый голос, потом обернулся и спросил тише, — Что?
— По-моему, эти уроды срубили запорный шнек, — из распахнувшегося маленького оконца на уровне второго этажа выглянула голова Тины, озабоченно оглядела подъезжающих, и сообщила, — придется всем проходить по турникету. Я отпускаю.
Голова исчезла, внутри башни что-то ощутимо лязгнуло и ворота с грохотом врезались в каменный настил. Слава от неожиданности вздрогнула и передернула плечами, представив, что могло произойти с теми, кто попытался бы проехать под этой кованой из толстых листов махиной.
— Мы и по турникету можем, — Стан и Тарос уже соскочили со своего панга и бежали к дверце.
— Идем, я провожу, — не успела Ярослава сообразить, каким образом блондин нашел ее в куче всадников и оказался рядом, а сильные руки уже легко сняли землянку со спины животного и понесли в сторону башни.
— Васт! — одновременно воскликнули два голоса, и если в собственном Ярослава различила лишь легкую укоризну таким самоуправством, то в перекрывшем ее голосе Таша ясно слышалась неукротимая ярость.
А в следующий миг жилистая рука наемника легла на обтянутое тонкой туникой плечо анлезийца и резко дернула его на себя. Однако Васт, словно предчувствовавший это движение, плавно и стремительно вывернулся из захвата жестких пальцев, и с абсолютно невозмутимой физиономией продолжал нести женщину вперед.
— Отпусти ее по-хорошему, — тихо предупредил Таш, и от ненависти, зазвеневшей в его обманчиво-вежливых словах, у Славы нехорошо сжалось сердце.
Уж, чего-чего, а драк ей пришлось видеть немало, почему-то свидетели разборок всегда сначала вызывают скорую. Не раз довелось видеть, и как начинаются драки, пациенты клиник — люди нервные.
Слава почувствовала, как в ответ на заявление занийца сильнее напряглись мышцы держащих ее рук, и словно окаменел гибкий торс, но на их продвижении к дверце эти неуловимые изменения не отразились никак. Блондин все так же стремительно шагал вперед, дверца все приближалась, и осталось всего каких-то два-три метра, когда сзади послышались встревоженные крики гвардейцев.
Слава чуть приподнялась, заглянула за плечо Васта и охнула, Таш догонял их, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой кинжал.
— Васт! — испуганно выдохнула женщина, представив как эти мечи сейчас вонзятся в незащищенную спину ее носильщика.
— Не волнуйся, любимая, я его чувствую, — нежным шепотом солгал анлезиец, не мог он чувствовать эмоций соперника, зато слышал каждый звук и отлично понимал, что собирается сделать Таш.
— Последний раз говорю, отпусти женщину немедленно, полукровка, — а вот в этом заявлении Ярослава, ошарашенная словами блондина, расслышала и оскорбление и вызов.
Подоспевшие моряны, хумили и гвардейцы окружали их все более плотной толпой, и женщина понимала что они невольно загородили остальным путь к дверце, одновременно предоставив бесплатный спектакль, и это ей не нравилось все сильнее.
Похоже, несмотря на все усилия ее детей, кровь тут сегодня все же прольется… и придется бедному уставшему Костику лечить одного из этих петухов, с внезапной ясностью сообразила вдруг Слава, и это понимание стало последней каплей.
— Отпусти меня! — холодно процедила она, возмущенно уставившись в зеленые глаза анлезийца.
Мужчина очень неохотно разжал руки, бережно поставил ее на песок, и медленно повернулся к стоящему в трех шагах Ташу.
— Ну, и что тебе нужно?
— Мы уже разговаривали на эту тему, — с неприкрытой ненавистью процедил тот, — короткая же у тебя память.
— Это было очень давно, — ровным бесстрастным тоном сообщил Васт, выхватывая клинки, — я был тогда другим, и все было по-другому.
— Слушайте меня, — не выдержала Ярослава, — если вы сейчас же не уберете оружие, я больше никогда не буду с вами разговаривать, с обоими.